— Никакой особой тайны здесь нет.

— Тем обиднее! Для меня она пока существует.

— Не сокрушайтесь. Я готов раскрыть ее перед вами. Вот только не знаю, насколько трепетно вы соблюдаете совет Ледогорова самостоятельно свежевать информационную дичь.

Считая свое сомнение существенным, Кир-Кор ждал ответной реакции собеседника. Лирий Голубь и ухом, как говорится, не повел. Лирий Голубь ровным голосом раздумчиво произнес довольно длинную фразу:

— Ледогоров не однажды высказывался при мне в том смысле, что грагалы, по сути, такие же люди, как и земляне, и что открывать для себя их внутренний мир лучше всего с позиции общечеловеческих ценностей.

— Куда бы нас ни бросила судьбина и счастие куда б ни повело, все те же мы, — охотно подхватил Кир-Кор. — Это слова Пушкина, юноша. Для меня Александр Сергеевич во многом крупный авторитет. Примерно, как для вас Агафон Виталианович.

— Ледогоров гений!..

— Вот видите! Мнения обоих гениев здесь убедительно совпадают.

— То есть ничто земное вам, грагалам, не чуждо!

— Человеческое, — мягко поправил Кир-Кор. — Это не совсем одно и то же.

— Мы с вами листья одного древа.

— Здесь есть нюансы… Если новастринская ветвь — это, фигурально выражаясь, царство птиц, то земная… гм…

— Договаривайте! Грех оставлять в неведении малых сих.

— О, если б это был единственный серьезный грех!..

— Опасаетесь оскорбить патриотические чувства землянина? Спасибо. Однако я, в силу моей невольной осведомленности, абсолютно точно знаю, что именно вы хотели сказать. Вы хотели сказать, что земная ветвь кишит ядовитыми гадами…

— …Произведенными на свет колоссальным разнообразием исторических мерзостей, — закончил Кир-Кор. — Эту фразу надо либо выговаривать полностью, либо…

— Этой фразой Сибур поразил меня год назад.

— Я так и понял.

— У меня тогда впервые забрезжила мысль: а какая, собственно, надобность побуждает вас, грагалов, покидать свой светозарный астрал и почти на полгода погружаться в опасные сумерки нашего царства рептилий?..

— Ну… во-первых, фигуральные выражения и аналогии не стоит воспринимать буквально, — заметил Кир-Кор, втайне досадуя на неуемную склонность Сибура эпатировать кого ни попадя. — Во-вторых, мои аналогии не всегда бывают удачными. И в-третьих, вы не корректны, когда закладываете отчуждающий смысл в местоимения «свой» и «нашего».

— Отчуждающий?..

— Да. Намеренно или нет, но тем самым вы отчуждаете грагалов от их материнской планеты.

— Простите, я вас не совсем…

— То обстоятельство, что некогда Мать-Земля… вернее, легитимная часть тогдашнего земного сообщества… отправила моих ни в чем не повинных предков в межзвездное изгнание, еще не повод считать нас сегодня просто гостями и регламентировать в пределах Солнечной Системы каждый наш шаг. Уж поскольку мы, грагалы, граждане Галактики, постольку мы, как и вы, очевидно, граждане околосолнечного пространства, то есть грасолы. Есть в этом логика?

— Но тогда с какой стати вы вообще соблюдаете предписанный — МАКОДом регламент?

— Из уважения к волеизъявлению предков. Демонстрируем лояльность к устоявшейся на Земле системе общественных отношений. Хотя и не считаем ее достаточно совершенной.

— Ну, положим, не все радужно и на планетах Дигеи. — Интротом покачал головой. — Едва только вашу Новастру можно ставить в пример… Виноват, я, кажется, употребил местоимение «вашу». Но, с другой стороны, не могу же я в самом деле говорить о Новастре «моя»!

— Наша, — поправил Кир-Кор. — Она моя и в равной степени ваша. Как и Земля. Добро пожаловать на Новастру в любое время. Живите там где угодно, сколько угодно и, главное, свободно.

— Спасибо, когда-нибудь я обязательно нагряну в гости. Правда, я не уверен, что мне будет там… хотя бы наполовину так же удобно, как на Земле.

— Новастра не слишком удобна и для грагалов, — признал Кир-Кор. — И это уже приподнимает завесу над «тайной», которая вас сегодня так занимает.

Подлокотник кресла разразился пронзительно-залихватской трелью. «Нахально-соловьиная трель», — подобрал эпитет Кир-Кор.

— Мы пересекли границу экзархата, — подсказал интротом.

«День иволги остался позади, — с грустью отметил Кир-Кор. — Впереди у меня, как минимум, еще одна ночь на Земле. По новаст-ринскому календарю — ночь осьминога…»

Плавно снижая скорость, вагон промчался вдоль декоративного коридора из люминесцентных резво прыгающих с места на место белых, синих и красных полос, пробил диафрагму павильона станции с названием «Пара-тунка». Топоним чистокровно местный — так назывался курортный поселок, построенный в незапамятные времена возле целебных горячих источников вулканического происхождения, и так теперь называется крупный санаторно-парковый комплекс. «Чудо-источники…» — благодарно подумал Кир-Кор.

Многое тут было связано с Ниной…

«Не надо об этом, — посоветовал внутренний голос. — Ты сам запретил себе вспоминать Нину здесь, на Земле, — следуй зароку. Память о ней должна быть связана, только с Новастрой».

«Плюм-плим-плям» — створки дверей распахнулись. С перрона шагнул в салон черноусый, приятной наружности человек в светлом с искрой блузоне. Амортизаторы вагонного корпуса дрогнули на ходовой платформе — верный признак того, что новоприбывший весил не менее центнера. Усач свойски улыбнулся представителю экзархата, приветливо кивнул Кир-Кору и, чтобы не стеснять собеседников, вышел в первый салон. Через прозрачные створки автоматической межсалонной двери было видно, как он стал заталкивать в наплечную сумку небрежно скомканный дождевик.

— Федор Шкворец, наш главный механик, — пояснил Лирий Голубь. — Принимать целебные ванны ему приходится чуть ли не заполночь.

Кир-Кор обернулся. Пять торопливых фигур в черных дождевиках прошмыгнули в вагон через последнюю дверь. Лица под капюшонами скрыты забралами странных по форме серебристо-черных масок…

— Ваши астрологи и шаманы? — пошутил Кир-Кор. — Или просто ночной карнавал?

Юноша не нашел, что ответить. Двери захлопнулись, вагон тронулся. Двое из карнавальной пятерки устремились в первый салон. Федор Шкворец, еще не успевший там сесть, смотрел на шустрых пришельцев. Кир-Кор ощутил укол тревоги и почти одновременно — прохладное прикосновение металла к затылку.

— Не двигаться! — приказал на геялогосе жесткий, исполненный отнюдь не шуточной угрозы голос. — Вы, оба! Руки на подлокотники!

Скосив глаза, Кир-Кор увидел у виска ошарашенного интротома ствол кернхайзера с характерным креплением утинга на конце. Подумал: «Сдается мне, юноша, мы имеем дело с тяжело вооруженными налетчиками».

— Да-а? — Интротом невольно повернул голову, и было ясно, что он никогда еще в жизни не видел налетчиков.

— Молчать! Не оглядываться, смотреть только вперед! Не вынуждайте нас применить оружие. Подчинение или смерть!

«Запугивают, но парализовать чем-нибудь действительно могут», — думал Кир-Кор, глядя «только вперед». Кстати, там было на что поглядеть: двое конвоиров пытались усадить механика в кресло — Федор Шкворец удивленно и, очевидно, из принципа сопротивлялся. Более крупный конвоир наседал как бульдог, тот, который помельче, вертелся хорьком, угрожая выхваченным из-под полы короткоствольным миттхайзером. Инерционная тяга в стремительно набирающем скорость вагоне плюс неожиданно сильный противник помешали налетчикам с ходу провести заученные приемы: «будьдог» пропустил удар локтем, чуть не упал, «подставился» задом и вдруг получил от разгневанного механика такой пинок, что автоматика едва успела распахнуть дверные створки перед улетающим в смежный салон глянцево-черным снарядом. «Хорьку» удалось увернуться от локтя, но уклониться от сокрушительного удара кулаком под забрало он уже не сумел — ему пришлось повторить траекторию полета своего напарника.