— С ролью, которую я более не считаю существующей, — сказал Меч.

— Вот как? — нахмурилась младшая жрица. — Ты думаешь, что должен передать роль Воина кому-то другому?

— Я не сказал, что мне не следует быть Воином. Я сказал, что эта роль вообще больше не должна существовать. Я считаю, что Воина не должно быть совсем.

Жрица нахмурилась еще сильней:

— Но кто же тогда убьет следующего Темного Лорда, если таковой появится? По-твоему, Лучник и прочие Избранные прекрасно справятся без Воина?

— Не должно быть больше никаких Избранных. И не должно быть никаких Темных Лордов. Не должно быть больше Лордов-Чародеев.

— Не должно быть Лордов-Чародеев? Но кто же тогда будет держать в узде остальных чародеев?

— Никто. Остальные чародеи больше не представляют угрозы. Злых колдунов не было уже много веков.

— Это потому, что есть Лорд-Чародей!

— Волшебников осталось так мало, что нам не нужен Лорд-Чародей!

Жрица некоторое время молча смотрела на него, а потом сказала:

— Ты сам не понимаешь, о чем говоришь.

Меч пораженно уставился на нее.

— Разве ты не учил баллады? — спросила она. — «Осада Синего Цветка», «Резня в Голн-Влейе»?

— Знаю я эти песни, — с досадой ответил Меч. — Все это случилось давным-давно. Тогда жили сотни чародеев. А нынче их и пары дюжин не наберется.

— Достаточно и одного, чтобы устроить неприятности.

— И много ли неприятностей может устроить один обычный чародей?

Прежде чем ответить, жрица вновь некоторое время молча смотрела на него.

— А ты знаешь, что некогда сюда, в место, что нынче называют Безумным Дубом, явился чародей с намерением увести женщин в свой гарем? Всего один, и этого оказалось более чем достаточно, чтобы учинить разгром.

— Сюда приходил злой колдун? — изумился Меч. — А песня об этом есть?

— Песни нет. Рассказов тоже. Только память — еще с тех времен, когда не было никаких Лордов-Чародеев, чтобы защитить нас.

— Что? Память? Но Лорды-Чародеи существуют вот уже семьсот лет.

— А это случилось более восьмисот лет назад, до того как Совет Бессмертных избрал первого Лорда-Чародея, за сотни лет до того, как вырос первый Безумный Дуб, когда деревушка здесь еще даже не имела названия.

— Но как же тогда сохранилась память? Никто ведь не может прожить восемьсот лет.

— Человек нет, а лерры — да. Лерр умеет хранить память всех жрецов. Одна из моих прабабок, та, которая победила чародея, считала, что эту историю надо передать потомкам, а человеческим сказителям она не доверяла. Она опасалась, что те скроют правду за лихой героикой и восхвалениями, поэтому передала свои воспоминания леррам очага в святилище нашего поселения, и с тех пор каждая жрица получает от них эти воспоминания.

— Значит, жрица в одиночку победила злого колдуна? Из этого напрашивается вывод, что не очень-то он был силен. Так как дело-то было?

— Я же сказала, что моя прабабка не доверяла людям-сказителям. Я не стану предавать ее доверие и изображать из себя сказителя. Если хочешь узнать, как оно все было, что она сделала, о чем думала и что чувствовала, то можешь прямо сейчас пойти со мной в святилище, и я дам тебе возможность самому получить эти воспоминания.

— Ты даже такое умеешь?

— Думаю, да. Не для всех и каждого, но ты из числа Избранных, связан с леррами, поэтому я полагаю, что очаг позволит тебе получить память моей прабабки.

Меч попытался разглядеть выражение ее глаз, но царящий вокруг сумрак и сияющий знак у нее на лбу мешали что-либо увидеть.

— Ладно, тогда покажи, — согласился он.

Пятнадцать минут спустя он уже стоял на коленях в святилище, касаясь лбом ледяного камня незажженного очага, а Младшая жрица тихо говорила на языке, неприятном для человеческого слуха. Меч уже начал сожалеть, что согласился, но внезапно холод исчез, зимняя ночь растаяла, и он вдруг обнаружил, что идет среди деревьев в разгар дня. Он шел непривычной походкой, покачивая бедрами совсем не по-мужски. Плечи вдруг сделались значительно у́же, руки слабее, а грудь стала большая.

Он был молодой женщиной, возвращавшейся домой после ритуала уговаривания духов дичи в лесу к северо-востоку от поселения. Он был жрицей по имени Тала…

Выйдя на опушку, Тала отряхнула юбку от грязи и поправила на плече лук. Затем, слегка сощурившись, посмотрела на деревню — глаза еще не приспособились к свету после долгого пребывания в тени деревьев. Сильный ветер трепал ей волосы, но она не обращала на это внимание.

Что-то было не так. А может, ощущалось не так. Она никогда точно не знала, где заканчиваются ее собственные ощущения и начинается влияние местных лерров. Она пригляделась из-под руки, одновременно открывая себя для лерров, но даже после этого далеко не сразу поняла, что же казалось странным.

Все мужчины исчезли. В поле работали женщины, детишки носились по округе — но никаких следов мужчин.

— Ну и что опять стряслось? — вопросила она.

Мужчины ушли, ответило что-то. Она не знала точно, какой именно лерр, какой точно дух заговорил, но это ее не особо-то и интересовало. Все они в любом случае связаны между собой.

— Это я вижу. Но почему они ушли?

Защищать деревню.

Тала поняла, что голос шел от самой земли, а не от кого-то из менее значительных лерров. Дух земли, на которой стояла деревня, знал обо всем, что происходит на подвластной ему территории, представляющей собой огромный овал, простиравшийся от далекой горной гряды до точки, расположенной примерно в полумиле в глубине леса, из которого Тала только что вышла. Дух земли не отличался особым умом по человеческим меркам — а быть может, он просто недостаточно хорошо понимал людей, потому и не мог проявить свой разум, каким бы он там ни был. Тала была уверена, что лерр не снизойдет до дальнейших объяснений. Получить от него нужные сведения можно, только если задавать правильные вопросы.

Сейчас у жрицы не хватало терпения как следует расспросить лерра земли. Она провела три дня и три ночи, разбираясь с упрямым лерром леса, устала и проголодалась, спина у нее болела от ночевок на жесткой земле. К тому же узнать все необходимое она могла и дома, у мамы, Метелки или Кожевницы. Поэтому жрица не стала больше задавать вопросов, а двинулась к деревне.

— Благодарю вас, духи моей земли, за помощь и ответы, — тем не менее проговорила она, делая первый шаг. Как бы она ни спешила, забывать о вежливости не следовало.

Дорога казалась ей прямой и ровной, несмотря на то что в полях сильный ветер клонил ячмень. Жрица поняла: лерр принял ее благодарность и не обиделся из-за того, что она не соизволила опуститься на колени. Дух земли обычно относился довольно снисходительно к таким вещам — в отличие от надменного и капризного духа в отцовской кузне или злонравного прибрежного лерра.

Увидев стоящих на склоне мать и младших сестер, Тала помахала им рукой, однако путь ее лежал в другую сторону. Она могла бы свернуть, но до деревни было ближе, а уж там наверняка найдется кто-то, кто сможет объяснить происходящее.

Тала постоянно ощущала присутствие лерров вокруг себя. Что-то их встревожило, но жрица никак не могла определить природу этого беспокойства.

Вскоре она миновала пограничное святилище, вошла на территорию деревни, быстро проскочила мимо семейного дома Резчика и обнаружила на залитой солнцем площади с полдюжины женщин, спокойно беседующих, обхватив себя руками для защиты от ветра.

(Меч отстраненно восхитился красотой узнанной им поселковой площади, однако вокруг нее не было ни единого знакомого строения. Ни павильона на краю, ни одного дома, среди которых он вырос, — но тут он сообразил, что видит на положенном месте деревенское святилище и срединный камень, на котором он сейчас лежал — правда, святилище было открыто всем ветрам, без привычной крыши.)

— Что происходит? — спросила Тала, приблизившись.

Ее голос почти терялся в свисте ветра, но шесть озабоченных лиц тут же повернулись к ней. Среди женщин оказалась и тетя Кожевница.