— Извините. То ли?..

— То ли мы все просто жертвы банального повторения пси-натиска перед посадкой. И знаете откуда? Из-за стеклянных площадей этого роскошного здания. — Кир-Кор ощупал глазами неосвещенные изнутри участки фасада.

— Черный эгрегор из «Ампариума»?!

— Такое в принципе невозможно, да?

Лирий Голубь открыл было рот. Вдруг закрыл. Снова открыл. Сказал наконец:

— Если бы вы спросили меня об этом позавчера или послезавтра, я ответил бы — да, невозможно. Но сегодня так ответить я не могу…

— По причине, простите?..

— Вчера здесь начался внеочередной Коллегиальный Собор эвархов философской школы Ампары. Это у нас называется — Большая Экседра. Закончится завтра.

— О-о-о, — протянул Кир-Кор, — какая изумительная для меня неожиданность! Есть шанс встретиться с магистром ордена пейсмей-керов нос к носу?

— Естественно. Большая Экседра подразумевает собрание высших авторитетов всех направлений школы Ампары.

— Выходит, сам Джугаш-Улья Каганберья здесь…

— Да. И двенадцать его статс-комиссаров.

«Маракас!.. — подумал Кир-Кор. — Вся самая ментаактивная часть пейсмейкерской рати». Пробормотал:

— Значит, Большая Экседра… Вот почему Ледогоров надел импозантную мантелету…

— Мантелету? — переспросил Лирий Голубь. — Когда учитель напутствовал меня и провожал на встречу с вами… это было перед вечерним коллегиумом первой экседры Зыбкой Безупречности Ума… мантелеты на нем не было!..

— После коллегиума надел, чего уж проще. Первая «эзбушка», значит, уже состоялась… О, простите меня! Сорвалось с языка совершенно непроизвольно…

— Откуда вы, Кирилл Всеволодович, знаете? Насчет мантелеты? — Юноша, казалось, был удивлен и встревожен.

— Во время нашего эгрегора подсмотрел. Я ничего не выдумываю — на экзархе была иссиня-фиолетовая мантелета. Со знаком Ампары, естественно. Аметистовая фибула на плече… Это что, для вас очень важно?

— Если все так, как вы говорите, то Агафон Виталианович теперь не эк… не совсем экзарх.

— Да? Кто же он теперь?

— Фундатор.

— Что за должность? Глава всей школы Ампары?

— Школа Ампары не признает над собой индивидуальной власти, — как-то совсем отрешенно произнес Лирий Голубь.

— Выходит — звание?

— Любые звания пустозвучны и малофункциональны.

— Юноша, вы меня интригуете.

— Фундатор — это иносказание иноимени.

— Мудрено. Проще нельзя?

— Затруднительно. Это очень емкое понятие.

— Самое емкое понятие в человеческом обществе — Совесть. Не значит ли это, что понятие «фундатор» — некое словесное воплощение понятия «Совесть»? Ну, скажем, «Совесть философской школы»?

— Любой член девидеры — Совесть нашей философской школы.

— Я полагал, это прежде всего прерогатива эвархов.

— Эвархи — Совесть планеты.

— Хорошо… А фундатор?

— Фундатор избирается Собором философов на два года и обречен на стояние в истине до конца.

Кир-Кор покосился на собеседника. Лирий Голубь по-прежнему вид имел грустный и отрешенный, и чувствовалось, что он размышляет о чем-то весьма невеселом и разговор поддерживает только из вежливости.

— Простите, юноша, здесь просматривается логическая тонкость. Можно, конечно, стоять в истине до конца, если есть гарантия, что знаешь про истину все…

— Про истину нельзя знать всего.

— Вот! И как же тогда «стоять в истине до конца», если точно не знаешь, что именно отстаиваешь?

— Отстаиваешь этимон. От рождения его до расцвета.

— Двуязычная тавтология. Этимон в переводе с латинского — истина.

— Этимон — живой организм истины, он дышит, развивается, проходит свои эволюционные стадии. Он как ребенок, с ним надо бережно обращаться. Его надо самоотверженно защищать.

— Так-так… первый проблеск. Фундатор считается опытной нянькой?

— Не обязательно. На Большой Экседре философы избирают фундатором человека, которому в принципе можно доверить истину, как доверяют малолетнего ребенка.

— В надежде на то, что фундатор приобретет опыт няньки по ходу дела?

— В надежде на то, что с самого начала он интуитивно сумеет обращаться с истиной так, чтобы не нанести ей. вреда.

— О, второй проблеск!.. — Кир-Кор коснулся лба указательным пальцем. — Значит, фундатором избирается человек, в отношении которого у его коллег есть полная уверенность, что на протяжении Двух лет он денно и нощно будет мудро стараться не повредить этимону? Я правильно понял вас, юный философ?

— Приблизительно — да, — с кислой миной проговорил Лирий Голубь.

Слово «приблизительно» Кир-Кора никак не устраивало, и он подождал, надеясь, что собеседник добавит что-то еще. Тот ничего не добавил. Сидел угрюмо нахохлившись, точно птенец на холодном ветру. Кир-Кор прислушался. Отдаленные звуки шагов, голоса… В отсеках шверцфайтера находились пришлые люди. Кир-Кор представлял себе, чем они там занимались. Чтобы отвлечь интротома, заговорил:

— Глядя на вас, никогда не подумаешь, будто вы очень уж рады новому амплуа своего патрона.

Лирий Голубь потер кисти прижатых к груди рук, но молчания своего не нарушил. Кир-Кор решил зайти с другой стороны:

— Может быть, новые обязанности Ледогорова не имеют престижного веса?

— Наоборот! — с неожиданной пылкостью возразил интротом. — В философской школе Ампары авторитет фундатора чрезвычайно высок. У нас даже поговорка в ходу: «Из уст фундатора». То есть — последняя инстанция, решающее слово, самое авторитетное мнение. Но не авторитарное, не путайте.

— Не буду, — сказал Кир-Кор. И подумал: «Надо было поздравить экзарха во время эгрегора. На нем была мантелета фундатора, а я по незнанию выставил себя невеждой».

И еще он подумал, что грагалы мало интересуются внутренней жизнью таких сложных земных организмов, как, например, экзархаты, вакф-медресе, суфиаты, гермополисы, эзотерические ово-кантрии или экзотические диафаноподии. Обожают проводить отпуск на планете предков, но знают эту планету достаточно хорошо лишь в историческом и эротико-артистическом плане. Хотя культура Новастры основана на достижениях земной культуры и ею же продолжает подпитываться, для большинства грагалов-по-сетителей история и эротико-артистическая грань земной культуры остаются самодовлеющей ценностью. Конечно, есть знатоки на Но-вастре — спецы по разнообразным проявлениям динамики философской мысли в недрах земной цивилизации, — но их число — единицы. Остальные слабо ориентируются в этом. Или не ориентируются вообще. Почему? Наверное, потому, что чувствуешь себя в экзархатах стесненно. Ведь именно в экзархатах проходишь обязательную денатурацию и улаживаешь уйму предписанных МАКОДом ненавистных формальностей. Но виноваты ли в этом эвархи? Разве их вина, что исторически экзархаты и вакф-медресе стали инструментом контролируемого исполнения предписаний Марсианской Конвенции Двух, — как будто у эвархов и суфиев мало своих сугубо земных дел!.. Возможно, впрочем, именно потому, что они являют собой, как сказал Лирий Голубь, Совесть планеты Земля, история и уготовила им роль своеобразного буфера в отношениях между Землей и Новастрой. По крайней мере некоторые эвархи — совершенно очевидно — глубже иных политиков осознали, что последний по времени демографический взрыв, потрясший земную цивилизацию в середине прошлого века, был бы для нее последним вообще, если бы не Новастра, не помощь грагалов в расселении землян на просторах Дигеи. Бескорыстная, кстати говоря, помощь. Грагалам по-прежнему не нужно было от Земли ничего, кроме возможности проводить на ней собственный отпуск. Даже в денатурированном состоянии. Мелькнула было надежда, что земляне догадаются отменить обязательность денатурации как абсолютный анахронизм. Не догадались. Все статьи и параграфы Конвенции Двух остались без изменений. Сохранили, так сказать, девственный вид. Ожидание прогресса в отношениях на том и закончилось. По-видимому, прогресс в отношениях земляне понимают как отсутствие спешки. А вот спровоцировать регресс в. отношениях — это у них пожалуйста, в одну секунду, — исполнители всегда найдутся… Интересно, как в такой ситуации магистр и его статс-комиссары будут объясняться с новоиспеченным фундатором? Но еще труднее будет лидерам пейсмейкеров удовлетворить любознательность следственной комиссии…