Недавно уже на лыжах я сделал обход «своих» мест. Собачьи следы! А были когда-то и заячьи, и лисьи, и даже тетеревов лет пятнадцать назад я снимал в лесах между Киевской и Калужской дорогами...

Теперь осмысление этой истории... Есть такое понятие — «экологическая ниша». Оно означает, что в сложных хитросплетениях живой природы для каждого существа есть свое определенное место. Оно обусловлено многими причинами длительной эволюции. Упрощенно так: карась в воде существует при наличии в ней подходящих для этого вида рыбы условий: характер пищи, температура и состояние воды. У щуки своя экологическая ниша: она в воде, «чтобы карась не дремал».

Такой «щукой» в наших широтах искони был волк. Он занимал нишу хищника — регулятора жизни. Но хозяйственная деятельность человека давно нарушила природные взаимосвязи. Волк стал пользоваться плодами человеческого труда (добыть овцу в стаде гораздо проще, чем, например, выслеживать лося) и этим поставил себя вне закона. Во многих местах волк почти полностью был истреблен. Таким образом, одна из природных ниш оказалась свободной.

Но, как говорится, свято место пусто не бывает, на наших глазах происходит удивительное явление: экологическую нишу волка заполняют дичающие собаки. То, что я наблюдаю в тридцати километрах к юго-западу от Москвы, характерно для многих мест Подмосковья. То же самое наблюдают во Владимирской, Ярославской, Калужской, Ивановской областях. Причем в одних случаях хозяевами леса становятся собаки, в других — уцелевшие волки, не находя себе пары, «обручались» с собаками и дали потомство очень жизнеспособное. Из разных мест сообщают о появлении этих, темной окраски, волков-собак.

Собаки и волки-гибриды — дерзкие и хорошо приспособленные к новым условиям хищники. Они прекрасно охотятся, не брезгуют отбросами и, как видим, готовы задавить козу и теленка, напасть на собаку, стерегущую дом.

Вести борьбу, как уже убедились охотники, с новоявленным хищником очень непросто. Собаки и волки-собаки не страшатся людей и в то же время умело избегают опасность. На облавах, оказавшись в окладе, они прыгают через флажки. Их побаиваются охотничьи собаки. Потомство, как замечено, они приносят в разное время года, приспосабливая под «родильные дома» скирды соломы.

Таков неожиданный «заместитель волка» в наших лесах. Волки, впрочем, тоже воспрянули духом. По самым последним данным, число их в европейских зонах страны за восемь лет возросло примерно в четыре раза.

Судьба его могла бы сложиться иначе, если бы не злополучный выстрел...

Матушка была хитрая. Среди лесистых болот она выбрала самое сухое место, заросшее елками, березняком и мелким осинником. Медведица знала, что следы могут выдать берлогу, потому долго петляла, саженей двадцать прошла задом, сделала три прыжка и легла.

Берлога под сосновой корягой была приготовлена загодя. До первого снега медведица выстлала ее еловым лапником, сухим мягким папоротником.

Повалил снег, теплый и густой. Белое одеяло скрыло все следы. Теперь никто, кроме чуткой лисицы, не мог бы догадаться, что под старой корягой уснула хозяйка Лесных Островов.

В январе в берлоге появились два крошечных, с кулак, медвежонка. Они сразу отыскали соски со сладким материнским молоком. Медведица худела, зато два ее сына быстро превратились в сытых пушистых зверят. На пятой неделе у одного прорезались глаза. Впрочем, сам он не догадался об этом. В берлоге было темно, и медвежонок не знал, что где-то над головою есть большой и богатый мир: лесные коренья, малина, сладкие белые личинки под старыми пнями, грибы, желуди, молочный овес и мед. Мед в высоких липовых дуплах!

Как раз в это время по лесу с собакою шел лесник. Он шел «по куницу» и все поглядывал вверх, не мелькнет ли буроватая шкурка. Вдруг собака остановилась, без видимой причины гавкнула, ощетинилась и зарычала. Лесник был опытным человеком и сразу смекнул, в чем дело. Он отозвал лайку и, пятясь назад, стал делать затесы на березах и елках...

Через неделю по этим затесам охотники разыскали место, где из-под снега вилась теплая струйка пара.

Медведица слишком поздно услышала шорох. Налетели со злобным визгом собаки, и сразу же ухнул по лесу гром. Упали с елок комочки снега, поплыл над сугробами синий ружейный дым.

Над берлогой наклонился усатый охотник.

— Ого-о! Наследники есть...— Охотник разделся и завернул медвежат в полушубок...

Медвежат разлучили. Один остался у лесника, а тот, что был шустрей и проворней, ехал сначала в машине, потом самолетом, потом опять в машине и попал наконец на окраину Москвы, в Химки. Всю дорогу возле него держали бутылку с резиновой соской. Медвежонок сначала не брал соску, потом привык — подслащенное молоко было похоже на материнское.

— Ну вот и приехали, — сказал человек и развернул полушубок, — осматривайся в нашей берлоге...

На стенах висели оленьи рога, ружья, старый бинокль и патронташи с позеленевшими медными гильзами. Если бы медвежонок мог понимать, он догадался бы: в доме живет охотник.

Новый жилец не спрятался, не забился в печурку, где обычно спасалась кошка. Он деловито принялся изучать комнату и сразу набедокурил. Подвела скатерть — зацепилась за когтистую лапу. На пол грохнулась и разлетелась брызгами хрустальная ваза. Петрович (так звали охотника) получил ее вместе с серебряным знаком за меткую стрельбу. Дорогим призом в доме очень гордились, но откуда знать медвежонку... И охотник не рассердился.

Из трех стульев и стиральной доски сделали загон возле печки. Дали медвежонку обычное для всех медведей имя. И стал Мишка жить, не подозревая даже, что есть на свете пахучие теплые муравейники, клюква и мед в высоких дуплистых липах...

Кормили Мишку овсяной кашей, щами, капустой, давали сахар и булки. Мишка ничем не брезговал. Усевшись, как обычно сидят на комодах плюшевые медведи, он держал булку передними лапами и старательно выковыривал зерна изюма. Иногда Петрович приносил арбуз. Мишка, как футболист, катал его по полу, с треском загонял между ножками стульев, потом прогрызал в кожуре дырку и начинал пиршество.

Больше всех потешали медвежьи проделки Галку, дочку охотника. Она не останавливала его, а когда слишком уж он расходился, применяла ей одной известное средство. Мишка неизвестно почему панически боялся бумажного шороха. Галка брала газету, и Мишка тут же скрывался за свою загородку.

Однако укрощать малыша с каждой неделей становилось труднее. Одним прыжком одолевал медвежонок загородку из стульев, вскакивал на скамейку, однажды забрался даже на шкаф. Особый интерес проявил Мишка к подушке. Он распорол ее и долго искал что-то в перьях. В тот же день на Мишку надели ошейник и посадили на цепь во дворе.

Это был совсем другой мир, и Мишка сразу оценил его преимущества. Во-первых, бочка. Бочка даже и без воды — прекрасная для забав штука. Но в бочке была вода. Мишка сначала запустил в теплую воду лапу, потом нырнул. За этой процедурой с любопытством наблюдали из своей будки хозяин двора — кобель Жук и соседская кошка Мальва, шмыгнувшая от страха на дерево.

Мальве, однако, недолго пришлось сидеть наверху. Мишка подошел к дереву и ловко, будто всегда только этим и занимался, полез на рябину. Но воевать Мишка не собирался. На рябине пучками висели оранжевые ягоды...

Рябина стала любимым местом Мишки. К зиме он так чисто собрал урожай, что только на самой верхушке остались редкие ягодки. Стайка свиристелей, каждый год прилетавшая на рябину из леса, на этот раз долго не задержалась — порхнула искать другую столовую.

К зиме Мишке выстроили сарайчик с теплой крышей и чистым полом. Но с первыми же морозами он переделал постройку по своему усмотрению: взломал пол и долго, как землекоп, вышвыривал наружу красную глину. Петрович принес во двор охапку душистого сена. Мишка тотчас же устроил в подпольной яме постель, улегся, но не уснул, как это сделали бы его лесные родственники. Жена Петровича, Елизавета Григорьевна, каждый день приносила из столовой ведро всякой всячины. Мишка вскакивал с постели и, как поросенок, бежал к корыту.