Уходя в океан, акванавт рвет пуповину, соединяющую его с материнской сушей, и чем дальше от берега и чем глубже идет погружение, тем очевиднее этот разрыв. Вокруг вода, а внутри — сознание одиночества и своеобразной изоляции от привычного мира. По сути дела труженики бездны отданы на произвол стихии. Они остро нуждаются в обществе себе подобных, иначе им трудно сладить с тем, что называется «глубинной аффектацией». Их пока единицы. Потом их будут тысячи — окажется мало. Миллионы — капля в океане, потому что Земля на три четверти Океан. Нужны миллиарды. И еще гармония нужна, гармония в неминуемой эволюции гомо субакватикуса[12]. Или равновесие — если угодно — между тем, что человек готовится приобрести в воде, и тем, что он уже имеет в себе после суши. А пока равновесия нет… Нет равновесия!? Стоп!..
Беспечность в воде обычно обходится дорого. Особенно при таком стремительном спуске. Мне повезло: я ударился грудью. Вспыхнули прожекторы, осветив шероховатую поверхность базальтовой глыбы. Пока нащупывал контактный диск, плавник сбросил меня со скалы, уволок к ее подножию и, завертев в неуправляемом штопоре, швырнул в оранжевые заросли прутовидных губок…
Я разглядывал свой трофей со смешанным чувством удивления и тревоги. Кирка, обыкновенная кирка, насаженная на металлическую ручку. Таким инструментом пользуются морские геологи. Я подхватил ее на песке где-то у подножия злосчастной скалы. Первые плоды тактики «свободного» поиска!
На карте эта терраса выглядела невзрачной ступенькой. А здесь… Насколько хватало глаз и позволял видеть свет, во все стороны простирался цветущий подводный оазис. Я стряхнул с левого ласта крупного рака — неимоверно длинные тонкие клешни! — и вернулся к подножию скалы, если скалой можно было назвать клумбу красно-желтых цветов.
Вершина утеса, вздыбленная над «клумбой», едва ли реже, чем подножие, облеплена колониями актиний и звезд. Я повел фарой вниз и осветил песчаную плешь. Призывно вспыхнул синеватый металлический отблеск…
Рядом с ружьями спал черный скат. Отогнав его, я поднял квантаберы. Да, оба здесь. И оба в рабочем состоянии: на тыльной стороне прикладов мигали рубиновые глазки — индикаторы заряда. Кирка в одной компании с украденными ружьями… Моя версия получает веское подтверждение. Где ты, безумец, где?..
Один квантабер я повесил на грудь, другой — на плечо и всплыл на вершину. Сел на утес, обхватив каменный выступ ногами, задумался — «ангел тьмы» в позе роденовского мыслителя. Вокруг сновала кормящаяся рыбья мелочь. Любопытные мальки нахально теребили ворс на моих коленях. Манта неподвижно застыла над головой.
Итак, возвратимся к исходной точке. Во время удара об эту самую скалу я думал о «равновесии». Чего-то с чем-то. Меня поразило совпадение собственных мыслей с загадочным содержанием передачи. В каком-то маленьком пунктике, в микроскопической детальке, но все же… «Я долго искала людей, я нашла, не покидайте меня, верните безличность, нет равновесия…» В этом, казалось бы, совершенно бессмысленном обращении мне слышится отчаянный призыв. А если попробовать расшифровать? «Я долго ждал вас и дождался, теперь не покидайте меня; обреченный на одиночество, я потерял рассудок, утратив равновесие между человеческой сущностью и теми изменениями в психике, которые подарила мне враждебная пучина». Неплохо, совсем неплохо. Но как быть с включенной в текст безличностью? Ума не приложу… Как ни верти, а, проклятая безличность никак не согласуется с тем, чего я, надеюсь, уже достиг, применив к этой детективной коллизии прославленную методику дедуктивного мышления. Не только не согласуется, но даже находится в противоречии. Н-да…
Манта мигнула прожекторами и подняла колонны света к зениту. Странно, кальмары никогда не атакуют сверху. На всякий случай я спустил предохранитель квантабера. Может быть, Манта почуяла кашалота? А что! Эти кишащие спрутами места вполне могут служить охотничьим угодьем для зубастых китов, глубина позволяет. Конечно, было бы интересно понаблюдать за подводной охотой кита, но как быть, если придется стрелять? Нет, лучше уйти, не буду никому мешать. Стрелять в теплокровное животное просто рука не поднимется: как-никак а все-таки мы родственники…
Я подозвал Манту, повесил ружья на трапецию и покинул террасу.
Голая угрюмая стена, кое-где покрытая сетью глубоких трещин, уходила в пропасть почти вертикально. Свет фары бледным пятнышком скользил по ее шероховатой, местами бугристой поверхности все ниже и ниже, в нескончаемую глубь. Мрачное однообразие…
Я сунул лезвие кирки в одну из трещин, отплыл подальше, чтобы свериться с компасом. Карбункул батиметра светился желтым огнем. Двухкилометровая глубина. Если батиальная карта не врет, где-то здесь должен находиться уступ. Может быть, ниже? Посмотрим…
Я вернулся за киркой. Из каменной щели вылез большой ярко-красный рак весьма симпатичной наружности. Я подергал его за усы — он погрозил мне зубастой клешней. Ладно, старик, извини. Просто я рад, что встретил тебя, мне здесь одному страшновато. Ухожу, ухожу. Вниз ухожу, туда, где раки зимуют. Ты случайно не знаешь, где раки зимуют?
Плавник тащил меня в глубину. Я чуть не прозевал предсказанный картой уступ, сплошь заросший губками, похожими на черные резиновые мячи.
Пока я осматривал этот странный «балкон», неизвестно как прилепившийся к отвесной стене, откуда-то приплыл чудовищный макрурус и очень недружелюбно поглядел на меня своими телескопическими глазами. Он обнюхал кирку, которую я протянул ему для предварительного ознакомления, и похлопал себя плавниками по огромному пятнистому животу. Макрурус, конечно, не акула, но его круглая собачья морда и оскаленная пасть с длинными загнутыми назад клыками никак не внушали доверия. Мне вдруг захотелось прогнать его ударом ласта, как собаку, — пшел, дескать, вон! Но, памятуя о повадках самонадеянных дворовых псов, — клянусь, аналогия полная, — решил оставить рыбу в покое. Кирку я бросил на камень. Захвачу на обратном пути.
…«Балкон» остался где-то далеко наверху. Так далеко, что я боялся взглянуть на батиметр. Пока кристалл этого миниатюрного прибора сиял оттенками теплых цветов, я мог не обращать на него никакого внимания. Но если он начинал светиться зеленым… Я поднес руку к лицу. Да, он светился зеленым запретным огнем. Триста атмосфер давления, три километра глубины — «подвал», как говорят глубоководники, — предел погружения. Дальше человеку нельзя. Дальше опускаются трупы.
«Подвал» имеет три этажа. Их различают по цвету карбункула. Верхний — зеленый. Средний — изумрудно-зеленый. Нижний… Согласно спектральному ряду нижний должен быть голубым — кристалл батиметра даже на это рассчитан. Но те, кто видел его голубым, навсегда остались в пучине. Кроме тех, пятерых, — героев современной легенды. Легенды такой же странной, как и те обстоятельства, которые легли в ее основу.
Угрюмый вид голой скалы действовал мне на нервы. Изредка встречались большие темные трещины. Они уходили вниз почти вертикально и там, куда едва достигал свет прожекторов, давали начало гигантским расселинам. Я знал: в таких местах любят гнездиться кальмары. Прозондировать одну из щелей лучом? Луч осветил каменные внутренности мрачного коридора, за каждым выступом таилась черная тень. Кальмаров я не увидел, но рыбий инстинкт упрямо советовал: будь настороже.
Я вылез из щели и поплыл в открытый простор океана. Подальше от мрачной стены. Заблудиться я не боялся. Манта найдет дорогу назад: где-то вверху, на площадке добывающих агрегатов, непрерывно действовал ультразвуковой маяк.
Я плыл, не оглядываясь, словно торопился куда-то. Прожекторы Манты светили мне в спину. За пределами прозрачного светового конуса — кромешная тьма, будто пространство замкнулось само на себе. Заботиться сейчас о направлении не имело смысла. Чем хаотичнее мое передвижение, тем лучше: больше шансов привлечь к себе внимание безумца. Неужели не «клюнет»?..
