Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Старуха еще некоторое время продолжала колдовать над раненым, а потом уступила свое место Потапу. Тот ловко перевязал рану, туго перепеленав грудь посадни­ка. Сделав свое дело, старуха, повернувшись к образам, помолилась, беззвучно шевеля губами и крестясь кост­лявой рукой, а потом засеменила к двери. Проходя ми­мо князя, она чуть склонила голову пред ним, глянула снизу темным бездонным глазом и вышла прочь.

— Вот и все, — сказал угрюмо Потап.

— Что все? — разом спросили князь и сотник.

— Спать долго будет, силы накопит, а потом на по­правку пойдет, — проговорил Потап как‑то неохотно и, видя немой вопрос в глазах собеседников, милости­во добавил: — Кость стрела пробила. Долго заживать будет. Но он еще силен. Выдюжит.

— Весть добрая, — кивнул князь, — теперь, когда все разрешилось, можно и отдохнуть.

— А трапеза? — неожиданно вырвалось у сотника.

— Тебе бы, Василько, только брюхо набить, — впервые за долгое время улыбнулся князь, — ну да ладно, может, ты и прав. Хозяин тоже что‑то про стол накрытый говорил.

— Да–да, гости дорогие, отведайте угощений наших скромных, а потом и почивать можно, — ответил невесть откуда появившийся Захар.

Хозяин провел гостей в ту же большую горницу, где князь ночевал накануне. На столе в горнице, в плетеной корзинке, высились румяные пироги, рядом в плоском блюде было уложено несколько жареных рябчиков. Михаил Ярославич присел к столу, прикрыв глаза, втянул воздух, пропитанный ароматами, исходящими от горячей дичи, ковшиком зачерпнул сыты и, ухватив пирог, откусил от него большой кусок. Князь чувствовал, что проголодался — ведь с самого утра маковой росинки во рту не было, — но есть почему‑то не хотелось. Сотник тем временем разделывался с горячим рябчиком. Михаил Яросла­вич доел пирог, не ощущая его вкуса, выпил сыты и, не притронувшись к дичи, поблагодарил Захара за угощение и поднялся из‑за стола. Сотник, поспешно дожевывая пирог, последовал его примеру.

— Ты, Захар, не обессудь, не до угощений мне нынче что‑то и не до разговоров. Будет еще время, по­беседуем, — проговорил князь устало, — спасибо тебе, что сына со мной отправил, помог он мне… да и Васи­лию Алексичу пособил. Завтра поутру в Москву отпра­вимся. А теперь почивать пора.

Спозаранку, как и было договорено, к городу в со­провождении шести десятков дружинников, возглавля­емых сотником, отправились груженные зерном возки. Впереди двигались сани, в которых, укрытый медвежь­ей шкурой, лежал посадник. Он с интересом наблюдал, как проплывают мимо огромные ели, опустившие до са­мой земли отяжелевшие от снега ветви, разглядывал бе­лую от инея морду каурой лошаденки, без особых уси­лий тащивших тяжелогруженые сани, потом, повернув голову набок, пытаясь спрятать лицо от снежной пыли, засыпавшей сани, он стал разглядывать выщербленные жерди, за которыми быстро мелькали сугробы с торча­щими во все стороны тонкими ветками.

Снег все сыпал и сыпал. Посадник вытащил из‑под шкуры руку, смахнул белое крошево с усов и бороды, провел ладонью по векам и натянул шапку почти на са­мые глаза.

— Как ты, Василий Алексич? Живой? — услы­шав, что посадник зашевелился, спросил возница, по­вернувшись вполоборота.

— Живой, — услышал он слабый хриплый голос.

— Вот и хорошо, — громко проговорил возница, стегнув лошаденку, а потом снова повернулся и, слег­ка нагнувшись, бодро сообщил: — Скоро уж дома бу­дем. Там на поправку быстро пойдешь!

— Да–да, — улыбнувшись, прохрипел тихо посад­ник и опустил веки.

Ему было трудно смотреть на белый свет. Тот и вправду стал белым от сыпавшего снега.

«Будто кто‑то наверху перину порвал, только вот пух холодный. Вот ведь угораздило на старости лет в санях покататься! — подумал посадник, и снова улыбнулся потрескавшимися губами, но улыбка на этот раз вышла какой‑то горькой. — Мог бы по сво­ей глупости и в мерзлую землю нынче лечь, но, вид­но, время мое еще не подошло, ежели жив остался. Это ж надо как все вышло. А виноват‑то во всем сам! — Посадник вздохнул, втянув тяжелый дух, идущий от овчины. — Кольчуга бы наверняка от стрелы уберегла, а вишь, маловата она оказалась. Брюхо‑то какое наел! Хорошо хоть в бехтерец поме­стился. Эх, знамо дело, приобрел бы новую кольчу­гу. — Он ненадолго закрыл глаза, опять вздохнул тяжело. — Эх, князь теперь наверняка мне замену найдет. И то правда, кому такой нужен. На покой, видать, мне пора».

Разбрызгивая вокруг снежные комья, подлетел к саням сотник, увидев открытые глаза посадника, пригнулся, спросил громко:

— Ну, как? Ожил, Василий Алексич?

— Ожил, — проговорил тот и слабо улыбнулся.

Василько не слышал ответа, но все понял.

— Город впереди! — донеслось до посадника, который успел лишь заметить, как сотник хлестнул плет­кой коня и тут же исчез из поля зрения.

Солнце уже давно и безуспешно пыталось рассеять белую муть, плотно закрывшую землю, когда князь с частью отряда, оставшейся с ним, наконец‑то смог выбраться из села. Вроде и поднялся он рано, но потом, сидя за накрытым столом, разговорился с Захаром и его сыновьями, к которым через некоторое время присоединились несколько «справных» мужиков, как их представил старик.

По просьбе пришедших князь не без удовольствия поведал о том, как удалось захватить Кузьку Косого и каким жалким предстал этот грозный разбойник пе­ред дружинниками, которые вытащили его из сопрев­шей вонючей соломы. Рассказ, правда, был немного приукрашен, но произвел должное впечатление на слу­шателей, сидевших с открытыми ртами и по ходу рас­сказа скромно улыбавшихся, довольно оглаживавших бороды или хмуривших лица. Михаил Ярославич не за­был отметить заслуги Потапа и Тихона, тоже пригла­шенных за стол. Справные мужики радостно закивали, услышав, как князь отозвался об их односельчанине.

Как ни хорошо вести беседы в теплой горнице, од­нако нужно было отправляться в путь и нагнать ушед­ших утром. Распрощавшись с гостеприимным хозяи­ном, князь выехал за ворота и, к своему удивлению, на противоположной стороне увидел толпу. Люди, ви­димо, давно уже ожидали появления князя: они успе­ли замерзнуть, переминались с ноги на ногу, похлопы­вали рукавицами и даже не пытались стряхивать снег с одежды, густо засыпанной снежной крупой. Они бы­стро пересекли дорогу, едва увидев князя, скинули шапки, громко загомонили, крестясь и кланяясь. До него долетали лишь обрывки слов, от которых у Ми­хаила Ярославича, несмотря на холод и не на шутку разыгравшуюся непогоду, потеплело на душе. Он тоже снял шапку и, отворачиваясь от ветра, прокричал:

— Живите спокойно, никто вас теперь не обидит. А за прием вам благодарен.

Напялив шапку, князь обернулся к застывшим ря­дом дружинникам.

— А теперь в путь. Москва ждет! — сказал он гром­ко и добавил тише: — С Богом!

Княжеский отряд нагнал сотника и сопровождав­ших обоз дружинников почти у самого посада.

— Я уж думал, что случилось, — проговорил сот­ник при встрече.

— Да вот, заговорились, позже намеченного срока и вышли, — объяснил князь, улыбнувшись. — Захар все расспрашивал, что да как. Но вишь, успели. Наме­том веселее идти, нежели так тащиться, — сказал он и снова улыбнулся.

— Что верно, то верно, — усмехнулся сотник. — Ежели по мне, так лучше наметом полдня скакать, чем шагом от зари до зари в седле трястись.

— Ладно уж! Наскачешься еще, — махнул рукави­цей князь, — нынче груз у нас важный. Поспешишь — мешки по обочине потом собирать. Да и посадника рас­трясти можно ненароком.

— А то я не понимаю! — ответил Василько и, глянув назад, спросил: — А в спешке Кузьку‑то не потеряли?

— Ты б еще что спросил, — хохотнул князь, — ку­да ж он от нас денется! Ему теперь подмоги ждать неот­куда. Ты ж сам всех его сотоварищей порешил.

— Так случайно вышло. Не хотел никто их жизней лишать, — запальчиво сказал сотник.

— Да охолонись ты наконец! — прервал его князь. — Сколько тебе говорить надо: они знали, на что идут и что их не с пирогами будут встречать.

43
{"b":"166556","o":1}