— Джек — ох, сыночек мой! — воскликнул отец. Нога его по-прежнему покоилась в лубке, он опирался на костыли, но, к вящей радости Джека, выглядел на диво здоровым и бодрым. — Я-то уж думал, тебе не суждено вернуться. Когда Иффи велел запечатать колодец… — Отец выпрямился в полный рост и пригляделся к Джеку внимательнее. — Готов поклясться, ты здорово подрос, хотя прошло всего-то несколько недель. А наряд твой откуда?
— Молодчина, Джек! — от души похвалил его Бард. — Ты свершил великие подвиги! А, Торгиль — вот мы и снова встретились!
— Драконий Язык? — изумилась воительница.
— А я говорил тебе, что он жив, — отозвался Джек.
— А это что за паренек? — полюбопытствовал отец.
Джек смущенно замялся. Всю дорогу он ломал голову, как ему объяснить, кто такая Торгиль. Не только отец, но и горожане принимали ее за мальчишку. Это решало проблему одежды: ведь Торгиль наотрез отказывалась носить девчачьи платья. И однако ж она скандинавка; ее непременно убьют, если кто-нибудь догадается о ее происхождении. А тут еще отец задал самый главный, самый мучительный вопрос:
— А Люси где же?
Миг, которого Джек ждал с таким ужасом, настал.
— С ней все хорошо, — пролепетал мальчик. — Она счастлива.
— Она никогда нам не принадлежала, Джайлз, — вмешался Бард. — Ты с самого начала об этом знал. Я так понимаю, она осталась в Эльфландии.
— Она не захотела возвращаться, — убито проговорил Джек.
— Даже ради меня? И ради Алдиты? — закричал отец.
Бард утешающе потрепал отца по плечу.
— Эльфы смотрят на мир иначе, чем мы. Они играючи разобьют тебе сердце, а сами лишь посмеются да отвернутся.
Джек смущенно глядел на плачущего отца, не зная, что делать. Люси никогда не любила ни его, ни кого-либо другого. Небось уже успела напрочь о нем позабыть.
— А ты разве не хочешь узнать про Орешинку? — нежданно-негаданно вмешалась Торгиль.
Отец вскинул глаза.
— А ты кто такой?
— Я — Торгиль, из дома Олав…
— Этого вполне довольно, — вовремя остановил ее Бард. — Как видишь, Джайлз, в своих путешествиях Джек повстречал хорошего друга. Но речь не о том. Орешинка — твоя настоящая дочь и, как я слышал, живет в семье хобгоблинов.
— Хобгоблинов?! — встрепенулся несчастный отец. — Они ж ее сожрут!
— Чушь. Хобгоблины — славные, добросердечные создания и детей просто обожают. Но я так понимаю, Орешинка тоже отказалась возвращаться?
Сердце у Джека заныло еще сильнее.
— Понимаете, она ж другой жизни никогда не знала. Она считает себя хобгоблинкой и любит приемных родителей. Похитить ее было бы жестоко.
— Вообще-то я об этом подумывала, — призналась Торгиль.
— И очень хорошо, что не преуспела, — покачал головой Бард. — А теперь нам надо многое обсудить; да и Айден наверняка захочет послушать ваш рассказ. Джек, а пригласи-ка его к обеду. Да, и заодно отнеси Пеге и ее друзьям корзинку со всякой снедью. И скажи, мы будем очень рады им — после наступления темноты.
Джек поспешил выполнять поручение учителя, гадая про себя, что за птичка такая напела старику о Пеге и хобгоблинах. Просто-таки диву даешься, как Бард умудряется всегда и все знать! Уже выйдя за дверь, мальчуган услышал, как отец задумчиво обронил:
— Торгиль — странное имя для сакса.
— На севере оно не то слово как популярно, — заверил Бард.
С наступлением вечера горожане разошлись по домам. Люди были в превосходном настроении: все смеялись и поздравляли друг друга с победой над монахами.
— Отец Север посадил их на хлеб и воду на целый месяц! — радовался один.
— И заставил читать молитвы каждые четыре часа, а в остальное время трудиться не покладая рук, — ликовал другой. — Как только святоши закончат чинить стены, так сразу начнут восстанавливать Дин-Гуарди. Ах, до чего же славно снова зажить под властью настоящего короля!
— И принцессочку он себе раздобыл — просто загляденье!
Так, перешучиваясь и пересмеиваясь, люди брели по темнеющим полям, возвращаясь в Беббанбург.
Джек прислушивался к их болтовне, лежа на животе в высокой траве за пределами монастырских владений. Тут же притаились хобгоблины и Пега.
— Думаешь, это безопасно? — прошептал Бука.
— Надеюсь. Брат Айден велел мне пройти через покойничьи ворота.
И друзья прокрались к проему в стене вокруг кладбища. Внутри не оказалось ни души. Жалкие крестики, отмечающие могилы монахов, тонули в зарослях сорняков. С лугов наплывал туман.
— Тем лучше: никто нас не увидит, — прошептал Немезида.
Так, никем не замеченные, друзья пробрались к черному ходу больницы. Дверь отворила Торгиль.
— Давно пора, — пробурчала она. — Драконий Язык не велит за стол садиться, пока вы не придете.
Джек давно привык к диковинному виду хобгоблинов, а вот отец его чуть с табуретки не свалился при виде гостей.
— Демоны! Д-демоны! Пришли уволочь нас в ад!
— Успокойся, Джайлз, — и ты тоже, Айден! — приказал Бард. — Эти кроткие создания зовутся хобгоблинами, добрее их в целом свете не сыщешь. Здравствуй, Пега, рад тебя видеть. Я оставил для тебя лучшее место.
Девочка отпрянула назад, застыдившись своего истрепанного, грязного платья.
— Я лучше сяду с Букой и Немезидой.
— Вообще-то, если честно, тут все места лучшие, потому что они все одинаковые, — весело заверил старик. — А ты и твои друзья — почетные гости. Подавай на стол, Крысеныш! Ты, конечно, разоделся в пух и прах как оруженосец рыцаря, но мы-то все помним, что под пышным нарядом скрывается жалкий поваренок!
Крысеныш с кислым видом принялся обносить пирующих тушеной чечевицей на ломтях хлеба и чашами с сидром.
— За доброе начало! — воскликнул Бард, поднимая чашу.
— За доброе начало! — эхом подхватили остальные.
И жадно набросились на угощение. Никто и слова не вымолвил до тех пор, пока не утолил голод.
— Превосходно, просто превосходно! — похвалил Бука, в четвертый раз накладывая себе добавки. — Не хватает разве что горсточки грибов.
— Как всегда, ты демонстрируешь прискорбную невоспитанность, критикуя угощение, — фыркнул Немезида.
Джек знал: если Немезида начал подкалывать его величество, это значит, хобгоблины совершенно расслабились и чувствуют себя как дома.
— Торгиль уже поведала нам о ваших приключениях; ну а я-то, само собою, кое о чем и без нее знал, — промолвил Бард. — Пега, тебя должно поздравить. Одержать победу над эльфами — подвиг не из малых. Когда ты зажгла ту свечу на празднике Йоль, я сразу понял: тебе самой судьбой предначертано свершить нечто великое.
— Спасибо, господин, — пролепетала девочка, смущенно глядя в пол.
— А ты, Джек, разорвал кольцо Нежити вокруг Дин-Гуарди. Вот уже много веков жизненная сила рвалась внутрь. Крепость была что гнойный нарыв, распространяющий заразу повсюду вокруг. Но теперь это место исцелилось.
— Я утратил посох из Ётунхейма, — не удержавшись, посетовал Джек.
— Я знаю.
«Среди присутствующих один только Бард понимает весь ужас этой жертвы», — подумал про себя Джек.
Старик смотрел на ученика так сочувственно, что мальчуган отчаянно боялся расплакаться и опозориться перед всеми.
— Есть дарования, которые обретаешь только через жертву, — тихо проговорил Бард. — Эти дарования ведомы мудрым, но на то, чтобы овладеть ими, потребно время. Я давным-давно, еще в ходе обряда «огня бедствия», понял, что ты, и Пега, и Люси вызвали к жизни великие перемены. Чего я не видел, так это участия Торгиль. Она принесла величайшую из жертв, подняв руку на Властелина Нежити. И приобрела многое — чего еще не осознала.
— Она? — хором переспросили брат Айден и отец.
— Вы же привыкли к хобгоблинам. Привыкнете и к тому, что Торгиль — девочка, — заверил Бард.
Джек в который раз поразился тому, как в изложении Барда любая самая неразрешимая проблема предстает заурядным пустяком. Отец уже разговорился о чем-то с Букой, а брат Айден перестал креститься всякий раз, как взгляд его падал на хобгоблинов. Славный старина Бард! Да он любого заставит под свою дудку плясать!