— Прости. Это я вспомнил один разговор. Севрюга… и пятое-десятое.

— Севрюга? — Андрей фыркнул. — Свежей форели поешь — севрюгу забудешь… Ну, и что там, на дне?

— Ничего. Ил, тьма кромешная. Бентарки твои ползают. Одного за щетину подергал.

Андрей вскочил как ужаленный.

— Врешь! — крикнул он, и я почуял неладное.

— Между прочим, без юмора. А в чем, собственно, дело?

— Ладно, — сказал Андрей, успокаиваясь. — Вижу, все обошлось. Я в том смысле, что совать пальцы в рот бентарку опасно. Забыл, понимаешь, сказать, вылетело из головы. Да я и не думал, что вам повезет там столкнуться рогами.

— Понимаю… Снимай башмаки и топай в Медину.

Я тоже поднялся, надел пиджак и стал расчесывать мокрые волосы.

Андрей зачерпнул пригоршней воду, дал стечь ей сквозь пальцы и показал мне белый комочек.

— Не жрет, понимаешь?..

— Кто не жрет?

— Рыба не жрет. Мелочь пузатая… В аквариуме все было отлично: бентарки работали, гнали белок. Рыбам — корм, нам — премиальные. Потом статья в академическом журнале, реклама до небес… Изобилие, дескать, промышленный потенциал! Ну, само собой, расширенный эксперимент, отдельная группа научных работников, благословение шефа и целый вагон пожеланий удачи. М-да… Третий день, как запустили бентарков вокруг солястера на полный цикл, и третий день ломаем головы: почему рыба шарахается от нашей продукции? В аквариуме были драки из-за каждой крошки, а здесь, видите ли, нос воротит.

— Может быть, исходное сырье другого качества?

— Ил? Тот же самый… Все то же самое, что было в аквариуме: ил, бентарки, солястер, рыбешка!

— Гм… Действительно, странно. Не знаю, что тебе и посоветовать… Видишь ли, я специалист совсем иного профиля.

Андрей посмотрел на меня с сожалением.

— Козьма Прутков любил говаривать: «Зри в корень». Так вот, разглядеть сей каверзный корень нам мешает наш целенаправленный мозг. Твой мозг работает в другом направлении. Вот и взгляни. Со стороны, говорят, виднее.

— Может быть, подвела технология?

— Нет, не то… Мы тысячу раз проводили структурный анализ белка. Разницы с тем, что в аквариуме, нет никакой… Эй, Жора, ты собираешься здесь ночевать?

— Горючее кончилось! — бодро откликнулся Жора. — Сейчас взгляну, есть ли в канистре.

Андрей шагнул в катер. Суденышко резко накренилось. Я с непонятной грустью глядел в сторону домика. Освещенные окна манили уютом. Я изрядно проголодался, и мне казалось, что я действительно чувствую запах жареной рыбы.

На катере раза два чихнул мотор.

— Приехали, паря, — послышался голос Андрея. — Сымай портки.

— Зачем?

— Парус ладить зачнем.

— А-а-а… — и Жора храбро рассмеялся. — Бесполезно, дуновения нету.

— Плюновение есть, — мрачно заметил Андрей. Загрохотала канистра. — Переливай все до капли. Не хватит — на буксире потащишь. Вплавь…

И еще мне казалось, что я вижу сквозь окна мелькание белых фигурок. Одна из них — та девушка, которую я видел сегодня на фоне озерной голубизны…

Сзади подошел Андрей, и я почувствовал запах бензина.

— Ло — надежная девушка, — сказал он. — Только вот трудная она какая-то…

Я промолчал.

— Впрочем, попробуй с ней подружиться, подводник.

— Это мое дело, — сказал я. — Только мое и ее.

— Правильно, — одобрил он. — Вот возьми мои телефоны. Институтский и домашний. В институт не звони — не отвечу. Дома отвечу, но редко бываю, даже старики обижаются. Ладно, захочешь — встретимся. Поехали, катер завелся.

…Мы с Лоттой катили по ночному шоссе в Санкт-Петербург. На том же «Меркурии» Только мы поменялись местами: я — за рулем, Лотта — в коляске. Я все не мог привыкнуть к мысли, что гонщик-юнец, над которым я потешался, и эта светловолосая девушка, которая так странно взволновала меня, — одно и то же существо. И может быть, почувствовав женским чутьем мое едва ли не наивное смятение, она поехала со мной не в кожаных доспехах гонщика, а в белом спортивном костюме, накинув на плечи плащ.

Я вел машину на малой скорости и с величайшей осторожностью Словно боялся, что та, которую я так долго и трудно искал и нашел наконец, может подобно легкой гриновской Фрези Грант неожиданно сбросить темное свое покрывало и упорхнуть от меня в блуждающую неизвестность И я останусь один На дороге, терзая себя бесполезной тоской по несбывшемуся…

Я остановился, чтобы протереть забрызганную на проселке фару. Мы разговорились.

— Да, вероятно, вы правы. Но Андрей, по-моему, упускает из виду то обстоятельство, что с изменением давления воды изменяется газовая насыщенность белка. Результаты структурного анализа гипнотизируют и, в конечном итоге, мешают понять, что здесь необходим анализ не только на молекулярном уровне…

Я проклинал себя, понимая, что болтаю что-то совершенно ненужное в эту теплую звездную ночь. И она понимала. Предупредив меня прикосновением руки, включила приемник.

— На ночь много нельзя о бентарках, — сказала она. — Могут присниться. Послушаем музыку. Это — Глиэр…

И она усилила громкость звучания.

Да, это Глиэр. Хорошо мне знакомый концерт для голоса с оркестром. Лотта заговорщически прошептала.

— Говорят, что, если слушать его в одиночестве или вдвоем, он звучит по-другому…

— Сейчас мы это проверим, — тоже шепотом ответил я.

И мы убедились. Для тех, кто делит одну бескрайнюю звездную ночь на двоих, Глиэр звучит по-другому…

Я был счастлив тогда, и не знал, что мне суждено будет слушать Глиэра в ночном одиночестве.

Я поднялся и вышел в салон. Болл куда-то исчез. Вероятно, перешел спать в каюту. Ладно, потом уточним. Я поставил кресло нормально и направился в рубку.

— Я — «Бездна-1010», я — «Бездна-1010». МИО, «Колыбель», руководителю глубоководного сектора Леону Дуговскому. Десант на станции «Д-1010» продолжает работу. Прошу запросить все научно-исследовательские организации мира, имеющие отношение к любому виду работ на уровне высшего моделирования в области бионики и бионетики…»

Я отключил микрофон, проверил качество записи. Незнакомый голос в наушниках ясно и четко повторил только что продиктованный текст. Хорошо, автоматика третьего бункера действует безупречно. Я не знал, какова емкость записывающего устройства радиобуя, поэтому, прежде чем продолжить диктовку, постарался сложить текст в голове как можно более краткий.

«Содержание запроса: проводились ли за весь период деятельности вышеупомянутых организаций какие-либо эксперименты с гигантскими кальмарами рода архитевтис. И если проводились, то в какой именно форме и с каким результатом конкретно. Соболев, Болл. Конец передачи».

Я надавил клавиш «Всплытие РБ-Коралл» и отключил аппаратуру. Да, загадал я старику загадку. Не преждевременно ли? Вполне возможно, что преждевременно, но мне приходится идти на риск. Высшее моделирование… Эту гипотезу тоже нужно проверить… Хорошо, что мне «приснился» Глиэр.

Дверь в каюту Болла оказалась незапертой.

Груда осколков и лужа, сильный запах спиртного, отчаянный. вой вентиляторов. Тот самый вой, которому я был обязан своей музыкальной иллюзией. Автоматика бункера, растревоженная сигналами химических анализаторов, задала воздухообменным устройствам сумасшедшую работенку. Господам развлечение — слугам кручина.

Похоже, Болл сюда не заходил. Мне тоже здесь нечего делать. Уходя, возле двери я нажал зеленую кнопку. Маятником откачнулась заслонка, из санитарного шлюза одна за другой выползли три металлические черепахи. Механизмы-уборщики, деловито урча, выпивают лужу. Скрежещет стекло. Ненавижу скрежет стекла. Я прикрыл дверь и направился в душевую.

Включил холодную воду. Стоял под ледяными копьями струй, пока не замерз окончательно. Яростно тер полотенцем онемевшее тело. После холодной воды всегда ощущаешь здоровую твердость каждого мускула.