Уходить с верхушки холмов нам не хочется. Но в лагере строгий порядок — явись в условленное время, чтобы не было повода беспокоиться.
Полночь. После ужина (почти как в детском саду — манная каша и чай) люди расходятся по палаткам. Уже слышен в темноте спорящий с гулом вулкана храп. Но есть еще и работа. Дубик приводит в порядок какую-то запись. Теплофизик Аэлита Разина в равные промежутки времени включает кинокамеру, стоящую на треноге — идет методичная съемка вулкана.
В стереотрубу разглядывает извержение богатырь с бородою Распутина. У костра студент-практикант из Иркутска самозабвенно пишет что-то в тетрадку.
— Вести в Сибирь?
— Дневник. Сегодня пятьдесят седьмой день, как все началось...
В палатке-столовой мы сидим с директором Института вулканологии Сергеем Александровичем Федотовым. В бутылке из-под томатного сока горит свеча. Две кружки чая подогревают нашу беседу. Молодой еще член-корр. Академии наук СССР катает хлебные шарики и, подкрепляя важные мысли жестом, роняет шарики в темноту. С удовольствием отмечаю: наука наукой, но и простое чувство — «я все это видел» — член-корр. не старается прятать. «Фантастические романы ничто по сравнению с тем, что здесь происходит». Собеседник рисует в моем блокноте кружки вулканов, языки лавы, стрелки направления ветра, называет фамилии, даты. Восстанавливаем последовательную картину событий.
Извержения ждали. В ночь на 28 июня все выносные сейсмостанции института зарегистрировали «рой землетрясений». За двое суток их было больше двухсот. Опыт и существующие теории позволили предсказать: извержение будет в ближайшие дни. 6 июля извержение началось.
Описать все, что тут было по дням, невозможно. Можно лишь выделить фазы, отдельные акты разнообразного, полного неожиданностей, величественного спектакля природы. По трещине, возникшей почти на ровном месте, появились вначале три вулканических конуса. В считанные часы высота их достигла пятидесяти метров (пятнадцатиэтажный примерно дом!). Но появился четвертый конус и моментально засыпал три первых. К вечеру 8 июля он вырос уже на 140 метров и «работал с энергией, равной пяти Красноярским электростанциям». Огромный столб пепла и шлака стоял над вулканом. Лава не вытекала из кратера через край, а тоже столбом рвалась в небо. Это был не фонтан, а именно столб жидкого раскаленного вещества, излучавшего свет даже днем. Космонавт Севастьянов в то время передал с борта космической станции: «Над Камчаткой на 240 километров полощется флаг пепловой тучи».
Вулканологам было ясно: рождается новый вулкан. Явление это не частое. Последним из хорошо известных «новорожденных» считают Парикутин — вулкан, выросший в Мексике в 1943 году. Он появился в неожиданном месте — на кукурузном поле. Писали: «Крестьянин Дионисио Полидо, увидев дымок, пытался его засыпать, а потом огородил и за плату показывал зрелище». Это мало похоже на правду. Известно: уже через пять дней вулкан достиг высоты полутораста метров, и все живое от града его раскаленных бомб поспешно бежало.
Нового молодца на Камчатке огородить уж точно было нельзя. На глазах у людей вырастала огнедышащая гора. Стали придумывать имя новорожденному. «Есть на Камчатке вулканы Ксудач, Шивелуч, Кихпыныч. Не назвать ли Степанычем?» (В честь старейшего вулканолога, недавно скончавшегося, Горшкова Георгия Степановича).
Возле безымянного пока что вулкана ученые всех интересов и степеней собрали богатую жатву редкостных наблюдений. Но мало кто думал, что видят всего лишь первый акт величественного спектакля. 28 июля, через три недели после начала событий, разошлась земля у вулкана, и из широкой трещины потекла сверкающая светло-желтая река лавы. Таинственное земное вещество (с точки зрения физики — тело жидкое и твердое одновременно) текло буквально у ног людей. Глубина (а может, точнее сказать, толщина?) этой вязкой, в миллион раз более вязкой, чем вода, огненной массы равнялась 20 — 30 метрам.
Понятное дело, вулканологи «пили» из этой реки. В копилку добытых с помощью разных приборов знаний они и сами как следует еще не заглядывали. Предстоит еще обработка всей информации. Но есть вещественное доказательство: лава позволила людям общаться с собою на «ты» — в лагере масса отформованных из нее пепельниц.
Сенсации у Толбачика менялись, как в детском калейдоскопе. 8 августа неожиданно стих первый конус. Казалось: опущен занавес представления. Но через день, рядом с потухшим первым, родился новый вулкан, такой же силы и резвости. И начал расти. И рос хорошо. Но через восемь дней вдруг тоже «заткнулся», утих. И на сцене сразу же появился конус, названный третьим. Этот работал всего неделю, соревнуясь с ожившим после суточного перерыва вторым. (Второй победил и работает до сих пор.)
В хронике этих событий есть еще конус-4. Появлялась тут трещина шириною в 400 метров. Была ситуация, когда в одночасье по трещине заработало шестнадцать разной силы вулканчиков. (Дубик: «Некоторые можно было, подбежав, затоптать».) Были тут трясения земли, фантастической силы липкие пеплопады (пепел сыпался вместе с дождем). По лаве второго конуса, как по конвейерной ленте, плыли обломки земной коры — «острова» величиной с шестиэтажный дом. Люди видели, как огромным пирогом земля вспучивалась и как внезапно в земле появлялись провалы... Такими были восемь недель у Толбачика.
Зрелище это было доступно не только вулканологам. Все, кто имеет интерес к изверженным недрам земли, кто способен есть кашу с пеплом и лезть в спальный мешок при свете вулкана, тут побывали. Геологи, геофизики, ученый-атомник, конструкторы космической техники, знаменитый фотограф Вадим Гиппенрейтор собирали тут впечатления и кое-что посерьезней.
На месте только что покинутого лагеря высаживался на сутки целый десант журналистов европейских газет.
— Они появились в момент, когда умолк вдруг конус-2. Антракт. Ничего нет... Надо было видеть их огорчение. Но мы сказали: денек терпения — появится новый вулкан. Указали и место, где он появится. Вы бы видели, что творилось, когда вулкан появился. Меня они кинулись обнимать с таким же энтузиазмом, как обнимают во время хоккея забившего шайбу...
Сергей Александрович поправляет в бутылке почти сгоревшую свечку, наливает уже холодного чаю. Вход в палатку ничем не завешен. Нам с директором-вулканологом хорошо видно, как в метрах двухстах оползает, осыпается стенка стынущей лавы. С косого обрыва в сторону лагеря катятся раскаленные глыбы размером с палатку, а иногда и с добрый каменный дом. Фонтаны искр. Запах паровозной топки. И звон. Странный звон, как будто с горы летит воз разбитых горшков.
Во всех палатках здоровый храп. У костра с книжкой ночь коротает дежурный.
— Как на войне, это необходимо. Мало ли что...
Над вулканом зарево света и гул.
— Сейчас у нас просто курорт, — говорит Дубик. И нельзя понять, «покупает» он нас, новичков, или в самом деле этот лагерь у лавы — место, лучше желать не надо.
Дубик бреется. Вместо зеркала смотрит в синеватый глазок стоящего на треноге прибора.
— А с зубом как? — поддевает начальника кто-то из рядовых.
— Терпимо,— смеется Дубик.
Тут всем известно: руководитель отряда «Вулкан» тринадцать раз наблюдал извержения. И тринадцать зубов потерял в эти годы.
— Как раз по вулкану на зуб...
В этой фразе есть доля мужского кокетства — такова, мол, жизнь вулканолога. Однако зубы у тех, кто вдыхает тепло, идущее из земли, выпадают не без причины. Причина — коварный элемент фтор.
— Да нет, тут у нас в самом деле курорт. Побрился. Сейчас нахлещемся чаю. Поговорим по радио со снабженцами. И спокойно будем служить науке. (Уже серьезно.) Вы посмотрели бы первый лагерь. Ребята, расскажите гостям, как было в первом...
Первая группа вулканологов во главе с Владимиром Степановым высадилась вблизи извержения через несколько часов. Все ждали вестей от разведчиков, и они пришли по эфиру: «Немедленно шлите лопаты!»
Группа попала в полосу пеплопада. Был там форменный ливень из шлака и пепла. Пять суток носа нельзя было высунуть из палаток. Но засыпало, надо было откапываться. Откапывались. Насыпали бугры из пепла. Переносили палатки на эти бугры. А через сутки их снова надо было откапывать. Еда, сон и все остальное — пополам с пеплом. Вертолет в этом наждачном аду сесть не мог. Люди, правда, вольны были выйти из полосы бедствия. Но как быть с приборами? Тяжелые. Нужные. Дорогие. «Иногда утром мы могли только угадывать, где стоял «ящик». Без касок тут не работали. «Орешки с неба» разбивали стекла часов, решетили палатки, оставляли на теле ссадины и царапины». «Когда выбрались наконец на свет божий, показалось, что побывали в самой преисподней». Сейчас на месте, где стоял лагерь, из пепла торчит лишь верхушка радиомачты.
