В моем личном деле появилась запись: «Располагает всеми качествами храброго и вместе с тем осмотрительного летчика. В бою проявляет смелость, настойчивость в достижении цели. Пилот высокого класса. Вместе с тем, скромен, отличается высокой требовательностью к себе. Совершил 130 боевых вылетов, сбил два «М-109», два бомбардировщика. Можно поручать боевые задания любой сложности, способен водить группы машин, вплоть до эскадрильи и больше».
Меня часто спрашивали потом, после окончания войны, как это все могло случиться: совершить более трехсот боевых вылетов под огнем вражеских зениток, эрликонов, пулеметов, при почти обязательных атаках вражеских истребителей, при этом лично, огнем своих пушек, пулеметов, ракет, сбить более десяти самолетов противника — что вообще не входит в задачу штурмовика-разведчика. Как же я при всем этом сумел уцелеть?
В общем, если подумать, это, конечно, удивительно! На фронте, в первый год-полтора, летчики на «ИЛах», тогда еще одиночках, без стрелка, в среднем успевали совершить не более десятка боевых вылетов. Выполнив пятнадцать, шестнадцать боевых, уже ходили в «везунчиках», летающих под опекой самого господа бога. По приказу Верховного командования за шестнадцать успешных, боевых вылетов летчик представлялся к ордену, за шестьдесят — к званию Героя Советского Союза.
Как же со мной, с нами, дважды Героями, совершившими более двухсот и трехсот вылетов?
Что тут ответишь? Сказать, что секрет в совершенном владении машиной, техникой полета, смелости, смекалке и разворотливости в бою, значит, не сказать ничего. Секрет этот разгадывали журналисты, писатели, писавшие о летчиках, и все по-разному. И сами Герои и дважды Герои тоже говорят, пишут об этом по-разному. Я скажу, пожалуй, все теми же словами генерала Каманина: «Чтобы выжить в бою, нужно первое и основное — быть сильнее противника во всем: в технике, в степени личной подготовки и, как следствие этого, быть твердо уверенным в победе. И если ты веришь в свой самолет, в себя, в свое превосходство, что же тебе остается? Конечно, только побеждать и возвращаться на аэродром живым».
Так, с такими убеждениями я и воевал.
Над Корсунь-Шевченковским котлом
Завершено форсирование Днепра. Наши войска успешно развивали наступление на южном его побережье. В ночь на шестое ноября 1943 года завершено освобождение Киева. Это был великий подарок Родине.
Окружение немецко-фашистских войск в Корсунь-Шевченковской операции намечалось в конце января 1944 года. Осуществлялось оно войсками Первого и Второго Украинских фронтов. Их части одновременно наносили мощные удары по врагу, сокрушая его сконцентрированные здесь мощные военные силы. Признаться, я в то время даже не представлял себе всей грандиозности происходивших здесь сражений. Лишь позже, уже будучи слушателем Военной академии, изучая материалы, отражающие ход этой битвы, я сумел оценить всю ее величину и значимость в борьбе за победу над врагом. Тогда я понял, что принимал непосредственное участие в операции, которая золотыми строками доблести наших войск вписана в историю Великой Отечественной войны.
Гитлеровское командование никак не ожидало активных действий советских войск именно на этом направлении. Прежде всего, этому препятствовала совершенно неблагоприятная погода. Зима на Украине выдалась совершенно необычная. Были и холода, но главное — неестественные холодные оттепели, мокрые снегопады сменялись дождями. Немногие сохранившиеся дороги — шоссейные и проселочные, покрылись вязкой, липкой, непролазной, по колено, грязью. Для немцев это было непреодолимое препятствие. Но войска Советской Армии, хотя и не без трудностей, преодолевали их. Командование двух армий, несмотря ни на что, сумело сконцентрировать в районе небольшого украинского городка мощный кулак, нанести внезапный удар, в ходе ожесточенных боев сломить сопротивление противника, развить продвижение вперед, сметая оборонительные сооружения.
Сняв с соседних участков фронта воинские части, в том числе и танковые, немецко-фашистское командование предпринимало отчаянные попытки прорвать кольцо окружения. Большую надежду гитлеровское командование возлагало на транспортную авиацию. С ее помощью предполагалось снабжать окруженные войска боеприпасами и продовольствием. Однако все попытки противника вызволить из «котла» свои войска оказались безуспешными.
В этих условиях на штурмовую авиацию ложилась большая нагрузка. Мы вели разведку, наносили штурмовые удары по танковым соединениям, пытавшимся прорваться на помощь окруженным войскам.
Продвижение наших войск вперед продолжалось. 28 января 1944 года по врагу ударили сразу два фронта. Первый Украинский нанес удар юго-восточнее Белой Церкви, прорвал сильно укрепленные позиции противника и, успешно развивая наступление, в его глубоком тылу, в районе Звенигорода, соединился с частями соседнего фронта. В Корсунь-Шевченсковском «котле» оказалось около десяти дивизий немцев.
В течение первой недели противник предпринимал отчаянные контратаки, попытки прорвать кольцо с внешней стороны и натыкался на жесткую оборону, главным образом, на удары штурмовиков с воздуха.
А гитлеровское командование никак не хотело терять надежды на прорыв, на выход войск из «котла». Гитлер прислал телеграмму генералу Штеммлеру: «Можете положиться на меня, как на каменную стену. Вы будете освобождены из котла. А пока — держитесь до последнего патрона».
Противник принимает все меры, чтобы не дать советским войскам сконцентрировать силы для контрудара под основание левого и правого флангов наступавших войск Второго Украинского фронта. Требовались срочные меры, чтобы сорвать планы противника. Основная задача возлагалась опять-таки на авиацию. В воздух поднялись экипажи штурмовиков. Двадцать минут штурмовки. Горят железнодорожные составы с боеприпасами и танки. Затем очередь экипажей моей группы. Она и завершает разгром сконцентрированных у Шполы немецких войск. Контрнаступление было сорвано окончательно и бесповоротно, кольцо окружения сомкнулось еще плотнее.
... Пасмурным утром наша эскадрилья вылетела на штурмовку танковой колонны. Оказалось, что немцы сделали за ночь стремительный бросок, и в момент, когда мы прилетели в заданный квадрат, они уже вступили в бой с нашими танкистами.
Сверху картина танкового боя была отчетливо видна. Около сотни машин с белыми крестами на башнях двигались по полю, текли по оврагам и балкам. На их пути встали несколько десятков наших танков.
Мы развернули самолеты и пошли в атаку. Немцы настолько увлеклись, что заметили «Черную смерть», когда она уже обрушилась на их головы. Как тараканы, поползли в разные стороны вражеские танки. Но разве можно уйти, скрыться от «Ильюшина-2»?
Атакуем еще и еще раз. Уже не меньше дюжины машин пылает. Наши танкисты довершают разгром.
Возвращаемся на свой аэродром, чтобы пополнить запас бомб и тут же вновь подняться в воздух. Но что это? Вижу внизу большой овраг, буквально до краев наполненный вражеской пехотой. Докладываю об этом на КП.
— Разрешите атаковать?
— Атакуйте!
Бреющим полетом идем над оврагом и поливаем гитлеровцев из пушек и пулеметов. Оставив сотни трупов, солдаты кидаются в поле. Мы разворачиваемся, заходим со стороны поля и, как цыплят, вновь загоняем немцев в овраг. И опять атакуем. В овраге творится что-то невообразимое. «Утюжим» пехоту до тех пор, пока у нас не иссякают боеприпасы.
Тут следует оговориться. Еще несколько месяцев назад штурмовики ни за что не осмелились бы атаковать наземные цели до последнего снаряда, до последнего патрона. Сделать это — означало остаться беззащитными в случае встречи с истребителями противника. Но в районе Корсунь-Шевченковского направления наша авиация безраздельно господствовала в воздухе. Бывали не дни, а целые недели, когда фашистские самолеты не смели подняться со своих аэродромов. А если поднимались, то немедленно становились добычей наших летчиков. Воздух, как мы говорили, был чист.