Маг пожал плечами и в сомнении посмотрел на тучи.

Девушка сделала пару шагов, когда услышала его вопрос:

— Что это за красное пятно у Вас на шее?

— А, какая-нибудь дрянь ужалила, — махнула рукой сеньорита Рандрин.

— Я бы на Вашем месте не был столь беспечным. Эта дрянь, как Вы изволили выразиться, может оказаться ядовитой.

Зара промолчала и поднялась на террасу, игнорируя шепоток олосерцев. Еще бы, наверное, появление анторийцев в их забытой богами деревеньки — целое событие. Кстати, не забыть бы стереть из их памяти это событие. Или не стоит? Мало ли на свете синеглазых анториек? Пожалуй, оставит все, как есть, не нужна ей мигрень, а если изменять сознание всей честной компании, то ее не избежать.

Рукомойника в комнате не нашлось, его заменяло стоявшее на табурете корыто. Кувшин валялся рядом, на полу. Разумеется, пустой. В коридоре стояла бочка, можно было разжиться водой там. Девушка так и поступила, не в силах терпеть пленку пота на коже.

В коридоре Зара столкнулась с Меллоном и тут же была избавлена от необходимости таскать что-то, кроме собственного тела.

Хорошо быть магиней, можно без посторонней помощи окатить себе спину, не используя руки.

Ее манипуляции с корытом и кувшином с натяжкой подходили под определение водных процедур, так, скорее размазывание грязи. Зато кожа начала дышать и исчез мерзкий запах, который, казалось, чувствовали все окружающие. Оставалось только вымыть голову, но воды на нее не осталось, нужно было снова идти в коридор.

Уничтожив ручейки, предательски тянувшиеся от табурета к двери (еще подумают, что она устроила потоп), девушка вытерлась полотенцем, переодела белье и, облачившись в рубашку и нижнюю юбку, осторожно выглянула в коридор — кажется, никого.

Подходить к бочке было необязательно, Зара лишь приоткрыла дверь, просунула в щель руку с кувшином и с помощью заклинания послала посудину к желанной цели. Вот она окунулась в бочку, наполнилась до краев и вернулась к хозяйке. И так до тех пор, пока корыто не наполнилось водой. Подогрев ее, Зара достала бутылочку с шампунем на основе мыльного корня и отвара трав и, вспенив в ладонях небольшое количество густой фисташковой жидкости, нанесла смесь на волосы.

Тщательно отжав волосы и до поры до времени оставив сушиться естественным образом, девушка занялась стиркой. Сразу вспомнилось деревенское детство, а с ним и мать. Решено, по возвращении она перевезет ее в Айши. Не захочет жить в городе, пусть устроиться в одном из местечек в окрестностях столицы. Только что-то подсказывало Заре, что Эгюль не захочет покидать насиженные места, расставаться с друзьями и соседями. Человек прикипает к дому, пускает в нем корни, и, чем он старше, тем труднее от него оторваться.

Ну вот, кажется, все: сама она похожа на человека, белье постирано, высушено и убрано, следов воды на полу не осталось.

В дверь постучали.

Девушка улыбнулась: стучать на этом постоялом дворе мог только один человек, во всяком случае, из тех, кого она видела. Наверное, пришел позвать ее поесть.

— Одну минуточку, я оденусь, — не стоит расхаживать перед ним в дезабилье.

Судя по тому, как резко потемнело в комнате, на улице все же начался долгожданный дождь. Догадки подкрепила дробь капель по стеклу, тяжелая, мерная. Значит, ливень, ливень всегда начинается с таких редких крупных капель. Оставалось надееться, что дождь принесет прохладу или хотя бы избавит от изнуряющей духоты.

Торопливо дошнуровав корсаж и облачившись в платье, Зара щелкнула задвижкой, решив, что влажные волосы не скомпрометируют ее в глазах мужчины. Смешно, право, она и не в таком виде перед ним появлялась когда-то. Давно, будто в прошлой жизни.

Меллон, в свежей рубашке, тоже, очевидно, озаботившийся уничтожением пыльной патины дорог, держал в руках какую-то баночку.

— Простудиться не боитесь? — он кивнул на ее тяжелую косу со слипшимся от влаги кончиком. — Тепло теплом, а сквозняки бродят, сами не заметите, как заболеете.

— Хорошо, — согласилась девушка, — сейчас просушу полотенце и еще раз промокну.

Дернув за край ленты, она дернула головой, распуская волосы. Спину тут же приятно захолодило. Зара потянулась за висевшим на единственной спинке кровати полотенцем, немного поколдовала над ним и, наклонившись, заключила влажные пряди в пушистые объятия.

— Меллон, Вы что-то хотели?

— Да, взглянуть на Вашу шею. Мне очень не нравится это пятно.

— Если Вам так хочется, — продолжая заниматься волосами, девушка села на кровать, повернувшись к нему спиной.

Несколько минут ничего не происходило: видимо, маг внимательно изучал подозрительное место, — а потом Зара ощутила прикосновение его пальцев. Гномья матерь, больно ведь!

— Да, это укус, — вынес вердикт Аидара. — И, между прочим, у Вас под кожей кусочек жала.

— Жала? — удивленно переспросила девушка. — Но я не видела ни ос, ни пчел.

— Полагаю, это шутки одного из местных насекомых. Тихо, не дергайтесь, я вытащу и смажу дезинфицирующей мазью.

— Возьмите из моей сумки ту, что дала Апполина.

— Боюсь, на ранение это не тянет, — усмехнулся Меллон. — А теперь не двигайтесь.

Извлечение жала оказалось болезненным и трудоемким процессом, занявшим несколько минут. Малюсенький кусочек — а доставил столько проблем!

Продемонстрировав извлеченное орудие мести насекомых и удивившись, как Зара могла не ощущать его присутствия (когда тебя жалят десятки мошек, и не такое не заметишь, везде же болит и чешется), Аидара открыл принесенную баночку и начал осторожно обрабатывать место укуса.

Мазь приятно холодила, не менее приятно, чем чувство, вызываемое движением его пальцев. Девушка поймала себя на мысли, что хотела бы, чтобы он просто массировал ее шею, с тем же легким нажимом и узкой амплитудой движений.

То ли он услышал ее невысказанную просьбу, то ли его рука просто соскочила, но на несколько мгновений пальцы коснулись ложбинки между ключицами, на пол ладони ниже места укуса. И тут же вернулись на место.

— Все, мазь впиталась и должна снять покраснение. Пожалуйста, где-то с час не трогайте шею руками, а волосы лучше перекиньте вперед, чтобы не смазать.

Зара поблагодарила его и, аккуратно перехватив пряди лентой, оставила их лежать на плече.

До Убрека с горем пополам добрались к полудню следующего дня.

Город встретил их запахом лепешек, продуктов жизнедеятельности мелких животных (вездесущих коз, с горячим энтузиазмом обгладывавших кору несчастных хлипких кустов и деревьев в окрайных районах) и гортанными криками возницы, пытавшегося силой слова сдвинуть с места груженую кирпичами подводу. Колесо попало в яму, а осел (лошадь могли позволить себе не все, да и зачем уродовать животное на черной работе?), обрадовавшись передышке, замер в позе философа.

У Убрека не было стен, не было ворот, возле которых могла бы дежурить стража, он напоминал гигантское скопление домов, разбросанное по обеим сторонам мутной речушки. Предприимчивые горожане, в свое время задумавшиеся как о защите от неприятеля, так и о собственном удобстве, прорыли несколько каналов, рассекавших город на неравные сектора.

Жалобно скрипели под копытами лошадей доски моста. Глянув вниз, Зара заметила подростков, стоя по пояс в воде, ловивших сачками рыбу. Странно, в этой желтой воде еще что-то водится?

Замелькали мазанковые домишки окраины, напоминавшей традиционное сельское поселение.

Домашняя птица рылась в канавах вдоль улицы, отыскивая червячков. Пылали жаром разверзнутые недра летних печей во дворах. Женщины в ярких, преимущественно окрашенных в осенней гамме, закрытых платьях что-то резали, перемешивали содержимое огромных котлов, занимались прочими каждодневными обязанностями.

Узенький канал наискось пересек улицу, будто отсекая от города сельскую жизнь. Тут даже было некое подобие набережной — дощатый настил с перилами.

Дома стали кучнее, благообразнее, постепенно исчезала живность, и наконец улица стала похожей на улицу. Появились разносчики, переброшенные от дома к дому веревки с мокрым бельем, разнообразные лавочки, даже мелькнул какой-то храм.