— А… что вы здесь делаете, сударыня?!
— Я-то что делаю?! — усмехнулась она несколько свысока, с чувством врожденного превосходства. — Это вы что здесь делаете, позвольте вас спросить! Вы полицейский?!
— Помощник станового пристава Константин Кричевский! Исполняю свой долг… Осматриваю место происшествия!
— Да?! А мне-то померещилось, будто вы мой лиф осматриваете! Дайте, кстати, его сюда!
Она произнесла это без тени стыда и смущения, и Костя, от которого деликатная матушка по сей день стыдливо прятала женское исподнее при стирке, поразился той легкости и свободе, с которой разрешился сей неприличный инцидент. Пикантный предмет исчез под подушкой, под которой же успел Константин приметить и большую ребристую рукоятку крупнокалиберного револьвера.
— Вас Александрой зовут? — неожиданно для себя спросил он, ощущая непреодолимое желание говорить, говорить с ней о чем угодно. — Как он… Жив?
— Жив, что ему станется! — с некоторым раздражением в голосе сказала молодая женщина, проворно скручивая в узелок простыню и какие-то тряпки из гардероба. — Я за перевязкой пришла, а то у дворника там такая грязь… Дворник дурак! Послала его в больницу за доктором, а он привел полицейского!
Та небрежность, с которой Александра отозвалась о своем сожителе, неожиданно обрадовала Константина. Он поспешно, волнуясь, объяснил молодой женщине, что уже обо всем распорядился, и доктора сейчас приведут, и направился за ней следом наверх, в дворницкую, ступая прямо по кровавым следам, о которых уже успел позабыть напрочь. Александра же ловко обходила их, ступая неслышно в мягких сафьяновых туфлях с длинными загнутыми носами, одетых на босу ногу. Тело ее, молодое, красивое, сильное, свободно изгибалось под узким серым домашним платьем тонкого сукна, перехваченным по талии широким черным кушаком, маня и волнуя. Отчетливо понимал юноша, что никакой другой одежды под ним нет, безумно хотелось ему схватить, сжать ее в объятиях — и он брел, потупив взгляд, сжимая и разжимая потные кулаки, испуганный таким приливом желания, никогда ранее не испытываемым.
— Как же это так… приключилось? — преодолевая сухость во рту, спросил он.
— Да вот так уж приключилось! — с сухим смешком, похожим на кашель, ответила она. — Охота была ему дурачиться… колобродить! Послушался бы меня — и все бы хорошо было!.. Евгений! Эжен, это я! Я к тебе полицейского привела!
Они уже вошли в маленькую дворницкую, где слышны были порывы ветра и шуршание снега по скатам крыши.
Евгений Лейхфельд, молодой блондин приятной наружности, бледный и изнеможенный, лежал навзничь на кровати, в сапогах, покрытый одеялом поверх одежды. Его тряс крупный озноб. Обеими руками он зажимал рану на боку, которая все продолжала кровоточить. Завидя в дверях новое лицо, он грубо, с непонятной гримасой отвернулся от Александры, которая встала у косяка, сложила красивые смуглые руки на маленькой крепкой груди, и потянулся к незнакомцу всем телом.
— Нет-нет-нет! — поспешно замахал руками Кричевский, видя, что раненый стягивает с груди одеяло, желая показать рану. — Я не доктор! Я помощник станового пристава, а доктор сейчас придет! Уже послали за доктором Германом… Он очень хороший доктор и живет здесь неподалеку!
— Не доктор? — затруднительно дыша, спросил страдалец, и глаза его наполнились тревогой. — Александра! Зачем ты меня мучаешь?! Пошли немедленно за доктором, умоляю!.. Мне плохо!
— Тебе же русским языком сказали, Георг, что доктор сейчас будет, — отвечала ему молодая женщина от дверей, не изменив позы, бесцветным голосом беспощадной профессиональной сиделки. — Этот юноша — полицейский. Ты хотел видеть полицейского?! Пожалуйста! Можешь сказать ему все, что тебе угодно! Мне решительно все равно!
Загадочный вызов прозвучал в ее певучем сильном голосе, и Лейхфельд дернулся под одеялом, как от укола.
— Я пока задам вам единственный вопрос, сударь! — заторопился Константин, чувствуя себя невыразимо неловко, будто подсмотрел что-то очень личное. — Единственный вопрос в целях установления правосудия… принимая во внимание ваши страдания… и страдания близкого вам человека! Единственный вопрос: это был несчастный случай? Роковая случайность? Неосторожность с вашей стороны при чистке оружия?!
Неуяснимая, затаенная мука, глубокое душевное страдание и смятение отразились на бледном лице раненого. Усилие и преодоление выразили его заострившиеся черты, особенно когда Костя упомянул о страданиях близкого человека. Лейхфельд не сразу ответил, а порывался сказать что-то важное раз, и другой, и лишь на третий раз мучительно прошептал запекшимися губами еле слышно:
— Да… неосторожность… мое легкомыслие… Это был несчастный случай!..
— Вот и слава богу! — обрадовавшись неизвестно чему, зачастил взволнованной скороговоркой Костя Кричевский. — Вот все и объяснилось! Лежите теперь, отдыхайте! Сию минуту будет доктор! Я самолично пойду распоряжусь! У нас в Обуховской больнице чудесный хирург… Вас вылечат! Я там всех знаю!
Он выскочил было из дворницкой, но тотчас заглянул вновь.
— Прощения прошу… Одна маленькая формальность. Мне нужны свидетели для подтверждения вашего заявления. Александра, простите, сударыня, не знаю вашего отчества, вы хорошо слышали, что сказал господин Лейхфельд?! Вы сможете подтвердить это под присягой?!
— Она сможет! — с неожиданной силой, вызванной затаенным, глубоким чувством, отозвался с постели раненый. — Она все сможет!..
Этот выкрик отнял у него последние силы, и инженер Лейхфельд без чувств откинулся на подушку.
В наступившей затем тишине, прерываемой лишь частым хриплым дыханием раненого, раздались странные, сухие и отрывистые звуки. Константин Кричевский отважился и недоуменно взглянул в упор в открытое лицо молодой женщины. Александра стояла у двери, не изменив позы, со скрещенными на груди руками.
Она… смеялась.
III
Появление новых лиц несколько развеяло тяжелую нервную атмосферу в дворницкой. В сопровождении Феоктистова, довольного, что так быстро справился, пришел доктор Герман, огромный и толстый, в тяжелой медвежьей шубе, с саквояжем и тростью, и тотчас занял все место в каморке. Не снимая шубы и шапки, он поднял двумя пальцами одеяло, внимательно осмотрел рану, попросил дворника помочь господину инженеру лечь набок, чтобы увидеть выходное отверстие.
— Немедленно в больницу! — категорично сказал он голосом, не терпящим возражений. — Принимая во внимание обильное кровотечение и возможный сложный характер полученных внутренних повреждений, не может быть и речи о лечении в домашних условиях!
Евгений Лейхфельд радостно затряс головой, отбрасывая со лба прилипшие светлые пряди:
— Я согласен, конечно, согласен!
— Тогда нужен извозчик для перевозки раненого! — заявил толстый Герман. — Уважаемый господин помощник станового пристава, это уже по вашей части! Распорядитесь этим столь же решительно, сколь решительно вы приказали дворнику тащить меня сюда хоть за ворот! Не сынок ли вы нашего фельдшера, Афанасия Ильича? Не премину передать вашему батюшке про ваш характер! Строг, помилуй бог!.. Просто Юпитер-громовержец!
