Вот портрет «караванного» из «Уральских былей» П. П. Бажова: «„Караванный" — это сплав барок с железом по быстрине Чусовой, гоньба на косных, наскок, матерщина и водка. Лёвшинское „смачивание боков" при выходе на широкую воду и „помин убитым баркам". Дальше Нижегородская ярмарка и Лаишев, куда сплавлялись тогда изделия Сысертских заводов. Пьяные купцы и пьяные продавцы, которые, однако, не должны терять в пьяном угаре расчёта. Уметь всех перепить — главное достоинство „караванного". Требовалось и другое деликатное искусство — „смазки". Оно нужно было во многих местах: при подходе барок к разгрузочному месту, при отводе запасных барок, при разных „недоразумениях с артелями грузчиков" и т. д. На этот случай, правда, держались „особые специалисты", которые в искусстве смазки дошли до того, что могли проигрывать в карты „нужному человеку" ровно столько, сколько было назначено. Но руководителем этого тонкого дела всё-таки был „караванный"… прошедший высшую школу пьяного дела и изучивший потаённые ходы взятки».
«Караванный» плыл на последней барке, которая называлась «казёнкой». «Караванный» размещался в домике на кормовой палубе или в особой каюте под палубой. Каюта или домик тоже назывались «казёнками». Сюда строго-настрого был запрещён вход бурлакам, так как здесь хранились паспорты на барки, другие документы, деньги и водка.
Когда барка-«казёнка» «пробегала» (так говорили на Чусовой) мимо пристани, с неё стреляла маленькая сигнальная пушечка. Это означало: всё нормально. В посёлке Кын один местный житель нашёл такую пушечку у себя на огороде и теперь палит из неё по своим личным праздникам.
На казённых караванах с 1731 года караванным начальником ставился горный офицер. Обычно после проводки каравана он получал новый чин.
Подручными, помощниками, вестовщиками «караванного» были «косные». В каждом караване их была целая артель — два десятка человек. В «косные» набирали самых сильных молодцев. Они получали, разумеется, больше бурлаков и одевались очень франтовато: носили красные рубахи, плисовые шаровары, пояса с кистями, чёрные шляпы.
«Казённая» барка всегда несла на себе «косную» лодку, узкую и длинную, длиной метров шестнадцать. При необходимости «косные» спускали свою лодку на воду и садились в неё гребцами. А необходимости бывали разные: нагнать «убежавшую» вперёд барку, подняться против течения к отставшей барке, выловить из реки утопающих, помочь стащить с мели засевшее судно, свозить «караванного» на какую-либо пристань или другую барку без остановки всего каравана и тому подобное. Но неизменной ненавистью бурлаков пользовалась подлая привычка «караванного» на «косной» лодке в безопасности обходить самые страшные бойцы.
БОЕЦ БОЛЬШОЙ ВЛАДЫЧНЫЙ
Бойцы Малый и Большой Владычные стоят друг за другом на левом берегу Чусовой на Мартьяновской дуге. Большой Владычный возвышается над Чусовой отвесной стеной высотою около 30 м и длиною около 100 м. Он самый высокий в окрестностях — «владычествует» над Чусовой; но подобное объяснение названия отдаёт народной этимологией. Другой, полузабытый вариант названия — «Ладышный». Может быть, коренное название утёса — «Лодочный», то есть такой, какой «караванные» обходили на «косных» лодках? От слова «лодочный» через искажение «лодычный» получилось «Владычный», а через искажение «лодышный» — «Ладышный»? Впрочем, ударения в словах, бытующих в живой, неписьменной речи, держатся очень прочно, и подобная версия происхождения названия маловероятна.
Большой Владычный — геолого-ботанический памятник природы. В его породах встречаются окаменелости. У подножия его — просторный грот с глухой норой-пещеркой, в который может заплыть лодка. Во время сплава «железных караванов» Большой Владычный был огорожен заплавнями.
В 1970 году камень частично обрушился. На высоте 15 м видна огромная, ровная, светлая плоскость скола, а у подножия громоздятся огромные обвалившиеся глыбы.
* * *
Боцманом («завхозом») на каждой барке был водолив. На стоянках водолив часто выполнял функции кашевара, если бурлаки кормились «от хозяина» или «общим коштом». Но в целом водолив нёс ответственность за сохранность груза на своей барке. Пространство между грузом и палубой называлось «мурьёй». Здесь бурлаки держали свои пожитки. Водолив следил, чтобы в пути не было воровства слитков из «мурьи», и сдавал груз в пункте прибытия барки. Водолив всегда плыл с баркой до самого конца её пути: до разгрузки на пристани Лёвшино, в Перми, в Оханске, в Казани, в Нижнем Новгороде, в Москве или Петербурге — где укажет «караванный». Там, где барку разгружали, водолив продавал пустое судно (чаще всего — на лесоматериал), сдавал деньги «караванному» и уходил пешком домой.
Вот что писал о водоливе Мамин-Сибиряк в очерке «В камнях»: «После сплавщика, водолив самое значительное лицо на барке, потому что, во-первых, на его ответственности весь груз, а потом, он следит за исправностью судна, чтобы не было течи, не выпадала конопатка, не накоплялось много воды. Водолив нанимается обыкновенно до самого места назначения барки и получает жалованье помесячно. Сплавщик и бурлаки оставляют барку в Лёвшиной, последней пристани на Чусовой, а водолив остаётся до сдачи металла. В случае, если бы барка разбилась или река окончательно обмелела, сплавщику и бурлакам больше нечего делать, как только брести по домам, а водолив остаётся караулить. Поэтому в водоливы выбираются самые надёжные мужики, особенно на барках с медью. Нет ничего легче, как взять двадцатифунтовую штыку меди и незаметным образом вынести на берег или даже спустить в воду, чтобы на обратном пути продать эту лакомую добычу. Водоливу приходится день и ночь следить за бурлаками, иначе он может жестоко поплатиться, потому что у него вычтут из жалованья за всякую недостачу меди».
Водолив вместе со сплавщиком руководил и загрузкой барки на пристани отправления. Это была очень сложная и тонкая работа. Вся барка изнутри представляла собою огромный трюм. Его средняя часть (под «конём») называлась «льяло». Груз надо было распределить и уложить так, чтобы он не промок, не сдвинулся, не повлиял на ходовые качества барки, был удобен для извлечения. Специфичность, ненормированность груза заставляли каждый раз решать эту задачу заново.
Чугун на барках возили в основном в слитках — «чушками»; железо — листами, полосами, прутом; медь — «штыками», то есть болванками по 8 кг. Пушки в трюме складывали штабелями. Мелкую продукцию — пушечные ядра, скобяной товар, цепи — возили в коробах или в бочках.
Самым уважаемым человеком на сплаве был, конечно, сплавщик. Сплавщик — это и капитан, и штурман, и лоцман в одном лице. Сплавщик вёл барку. Он стоял на «скамейке» — специальном помосте — и командами «в трубу» (в жестяной рупор) управлял судном. Слово его было законом.
Сплавщик должен был знать всю Чусовую самым доскональным образом — все повороты, струи, бойцы, камни, острова, отмели. Сплавщик должен был уметь применять это знание к различным уровням и скоростям воды. Гидролог и гидротехник М. В. Лохтин пишет: «Теорию сплава создал безграмотный или полуграмотный сплавщик с помощью тонкой своей наблюдательности и того глубокого понимания явлений природы, которым так щедро одарены простые русские люди. Вот уж с полной уверенностью можно сказать, что ни на одной реке специалисты не изучили так точно распределение и течение воды, как изучили его чусовские сплавщики для своего дела».
Профессия сплавщика была потомственной. Мамин-Сибиряк в очерке «Бойцы» говорит: «Тип чусовского сплавщика вырабатывался в течение многих поколений путём самой упорной борьбы с бешеной горной рекой, причём ремесло сплавщика переходило вместе с кровью от отца к сыну…»
Естественно, что сплавщики очень высоко ценились и зарабатывали в 5–7 раз больше, чем простые бурлаки: за провод барки с чугуном 35–40 рублей, за барку с медью 50–60 рублей. Обычно на финише (на Лёвшинской пристани, в Перми или в Оханске) сплавщикам выдавали и премию около 10 рублей. Но чтобы заработать эти деньги, требовались и талант, и упорство в учении, и труд, и отвага. К примеру, молодому сплавщику доверяли вести только барки с чугуном, потому что, если он разобьёт барку и утопит груз, чугуну в воде ничего не сделается.
