Чусовая — такой же «срез» России, как и Волга, и Ока, и Двина, и Кама, только со своей уральской, горнозаводской спецификой. Какие великие русские люди начинали русскую историю Чусовой: Яков и Максим Строгановы — «дело»; Трифон Вятский — «дух»; Ермак — «воля»! И как всё извратил феодально-индустриальный «анклав» России — «горнозаводская цивилизация», в которой прагматический интерес изгнал «дух» на запад и отослал «волю» на восток.
Где она, искомая свобода? На Чусовой — крепостные крестьяне, закрепощённые раскольники, изловленные беглые, солдаты, каторжане… Впрочем, зла на Чусовую они не держали. Не Чусовая была причиной их неволи. Причиной был хозяин — помещик, заводчик, царь. Но этот хозяин худо-бедно следил за исправностью своего «живого инвентаря». Гибель человека всё- таки была грехом хозяина перед богом, была убытком, была проступком зарвавшегося приказчика, старосты, офицера, надсмотрщика, чиновника. Но всё изменило новое время.
Где он, прогневавшийся бог? Где он, тот хозяин, которого можно проклясть? Нету. Кто пострадает от гибели маленького человечка в бескрайних лесах? Никто. На кого работают кандальники нового времени? Ни на кого. Не на Сталина же: зачем великому «отцу народов» столько древесины и столько горя? Не увидеть лица виновника мук. И оставалось проклинать только Чусовую. Горько подумать, что для десятков тысяч людей прекрасная река стала рекой неволи и каторги, злой рекой ненавистной чужбины.
На Чусовой эпоха «новой неволи» началась во времена «военного коммунизма» и продолжилась при нэпе. В начале 20-х годов в РСФСР процветала практика «трудовых мобилизаций». Люди принудительно мобилизовывались в трудовые армии — как на фронт. В 1921 году постановлением Совета труда и обороны металлургические предприятия, шахты, рудники и железная дорога были объявлены объектами, на которые «призывались» трудармейцы. На Урале в это время их было около полумиллиона человек.
Для жизни под крылом НКВД больше подходила та часть Чусовой, которая располагается в Пермской области. Причины понятны. В восприятии «великоросса» Пермская область выглядит более северной, нежели Свердловская (посмотреть на карту недосуг). Чусовая на «пермском» участке гораздо менее освоена, чем на «свердловском»: селений мало, а леса много, и притоки более полноводные. Наконец и сам «менталитет местности» более подходящий: долготерпеливые пермяки не «развращены» мифом «дикого счастья». Поэтому «пермский» участок Чусовой и создал для этой реки каторжную славу.
Тем не менее в годы наивысшего «расцвета» ГУЛАГа именно Свердловская область, особенно её север, была более всех прочих районов Урала насыщена лагерями. В Свердловской области лагерей было 9: Богословлаг (посёлок Туринские Рудники), Востураллаг и Тавдинлаг (город Тавда), Ивдельлаг (посёлок Ивдель), Лобвинлаг (село Лобва), Севураллаг (город Ирбит), Тагиллаг (город Нижний Тагил), ИТЛ и Строительство завода № 8 (город Свердловск) и Черноисточлаг (посёлок Черноисточинск). В Пермской области было 5 лагерей: Ныроблаг (посёлок Ныроб), Усольлаг и Соликамлаг (город Соликамск), Широклаг (город Кизел), Понышлаг (город Чусовой). В Челябинской области было 3 лагеря: Бакаллаг и Челяблаг (город Челябинск) и Рудбакалстрой и ИТЛ (посёлок Бакал).
Первыми полностью подневольными жителями на Чусовой стали репрессированные крестьяне из центральных областей России. Объявленные «кулаками», они целыми семьями были выдворены из своих домов и деревень, погружены в теплушки и привезены сюда — «искупать трудом» свою несуществующую вину, поднимать социалистическое хозяйство. Задел для этого им давали небольшой: по краюхе хлеба на работника да по одному топору на троих мужиков. Этих несчастных называли «спецпереселенцы». Постановление о приёме и расселении в Уральской области раскулаченных крестьян из других регионов страны было принято Уральским облисполкомом в январе 1930 года. В августе 1930 года Совет народных комиссаров СССР принял постановление «О мероприятиях по проведению спецколонизации в Северном, Сибирском краях и Уральской области». Уже в 1930–1931 годах в Уральскую область было завезено почти 130 тысяч крестьянских семей (а выселено — около 30 тысяч).
Турист, который сейчас плывёт по Чусовой на байдарке, даже не задумывается: откуда в этом лесном краю по берегам реки столько полян? А эти поляны, покосы, луговины — безмолвный памятник десяткам деревень спецпереселенцев. Какие-то из них были основаны ещё самими чусовлянами, но без спецпереселенцев они бы исчезли гораздо раньше. Посчитаем их, к примеру, от устья реки Серебряной до города Чусового: Усть-Серебрянка (на месте одноимённой деревни), Кисели (на месте деревни Весёлый Луг), Кирпичная, Зябловка (одноимённая деревня), Долгий Луг (на месте одноимённой деревни), Зимняк, Андреевка (на месте деревни Стерляжье), Коноваловка (на месте одноимённой деревни), Ермаковка, Свадебный, Полякова, Верх-Чизма, Чизма (на месте одноимённой деревни), Усть-Бедька, Вороновка, Кордон, Койва, Поныш, Турино, Шайтанка, Архиповские Бараки (одноимённая деревня). Уже немало. А ведь десятки деревень были и ниже города Чусового, и по притокам Чусовой — по Межевой Утке, Сулёму, Илиму, Серебряной, Сылвице, Койве, Усьве, Вильве, Вижаю…
Спецпереселенцы не были заключёнными в традиционном смысле этого слова. Они жили достаточно свободно, имели семьи, строили себе дома, как обычные колхозники, да и работали в колхозах — правда, не за деньги, а за пайки, за трудодни, за послабления режима, за стройматериалы и прочее. Но за ними надзирали органы НКВД; они не имели права выбора работы, права покидать свой посёлок, права участвовать в выборах или в других формах общественной жизни (кроме самодеятельности). На их предприятиях норма выработки была на 50 % выше, чем на обычных, вольных, а зарплата — гораздо ниже, да ещё сокращалась отчислениями «на содержание колоний». Продовольственный паёк выдавался только при выполнении нормы. Даже официальные источники не скрывали, что среди спецпереселенцев смертность достигает 60 %.
Основным занятием спецпереселенцев была рубка и сплав леса.
Советская пенитенциарная система была исключительно сложна, изобретательна, разнообразна и самопродублированна, но одновременно и невежественна, косноязычна. Сложно разобраться в её структуре, иерархии, оттенках вины и наказания, особенно если учитывать, что вина была «виртуальна», а лицемерие скрывало фактический характер наказания. Вот фрагменты словарика из книги «Прикамье: история политических репрессий и ГУЛАГа (1917–1989)» (2004):
«Спецпереселенец — сосланный в отдалённые районы СССР, как правило, из числа раскулаченных. Вся полнота власти над спецпереселенцами, проживавшими в спецпосёлках, принадлежала коменданту НКВД.
Ссыльнопоселенец — ссыльный, бессрочно прикреплённый к определённому отдалённому району СССР с начала 30-х до конца 50-х гг. Обязан был регулярно отмечаться в органах НКВД (МВД).
Трудпоселенец — лицо, принудительно переселённое в отдалённые и неосвоенные территории. Фактически то же самое, что и спецпереселенец. Термин появляется с 1933 г.».
Эпоха спецпереселенцев продолжалась около трёх десятков лет. Началась она в конце 20-х годов, а закончилась в 60-х годах. СССР пережил ужас репрессий, и государство имело огромную армию рабов-зэков, а потому спецпереселенцы потеряли «статус» самой дешёвой рабочей силы. После войны лагеря заполнили «окруженцы», военнопленные, «пособники» (реальные и мнимые). А огромные территории разграбленной фашистами страны оставались безлюдны — их требовалось заселять заново. И тогда в 1947 году спецпереселенцам из числа репрессированных «кулаков» начали выдавать паспорта, чтобы они могли вернуться и «оживлять» выжженные войной земли. С 1957 года начали освобождать представителей насильно переселённых народов. И многие жители уехали. Деревни исчезали с карт.
