Последовавший за сотником Аким пребывал в недоумении. Он был и горд от того, что князь сказал о нем добрые слова, но все же никак не мог взять в толк, зачем до этого понадобилось Михаилу Ярославичу насмехаться над ним и обижать несправедливым домыслом. Так и не отгадав этой загадки, Аким успокоился, ведь напоследок он получил от князя благодарность, а это было поважней всего другого.
С непривычки уставший даже от столь недолгого пути, Василий Алексич. был рад больше не тому, что князь не соизволил ни о чем его спрашивать и ограничился беседой с Акимом и своим дружинником, а кратковременной остановке, во время которой посадник смог немного отдохнуть и размять ноги. Однако не забывал он внимательно следить за тем, что и как говорил князь, чтобы сразу же вступить в разговор, если это понадобится.
Он хотел даже заступиться за несправедливо обиженного, но вовремя себя остановил, решив, что лучше этого делать не стоит. Не пристало выказывать несогласие с княжеским суждением — себе дороже встанет. И все же остановило посадника от опрометчивого поступка не только это, просто он не раз убеждался в том, что Михаил Ярославич хоть и молод и кажется неопытным, но ничего без умысла не делает.
Так оно и получилось: князь выслушал всех, кого хотел, узнал, что ему надо было, и успокоить Акима не забыл.
«Хитер, хитер князь», — покачиваясь в седле, думал посадник, пытаясь отвлечься от появившейся ноющей боли в спине и поглядывая по сторонам.
Ехавшие впереди дружинники и люди посадника, которым следовало указывать дорогу, остановились. Впрочем, до поры до времени указывать было нечего: иди и иди по накатанному насту, сворачивать некуда, все тропки, проложенные в лесу, засыпаны толстым снежным покрывалом, кое–где испятнанным звериными следами.
— Что встали? — спросил князь, приблизившись к дружинникам.
— Да вот, Михаил Ярославич, конный след в лес ведет, — ответил Тихон и указал покрытую тонким слоем снега стежку, — посмотреть надобно, один ли кто прошел, али несколько человек чередой друг за дружкой ступали.
— Так смотри, коли надо, и не мешкай. А мы далее двинемся, чтобы время не терять.
— И то верно, — закивал сотник, — и без погляда ясно, что сани здесь не ездили, а ежели конные ушли, то, уж точно, было их не пять десятков.
Князь кивнул утвердительно, и отряд двинулся дальше, сопровождая любопытными взглядами нескольких товарищей. Те спешились и склонились над подозрительными следами и осторожными движениями стали очищать их от свежего снега. Кропотливая работа принесла свои плоды.
Лишь впереди замаячил просвет между деревьями, как Тихон со своими людьми догнал ушедший вперед отряд и сразу же направился к князю.
— Говори! — приказал тот, пристально глядя на раскрасневшееся молодое лицо.
— Все проверили, князь. Два всадника было. В лес ушли недалеко. До ерника тропка идет. Они вдоль него двигались, а потом к дороге свернули и вон у той березы кривой на нее выбрались, — сообщил Тихон и замолчал, ожидая дальнейших вопросов.
— Что же, это хорошо, значит, все вместе идут, не расползаются по углам, — вставил свое слово сотник.
— Добро охраняют, — пробурчал под нос посадник.
— Правильно говоришь, Василий Алексич, — поддержал князь, который услышал эти слова, и с улыбкой обратился к сотнику: — Это нам на руку, верно, Василько?
— А то нет! Лучше зверя в берлоге взять, чем по лесам да по полям за каждым будто за зайцем гоняться, — так же с улыбкой ответил сотник и добавил с уверенностью в голосе: — Может, скоро на хвост ватаге сядем, тогда другой разговор будет.
— Да, уж скорей бы тот хвост ухватить, — кивнул князь.
Он захотел было пустить Ворона наметом, но передумал: в спешке можно не заметить какую–нибудь важную мелочь, а потом ищи, куда ватага свернула да где добро припрятала.
Неожиданно впереди на дороге обозначился не большой пригорок, который был нечем иным, как мое том, перекинутым над неширокой речушкой. Если б не деревянный наст, по которому застучали копыта, и не догадаешься, что под белым ровным полотном спит говорливая речка, отдающая свои воды Неглинке.
— Тут, князь, настороже надо быть, — сказал громко посадник, чтобы его слова услышал и сотник, который ехал впереди и время от времени о чем‑то переговаривался с Тихоном.
— Что так? — спросил Михаил Ярославич, а Василько придержал коня и повернулся к посаднику лицом.
— Далее развилка будет, от нее дороги к двум деревням пойдут, — пояснил посадник, — так что бродни могут и за пруды пойти, и на Сущево. Смотреть надо.
— Ясно, — переглянувшись с князем, проговорил озабоченно сотник и, догнав дружинников, что‑то сказал им, и они, стегнув коней, поспешили вперед.
На этот раз лазутили они совсем недолго и вскоре, довольные, поджидали отряд у развилки дорог.
— На Сущево ушли! — опережая вопрос, сказал Тихон, едва увидев князя, который вместе с сотником теперь двигался впереди растянувшейся по лесу колонны.
— Молодцы! Идем и мы туда, — сказал удовлетворенно князь и, приподнявшись в седле, вскинул руку и махнул в ту сторону, куда следовало свернуть, одновременно, повысив голос, произнес громко: — На Сущево!
Лицо князя сияло, он неизменно восхищался тем, как Тихон и его товарищи по каким‑то мельчайшим следам, еле слышным запахам определяют, куда движется враг и много ли у противника людей. Несмотря на свой молодой возраст, Михаил Ярославич был уже достаточно опытным воином, но как он ни хотел, а освоить до тонкостей мастерство, которым владел Тихон, ему так и не удалось.
«Видно, тут особый дар надобен и нюх лучше собачьего», — успокаивал он себя, в очередной раз убеждаясь в достоверности сведений, принесенных Тихоном.
Поначалу князь допытывался у него, как ему удается увидеть то, что другие не видят, но улыбчивый молодой дружинник, почти отрок, каждый раз краснел, смущаясь, пожимал плечами и только бурчал под нос «не знаю». Со временем, хотя загадка дара так и осталась неразгаданной, чувство зависти у князя притупилось, но благосклонность и уважение к Тихону остались неизменными.
Отряд теперь двигался быстро и вскоре оказался у околицы небольшого села.
День был в разгаре, и чуть ли не в каждом дворе за невысокими оградами виднелись люди, занятые своими повседневными делами. Из ближайшего к дороге двора слышались удары топора, откуда‑то доносились визгливые голоса что‑то не поделивших между собой баб; где‑то на задворках истошно визжала свинья, а со стороны занесенного снегом пологого оврага, спускавшегося к речке, долетали веселые детские голоса.
Князь и посадник переглянулись.
— Думаю, что здесь бродней нету, — сказал посадник, отвечая на безмолвный вопрос князя.
— Согласен с тобой, — кивнул князь, — но ошибки быть не может — ватага здесь прошла, и незамеченной пройти она не могла. Так что теперь делать будем, Василий Алексич?
— Наперед, князь, со старостой поговорим, он мужик разумный, а там уж видно будет, что делать, — уверенно проговорил тот.
Посадник не договорил еще последнего слова, как из двора, расположенного ближе к центру села, из‑за крепких тесовых ворот вышли навстречу медленно двигающемуся отряду несколько человек. Один, высокий и сухощавый, широко шагая по выбитой полозьями саней колее, шел впереди, за ним двигались молодые мужики, вооруженные увесистыми дубинами.
Князь с любопытством поглядывал на них, а дружинники на всякий случай взялись за рукояти мечей, но сделали это как‑то вяло, будто понимали, что серьезной угрозы от этих мужиков исходить не может.
— Никак, это ты, Василий Алексич! — закричал радостно высокий старик, рассмотрев среди приближающихся людей знакомого.
— Я, это я, не обознался ты, Захар. А со мной гость дорогой! — заговорил громко посадник, чтобы слышали его не только приблизившиеся мужики, но и те любопытные сельские обитатели, которые, лишь сейчас забросив дела, спешили за ворота узнать, что за шум поднялся на улице. С удовлетворением наблюдая, как быстро наполняется людьми улица, Василий Алексич напряг голос и хрипло прокричал: — Встречайте гостя дорогого: князя московского Михаила, Ярослава Всеволодича сына! Он по велению Бога отныне защитник наш и опора!