Полузакрыв глаза, он представил рядом с собой на мягкой перине жаждущее ласки ещё крепкое тело хозяйки и внезапно почувствовал острое желание. И вспомнив свои покаянные клятвы перед началом суда, снисходительно улыбнулся собственной слабости.

Ночью женщина вновь прокралась к нему и бесцеремонно разбудила. Он был не против. После пережитого в суде надо было расслабиться. Однако какой-то страх, что ли, мешал ему сосредоточиться на любовных играх. Ему все время казалось, что кто-то посторонний непрерывно наблюдает за ними. Ему вроде померещился даже скрип половиц, и он, прекратив ласки, прислушался. В доме была тишина. Нет, просто нервы не в порядке. Ничего, на юге подлечит. Однако уже без всякого удовольствия он воспринимал лежащую рядом женщину. Скорее бы она ушла! Вот черт! Вместо того чтобы отвлечься, он ещё больше растревожил себя. Не хватало ему ещё получить заряд дроби из хозяйского ружья.

За завтраком отставник старательно избегал смотреть в его сторону. Гребешков съел овсяную кашу, встал и направился на веранду. Перед дверью словно ненароком посмотрел в зеркало и наткнулся на тяжелый, полный ненависти взгляд хозяина, наблюдавшего за ним. Он все знает — это точно. Значит, ночью ему не показалось, и половицы действительно скрипели. Он вышел на улицу. Отставник уже не охранял его с прежней бдительностью и потому не остановил. Видимо, теперь, после его показаний в суде, он им не очень-то и нужен. Стало немного обидно.

На скамеечке у покосившейся калитки сидели две бабуси, они уставились на него, с любопытством его разглядывая. Он спросил, откуда здесь можно позвонить в Москву. Бабуси подробно объяснили, как пройти к правлению. Хмурый, небритый мужик в кепке, небрежно засунув в карман потертой джинсовой куртки предложенные ему деньги, спросил нужный номер телефона в Москве и, несколько раз крутанув диск, попросил какую-то Лену срочно соединить его с городом. Гребешков не разобрал слов, но по доносящимся из трубки звукам понял, что телефонистка крайне недовольна. Мужик терпеливо все слушал и, не возражая, ждал, когда та успокоится. Прикрыв трубку широкой ладонью, он лукаво подмигнул и объяснил:

— Племянница, стерва, дядю учит.

Наконец телефон соединился, и он услышал мягкий, с приятной хрипотцой голос Томки. Все, что хотел сказать, сразу вылетело из головы. Да и что он мог сказать, если их разговор наверняка эта самая Ленка, местная телефонистка, подслушивает. И потому он постарался быть предельно кратким.

— Томка, это я! Да неважно, откуда звоню. Но я вернусь — не спеши заводить себе нового человека. Я вернусь, и все будет по-прежнему. Ты поняла?

Трубка отозвалась тревогой:

— Где ты пропадаешь? Может, увидимся?

Он клятвенно заверил, что позвонит, когда вернется в Москву, и положил трубку на рычаг. Мужик понимающе ухмыльнулся.

Он вышел на улицу. Вот дура баба: ей одно, а она в ответ другое. Приспичило ей знать, где я. Вынь да положь!

Настроение было вконец испорчено. Возвращаться в дом пенсионера не хотелось, но и без дела шататься по деревне ему не пристало. Вон люди из изб начали пялиться: чужого человека здесь сразу заметят. Нехотя он вернулся в дом. К счастью, удалось избежать встречи с хозяином: тот строгал что-то в сарае. Ну и пусть себе строгает. Так и ему, имне спокойнее.

Хозяйка деловито сновала по дому. Похоже, её совсем не беспокоило настроение мужа. Он с отвращением подумал, что ей и сегодня ночью взбредет в голову пробраться кнему. Раздражающе бросились в глаза подкрашенные волосы на её висках и морщинистая кожа на тыльной стороне натруженных рук. И он удивился своему прежнему желанию.

Как медленно текли часы! Начало смеркаться. Он мучительно старался придумать, как избежать ночного визита хозяйки. Но, похоже, он зря беспокоился. Послышался шум подъехавшего мотоцикла. Он вышел на веранду. Молодой сержант милиции за рулем и рядом с ним в коляске сотрудник в штатском явно приехали за ним.

Высокий, в ладно сидящем сером костюме мужик с трудом вытащил свое мощное тело из коляски и приветливо махнул ему рукой, как старому знакомому.

— Ты, что ли, Гребешков будешь? Мы из райотдела милиции. Машина из Москвы, что за тобой послали, сломалась по дороге, как раз у поворота с основного шоссе. Пока они там колесо меняют, мы тебя до них подбросим, а не то на самолет опоздаешь!

Вот и выход из положения! Недолго раздумывая, он бросился за вещами. Ему не терпелось быстрее смотаться отсюда. Схватив свою спортивную сумку, он выскочил на улицу, даже не попрощавшись с хозяйкой. Тот, что в сером костюме, уступил ему место в коляске, сам сел сзади сержанта. Сержант чуть приподнялся, чтобы нажать на газ, но его остановил резкий окрик: Стой! Гребешков увидел, как побелели от напряжения костяшки пальцев сотрудника милиции, сжавшие руль.

И чего испугался? Просто этот дурной отставник бдительность проявляет, держит их под прицелом.

Милиционер сдуру даже руку к пистолету потянул. А тот, что в штатском, добродушный увалень, только хохотнул:

— А вот и охрана! Все в порядке, старина! Чернов нам о тебе говорил. Мы спешим, так что не волнуйся.

Казалось, упоминание о Чернове должно было успокоить бдительного служаку. Но он колебался. Вот дурак!

— А документы у вас, ребята, есть?

— Есть, батя! Да каждая секунда на учете. Там что-то не заладилось, и они билет на ближайший самолет взяли. Опаздывать нельзя!

Отставник все ещё сомневался. Гребешков встретился с ним взглядом и внезапно заметил в его глазах мстительную радость. Наконец отставник опустил ствол ружья и махнул свободной рукой:

— Ну что же, езжайте!

Тот, что в сером костюме, нетерпеливо хлопнул сержанта по плечу.

— Гони, Алеша! — Мотоцикл резко тронулся с места и, ныряя по ухабам проселочной дороги, начал стремительно удаляться.

Они выехали за околицу деревни, и мотоцикл, натужно урча, взмыл на высокий пригорок. Гребешков оглянулся назад и бросил прощальный взгляд на свое недавнее пристанище. В следующее мгновение мотоцикл начал головокружительный спуск вниз, ему на мгновение показалось, что он летит в пропасть.

Проводив взглядом мотоцикл, отставник не торопясь прошел в дом, аккуратно разобрал ставшее ненужным ружье и направился в комнату бывшего жильца. На подоконнике лежали второпях забытые гостем бритва, импортный флакон с одеколоном и помазок.

Ему они больше не понадобятся — это хозяин знал наверняка.

Сложив все в полиэтиленовый пакет, он вышел из дома, направился к деревянной будочке за огородом и бросил свою ношу в отверстие туалета. Сверток полежал на дурно пахнущей поверхности, а затем навсегда исчез в глубинах человеческих нечистот.

Пуля размозжила вдребезги затылок особо ценного свидетеля.

— Легкая смерть, о такой только мечтать можно: он и испугаться не успел, — все ещё дрожа от возбуждения, срывающимся голосом вымолвил переодетый в милицейскую форму Колян.

Зуб промолчал. Это была его привычная работа, и он не нервничал. Кряхтя, он начал вытаскивать безжизненное тело из коляски. Колян суетливо ему помогал. Труп бросили прямо под куст: им заплатили только за устранение свидетеля, а не за похороны. Отъехав на несколько километров, на всякий случай переоделись. Торопливо срывая с себя ненавистную милицейскую форму, Колян продолжал переживать детали происшедшего:

— Слушай, а как его вычислили?

Сбросив серый пиджак, Зуб после некоторого раздумья нехотя объяснил:

— Как всегда, бабы подвели. Позвонил своей крале. А у Копченого на АТС в Москве верные люди. Остальное ты знаешь.

— Слушай, а ведь мы чуть не загремели! Когда нас старик на прицел взял, ты бы свою пушку и вытащить не успел! Хорошо, хоть вранью твоему поверил.

Зуб равнодушно пожал плечами.

— Может, и не поверил — теперь уже неважно. Мы свое дело сделали. Туз с Копченым останутся довольны.

Мотоцикл они бросили недалеко от шоссе и, как было заранее обусловлено, пересели в Жигули, ожидавшие их возле столба, обозначавшего сотый километр от Москвы. За рулем сидел парень по кличке Губа. Колян его недолюбливал: хотя парень — качок и на морду вроде бы ничего, было все же в нем что-то волчье, неприятное. То ли челюсть слишком уж выдавалась вперед, то ли глаза были чересчур глубоко запрятаны и все время смотрели тебе в переносицу. Да и шрам на нижней губе не красил парня. Он, как и Колян, в группе Туза недавно. Из бывших армейских, тоже не блатной. Трепач, правда, большой, похвастаться любит. О шраме на губе говорит, что осколком гранаты при выполнении спецзадания зацепило. Врет! Небось по пьяной драке кастетом заехали. Вот и весь подвиг. Несерьезный парень, хотя физически подготовлен хорошо. И стреляет здорово. Недели две назад выезжали далеко в лес, якобы на пикник. А на самом деле Анатолий задумал учебную стрельбу. Там Губа из трех патронов — три банки сбил, да ещё на бегу, перевернувшись через голову. В спецназе, что ли, служил? Но здесь впрямую не спросишь: чем меньше знаешь, тем целее будешь. Да и машину Губа водит мастерски, от какого хочешь аса на моторе той же марки уйти сумеет. Видимо, взял его Анатолий для особых заданий, но пока кровью не повязали и используют на подхвате. Как только Зуб с Коляном сели на заднее сиденье, Губа рванул с ходу. Он знал, что лишних вопросов задавать не следует, и потому начал трепаться о своем. Как всегда — о бабах. Мол, есть у него одна краля. Олей зовут. Еще до его ухода в армию встречались. Потом он о ней забыл. Она уже и замуж выскочить успела, и ребенок у неё родился: четыре года пацану. А вот случайно увиделись, и вспомнилось старое. Сейчас от мужа к нему при каждом удобном случае бегает. Он и квартиру для встреч с ней снимает у какой-то бабки.