Неизвестно, сколько бы еще продолжал Егор Тимофеевич сетовать на свою забывчивость, но в горницу из‑за двери просунулась русая голова сотника Василька.
— Что надобно? — сразу сменив тон, строго спросил воевода молодца, нарушившего заведенный порядок.
Сотник хотел было напомнить воеводе, что тот сам приказал ему прийти, как только он уладит все дела с размещением своих дружинников, но, оценив обстановку, сразу же передумал, нашел другое объяснение своего появления в неподходящий для этого момент.
— Звиняйте неразумного, — произнес он притворно жалобным тоном, поскольку решил, что, по всем приметам, ругать его не должны, ведь он принес хорошие вести.
Князь не стал вмешиваться в перепалку, решив посмотреть, чем она закончится, но непрошеный гость обратился именно к нему.
— Спешил сообщить, что сотне моей пристанище найдено, а потому и вошел без дозволения, — опередив воеводу, который уже раскрыл рот, собираясь отчитать сотника, сказал Василько, низко поклонившись князю.
— Рад, что все уладилось, — проговорил тот и поглядел краем глаза на Егора Тимофеевича.
За мгновение выражение лица воеводы сменилось с недовольного на умиротворенное и спокойное.
Сотня Василька была одна из тех двух, что Святослав Всеволодович отдал племяннику, и поэтому к молодому сотнику Егор Тимофеевич относился поначалу с некоторым недоверием и предубеждением, как ко всякому новому человеку, с которым не довелось плечом к плечу биться в бою. Но вскоре воевода понял, каким‑то чутьем своим уловил, что Василько, как и Демид, возглавлявший вторую сотню, — люди дельные и не подведут в трудную минуту. Однако отношение к ним хоть изменилось, а к Васильку Егор Тимофеевич все равно старался быть строже. Воевода даже не отдавал себе отчета в том, что делает это по одной простой причине — молодой сотник удивительно напоминал его самого, каким он был много лет назад. Вот и на этот раз он дал сотнику непростое задание и был рад услышать, что тот с ним справился и у людей, которым не нашлось места в построенных гридницах, теперь есть крыша над головой.
Тем временем князь предложил сотнику занять место на лавке у стола и, пока тот усаживался, решил, что его нужно взять с собой к посаднику. На Михаила Ярославича и воеводу, засидевшихся в тепле, от сотника пахнуло морозной свежестью. Его румяные от мороза щеки прикрывала русая бородка, в которой поблескивали капельки от растаявшего снега.
— Как смотришь, Егор Тимофеевич, а не взять ли нам сотника в поход? — спросил Михаил Ярославич, глянув выжидательно на воеводу, хотя отлично понимал, что тот как бы он ни относился к сотнику, а предложению князя возражать не посмеет.
— А почему бы и нет? — ответил с готовностью он.
Сотник переводил взгляд с одного говорящего на другого, пытаясь понять, что за поход ему еще предстоит.
Весь вчерашний день ему пришлось заниматься устройством своих людей. Хоть их вместе с остальными сытно накормили, но надо было найти место для отдыха и ночевки.
Конечно, можно было бы поставить рядом с гридницами шатры или разместить дружинников у посадских, но сотник отверг эту мысль, а вернее, оставил ее на самый крайний случай, и, как оказалось, правильно сделал. В результате поисков он обнаружил почти у самой крепостной стены недостроенный амбар, а рядом большой навес, вероятно предназначенный для хранения каких‑то товаров.
В другие времена и при других обстоятельствах сотник, не раздумывая, отдал бы своим людям приказ размещаться в этих постройках, но князь предупредил, что обижать горожан нельзя. Васильку долго пришлось разыскивать посадника, на которого в один день свалилось столько дел, сколько и за месяц не переделаешь, потом еще надо было искать хозяина построек. Кому они принадлежали, посадник не помнил, но тянуть кота за хвост не стал: отдав распоряжение своим людям найти хозяина амбара, с легким сердцем разрешил сотнику занимать приглянувшееся строение, нисколько не сомневаясь в правильности принятого решения. После всей этой кутерьмы Василько смог немного отдохнуть на устроенном посадником пире и даже выспаться на лавке, скорчившись в неудобной позе.
Едва забрезжил рассвет, сотник был уже на ногах. Проведав ратников, он отправился в посад, чтобы посмотреть, нет ли там какого подходящего сооружения, но, так ничего и не обнаружив, вернулся назад. К этому времени удалось разыскать и хозяина занятой сотней постройки.
Он страшно перепугался, узнав, что его ищут люди князя, и когда наконец‑то понял, зачем его вызвали, едва ли не с радостью согласился отдать для нужд дружины свой амбар, тем более что люди посадника намекнули, что Василий Алексич интересовался, кто это разрешил ему строиться да стенами города.
Вот так провел время сотник до встречи с князем и воеводой. Поэтому, услышав о каком‑то походе, Василько, хоть был он силен и вынослив, все же сник.
Едва заметную перемену в настроении молодого сотника князь сразу же уловил и не стал томить его неизвестностью — сразу же, чтобы поднять упавший дух воина, уставшего, но все же готового по приказу отправиться в любой поход, пояснил:
— А поход наш — к посаднику. Он к себе нас на обед звал. Но неволить не буду. Может, у тебя какие другие дела есть, так скажи.
— Да нет у меня больше никаких важных дел, — не раздумывая, ответил сотник. — Рад буду в такой «поход» сходить.
— Вот и ладно, — констатировал князь.
Он не знал, чем объясняется поспешный ответ сотника. А у того сердце забилось, когда узнал, что приглашают его в гости к посаднику. Василько, накануне пробыв там недолго, успел заметить девушку, которая ему очень приглянулась, и теперь он тайно надеялся, что ее снова удастся увидеть.
Вскоре горница опустела.
До назначенного князем срока воеводе надо было проверить, как идут дела в гриднице, а Василько поспешил к своей сотне, чтобы обговорить со старшими дружинниками их дальнейшие действия, а заодно сообщить, кто будет им помогать в обустройстве жилья. Вслед за ними вышел из палат и князь. Макар едва успел подать ему корзно и хотел уже послать холопа на княжескую конюшню за Вороном, но Михаил Ярославич опередил расторопного слугу, сказав, что хочет пройтись пешком.
Спустился князь по запорошенной снегом широкой лестнице и отправился вдоль палат, решив немного размяться и заодно осмотреть свои владения, но далеко уйти ему не удалось. Едва он завернул за угол, как сильный порыв ветра чуть не сшиб его с ног, бросив в лицо пригоршню колкого снега и разметав полы теплого корзна. Пришлось Михаилу Ярославичу повернуть назад. Однако отказываться от прогулки ему не хотелось, поэтому он стал медленно прохаживаться от угла палат до крыльца и обратно.
Гриди, которые, увидев, что князь покинул палаты, спешно последовали за ним, теперь в нерешительности остановились у крыльца. Оттуда они наблюдали за князем, и если бы тот решил уйти дальше, сопровождали бы его на некотором отдалении.
Правда, Михаил Ярославич и не думал никуда уходить. Он шагал туда и обратно и о чем‑то мучительно размышлял. Вскоре ему, видимо, надоело это занятие, и он, пнув носком сапога снежный ком, оказавшийся у него на пути, резко повернул и быстрым шагом направился к крыльцу.
Охранявшие князя гриди видели, как он, легко взбежав наверх, стремительно прошел по рундуку, попутно смахивая снег, скопившийся на перилах, и скрылся за дверью. «Кажись, сегодня у князя что‑то сладилось», — подумали они одновременно и переглянулись.
В сенях князь сбросил корзно на руки расторопного слуги и, едва не ударившись о притолоку, переступил порог горницы, где сразу же кинулся в красный угол — к иконам.
Макар из сеней увидел это, трижды перекрестился и тихо, чтобы не помешать молитве, прикрыл дверь. Он давно уже прислуживал Михаилу Ярославичу и знал, что тот, как и его отец, не отличаясь показной набожностью, суесвятством, к Богу обращался только в случае крайней нужды. Именно поэтому в такие нечастые моменты Макар старался оберегать покой князя.