Всегда есть опасность утратить великие ценности. «Джоконду», когда привозили в Нью-Йорк показать людям, ставили за бронированными стеклами и охраняли целым нарядом полиции из-за боязни, что украдут. Памятники искусства, подобные Ростовскому кремлю, украсть невозможно. Но они могут быть утрачены по небрежению, по халатности, невежеству и равнодушию. Ростовский кремль на своей судьбе испытал в совокупности все эти беды. Беды обрушились сразу же после смерти Ионы Сысоевича. Сначала утрата вкуса и мастерства в текущем строительстве, потом вовсе упадок и запустение. Без присмотра погибли древние книги, летописные свитки, иконы, архивные документы. В палаты въехала уездная канцелярия, купцы заняли постройки под склады вина и соли. У кремлевской стены, на том месте, где стоял когда-то «славный ученостью» Григорьевский затвор, устроили скотобойню. Дело дошло до того, что генерал-инженер Бетанкур предложил разобрать кремль и сложить на его месте гостиный двор, иначе говоря, европеизированный караван-сарай для торговцев. Это было за девятнадцать лет до убийства Дантесом Пушкина и может быть хорошим свидетельством тому, что если мы сами не бережем своей славы, то дантесы и бетанкуры поднимают на нее руку. К счастью, в тот раз злодейство не совершилось, хотя уже успели разобрать верх часобитной башни и верхний этаж Красной палаты. Усилием патриотов, среди которых надо назвать достойных нашей памяти ростовчан Титова и Шлякова, в конце прошлого века в кремле начались восстановительные работы. Великая постройка осталась жить.

В 1953 году над Ростовом узкой полосой как раз над кремлем пронесся необычайный для этих мест ураган. «Крыши и покрытия куполов несло над озером, как бумагу». Кремль опять был выведен на крайнюю грань бедствия. Но в этот раз не было вопроса: восстанавливать — не восстанавливать? Правительство отпустило хорошие деньги. И стараниями талантливого архитектора Владимира Сергеевича Баниге кремль не просто восстановлен, но предстает перед нами в своем изначальном образе. Кропотливым исследованием сняты все несообразности поздних пристроек, устранены ошибки торопливых починок. И хотя мастерам-реставраторам работы еще немало, мы уже видим кремль таким, каким зодчие возвели его триста лет назад.

По Ростовскому кремлю хорошо пройти с другом-единомышленником, когда при каком-нибудь новом открытии или догадке испытываешь радость шевельнуть локтем: смотри... и почувствовать: друг тебя понял.

Но со звездным небом, морем, лесом и полем, а также с искусством, отмеченным принадлежностью к вечности, необходимо побывать иногда совсем одному.

Ростовский кремль я несколько раз видел вечером, не спеша проходя по обтекающим постройки и стены дорожкам. В такое время на озере обязательно тарахтят одна-две моторки, слышно, как говорят у машины, оглядываясь на кремль, шоферы, слышно часы на городской башне. Иногда почти комаром гудит невидимый где-то над остатком зари самолет. И среди этих вечерних, приглушенных, но четко обозначенных звуков стоит молчаливый, смутно белеющий кремль...

Ощущение прошлого в прямой связи с тем, что тебя окружает, с тем, что тебя касается в жизни, всегда давало людям уверенность в будущем, всегда давало человеку необходимое равновесие в размышлениях о смысле жизни и своем месте в ней. Мы говорим: памятники старины и революции воспитывают в нас ощущение Родины, причастность к ее судьбе. Это верно и очень важно. Но это не все. Узнавание всего прекрасного, что сделали жившие прежде, оставляет у любого человека ощущение и его нужности на земле. Это великое и необходимое людям чувство. И если Ростовский кремль помогает у кого-нибудь родить это чувство, спасибо судьбе за то, что он есть на нашей земле.

Одна из бесчисленных деревень. Не лучше и не хуже других. Но выбор наш не случайный — в этой деревне родился Михаил Васильевич Ломоносов.

Построек, связанных с жизнью великого человека, тут не осталось. Время не пощадило ничего, кроме маленького пруда, вырытого отцом академика. В пруду семья Ломоносовых держала к столу карасей. У дороги темнеет елка, как раз против нее и находится этот пруд, поросший лозинками. За прудом справа домик-музей. Он построен как раз на том месте, где когда-то стояла изба Ломоносовых. От дома видно: белеет Двина, вернее, один из многих ее рукавов, называемый тут Курополка. По реке вниз уходили когда-то на промысел зверобои. По реке мимо этой деревни не один раз проплывал Петр I. Увидев его в этом месте, соседнее село Холмогоры било в колокола и палило из пушек.

Деревню называли Денисовкой. По заблуждению многие из нас родиной Ломоносова считают село Холмогоры. (Холмогоры стоят через реку, в трех километрах.) Заблуждение проистекает из того, что Денисовка была никому не известной деревней. Холмогоры же старше Москвы и были известны по всей России как крупный северный город, принимавший заморские корабли, а из глубин российских встречавший корабли с медом, льном, воском, мехами и хлебом.

Для полной точности надо сказать: совсем недавно установлено: Ломоносов родился в деревне Мишанинской. Это известие взволновало и огорчило денисовцев. Но страсти поулеглись, когда уточнили: деревни давным-давно слились в одну, и название «Мишанинская» перестало существовать. Не существует сегодня и название «Денисовка». Деревня именуется Ломоносово.

В музее хранится макет старой Денисовки: несколько домиков, засыпанных снегом, дорога. По дороге с рыбным обозом ушел в Москву юноша Ломоносов. Он ни разу потом не был в родной деревне. И вернулся сюда недавно отлитым в бронзе. Скульптору удалась фигура мужика, ставшего первым академиком России. Бронзовый Ломоносов сидит на камне перед входом в деревенскую школу. В его времена школы в Денисовке не было. И четыре недели надо было идти пешком до Москвы. Сегодня, кончая школу, деревенский парень может в тот же день оказаться в Москве.

Ломоносов... При этом слове мы сразу же вспоминаем человека в белом завитом парике, румяного и полнолицего. Мы так привыкли к этому образу, что иного Ломоносова не представляем. А ведь был и без парика Ломоносов. В маленьком деревенском музее долго стоишь именно перед этим портретом Ломоносова без парика. Большелобый лысеющий человек. В этом лице легче разглядеть русского парня, выраставшего на краю деревянной России. Деревянные избы. Деревянные прялки, посуда, лодки. Рыбацкие сети, светец для лучины... В окошко музея видны берег реки, поросший красным ивовым хворостом, оттаявший косогор и посиневший лед на реке. И не так уж много надо воображения, чтобы представить себе идущего с веслом парня по имени Михаил... И конечно, вот этот Ломоносов без парика писал о начале своей дороги в Москве: «Несказанная бедность... В день на денежку хлеба и на денежку квасу... Школьники, малые ребята, кричат и перстами указывают: «Смотрите-де, какой болван, лет в двадцать пришел латыни учиться».

Так начинался первый наш академик. В деревенском музее любовно собраны свидетельства всех деяний великого земляка. Сегодня даже просто перечислить все сделанное великим человеком представляет немалую трудность. Он был первым нашим поэтом и первым физиком. Он был великим знатоком российского языка, в основе нынешней нашей грамматики лежит «Грамматика» Ломоносова. Он был химиком, астрономом, механиком и художником. Ему принадлежат большие труды по здравоохранению, географии, минералогии, картографии и философии. Книга Ломоносова «Древняя российская история» была первым печатным трудом по русской истории и первым учебником. Он первый указал на возможность пройти на восток северными морями. Во время наблюдения за Венерой он предположил существование на ней атмосферы... Если искать сравнения, то место «архангельскому мужику» в ряду титанов эпохи Возрождения: тот же неукротимый характер и страсть к познанию, та же разносторонность, та же ученость.

Есть у Ломоносова достоинства, особенно близкие сердцу русского человека. Ломоносов был верным и преданным сыном России. И был он высоким гражданином Отечества. Умел за себя постоять и не дорожить покровительством своих меценатов, ни своим благосостоянием, когда дело шло о его чести или о торжестве его любимых идей. Послушайте, как пишет он... Шувалову президенту Академии художеств, высокому своему патрону, который вздумал было над ним шутить: «Не токмо у стола знатных господ или у каких земных владетелей дураком быть не хочу, но неже у самого господа бога». Эти строчки отмечал Пушкин, который высоко чтил Ломоносова и которому, кстати, принадлежат слова: «Он был первым нашим университетом».