— А наших детей эльфы отдают вам? — спросил мальчик.

Бука глубоко вздохнул, и женщины-хобгоблинки тихо заохали в ответ: точно стая голубей заворковала.

— Человеческих детей они держат у себя как домашних зверушек. Карапуз на поводке — это так модно! Его можно наряжать в забавные одежки и учить всяким смешным трюкам. Дети умнее собак, но не столь долговечны. Со временем они впадают в отчаяние — от недостатка любви. А когда ребенок перестает быть забавным, его бросают в лесу на поживу волкам.

— Какой ужас! — задохнулась Пега.

— Мой отец тоже однажды оставил меня волкам, — сообщила Торгиль.

— Вот уж не удивлен, — буркнул Бука. — Так вот, величайшее горе нашей жизни — это когда мы теряем наших вылупков (так мы называем детей). Тут не найдется ни одной семьи, которая не лишилась бы одного-двух малышей. Мы пытаемся закупоривать туннели. Мы выставляем стражу и устраиваем ловушки, но эльфы все равно к нам пробираются.

Хобгоблинов отличала раздражающая привычка моргать то одним глазом, то другим, а не двумя сразу, как люди. А будучи в расстроенных чувствах, как Бука сейчас, моргали они не только быстро-быстро, но еще и с перебоями. У Джека при взгляде на него даже голова пошла кругом.

В глубинах памяти Джека шевельнулась какая-то смутная мысль, что-то важное, что никак нельзя было позабыть, но от тепла, сытной пищи и, возможно, напитка Владыки Леса разум его словно притупился. А еще он бесконечно устал. Пега тоже клевала носом, и даже Торгиль то и дело резко вскидывала голову, пытаясь не заснуть.

На десерт подали громадный дымящийся пудинг, завернутый в ткань. Джеку смутно помнилось, что и он отведал немножко. То, что мальчуган принял за сливы, оказалось лиловыми грибами.

После ужина хобгоблины убрали со стола. Джек наблюдал за ними как в тумане. Он понимал, что вежливость велит помочь хозяевам, но ему отчаянно хотелось спать. Очень скоро орава юных хобгоблинов позвала его с собой, а Пегу с Торгиль между тем увели в другое место.

Спальные места представляли собою углубления, выкопанные в земляном полу небольшой боковой пещерки. Одну пещеру, как выяснилось, отвели для хобгоблинов-мальчишек, а другую — для девочек. Взрослые жили в собственных домах вместе с «вылупками». Выемки были выложены мягчайшей шерстью, и хобгоблины-подростки сворачивались клубком внутри, как кролики в норе.

Джек обнаружил, что не может толком вытянуть ноги — ступни торчат из выемки; ну да эта беда — не беда. Он так устал, что заснул бы на ложе из жгучей крапивы. Под сводами пещеры звучал могучий храп: точно «мычание» бычьих лягушек в летнем пруду. Шерсть пропахла грибами — а может, и хобгоблинами.

Джек резко сел и протер глаза. Вокруг скакали гигантские лягушки, радостно побулькивая, — как всегда, когда довольны жизнью. А в следующий миг мальчуган осознал: это же хобгоблины-подростки! Под самым потолком порхала стайка блуждающих огней.

— Утро, утро пришло! — завопил хобгоблиненок, приземляясь рядом с Джековой постелью. — Пора петь, плясать и веселиться!

Джек выбрался из уютного гнездышка. Голова у него раскалывалась, плясать не хотелось. Хобгоблиненок приглашающе подскакивал вверх-вниз; Джека аж затошнило.

Он поднялся на ноги — и тут же оказался в центре внимания. Его щупали и тыкали влажными пальцами, пока Джеку не захотелось отвесить очередному любопытствующему хорошего тумака.

— Где мой посох? — спросил мальчик, оглядывая пол рядом с выемкой.

У него давно вошло в привычку всегда носить посох при себе. Ничего ценнее у Джека не было; и, устраиваясь спать, мальчуган, конечно же, положил его рядом.

— Где мой посох? — повторил он.

Вместо того чтобы ответить, хобгоблинята подхватили его под руки и под ноги и ликующими прыжками принялись носиться по пещере.

— Пой, пляши и веселись! — верещали они.

Джек пытался высвободиться, но пальцы их оказались на диво цепкими.

— А ну, пустите! — заорал Джек.

— Грязевикам полезно порезвиться, — объяснил один из «похитителей». — А то они ужасно мрачные и вечно талдычат про грех. Надо радоваться жизни!

— Петь, плясать и веселиться! — защебетали остальные.

— Поставьте меня на землю!

Издали донесся сигнал рога: не заливистая треть охотничьего рожка, в который трубил иногда Джон Флетчер, но мерзкий блеющий звук.

— Завтрак! — завизжали хобгоблинята.

И высыпали из пещеры, таща за собою и мальчика. Рог заблеял снова.

Стол был заставлен дымящимися блюдами. Торгиль и Пега были уже там — растрепанные и недовольные. На крыше чертога Буки восседал какой-то хобгоблин, раздуваясь, словно лягушка-бык. Он выпускал воздух через ноздри, то расширяя их, то сжимая: он-то и производил тот неприятный звук, что услышал Джек.

— Знаешь, что эти гаденыши учинили под покровом ночи? — возмущалась Торгиль. — Сперли мой нож! Оххх, в этой их пище было что-то не то. У меня в ушах звон стоит: точно десяток воинов бьются на мечах.

Джек тоже чувствовал себя как-то странно. Когда он пытался сосредоточиться, пещера словно раскачивалась.

— Они еще и мой посох забрали.

— Вот видишь: замышляют недоброе, как пить дать! А я ведь говорила: в этой пещере мы как в ловушке, вот уж влипли так влипли! Да они нас просто-напросто откармливают!

— Зато свечу у меня не забрали, — вступилась Пега, демонстрируя всем свой плетеный кошель.

— А свеча-то им на что? — пожала плечами Торгиль. — Свечой голову врагу не оттяпаешь.

— Я не думаю, что хобгоблины хотят причинить нам вред, — настаивала Пега. — В конце концов, Брута-то они отпустили.

— Это они так говорят. А на самом деле, может, давно косточки обглодали — нам откуда знать?

Воительница сердито зыркнула на сбежавшиеся к завтраку орды хобгоблинов. А те в ожидании еды гикали, улюлюкали и барабанили по столам. Наконец появились Бука с Немезидой.

— Какое чудесное утро, моя росиночка! — воскликнул Бука, подсаживаясь к Пеге.

— Как скажешь. — И девочка отодвинулась к Торгиль.

— Так и скажу. Более того, повторю еще раз и еще. Какое чудесное, какое совершенно восхитительное утро!

— Когда он этак соловьем разливается, можно не сомневаться: еще до заката дождь хлынет как из ведра. Словом, погоды жди не то что собачьей — крысячьей да лягушачьей.

Мамуся и супруга Немезиды внесли подносы. Хобгоблииы радостно загомонили.

— Мамуся приготовила для нас кое-что особенное — омлет из лягушачьей икры.

— Уррааа! — завопили собравшиеся хобгоблины, топоча ногами.

Торгиль зажала уши.

— Омлет из лягушачьей икры? — не поверила Пега.

— Из самой-самой свежей, — заверил король, кладя ей на тарелку подрагивающий зеленый кус.

— Попробуешь — так и сам запрыгаешь от восторга, — заверил Немезида, отрезая смачный ломоть для Джека. — Что, понял, в чем соль шутки? Ха-ха-ха! Икра-то лягушачья! Запрыгаешь — ну прямо как лягушка!

— Понял, — заверил Джек.

Перед глазами его по-прежнему все плыло.

— А чего тогда не смеешься? У вас, грязевиков, никакого чувства юмора нет!

— Мне не до смеха, — отрезал Джек, начиная терять терпение. Непрестанный шум действовал ему на нервы, к горлу подступала тошнота. — Я же сказал: нам поручена важная миссия. Владычица Озера унесла из Беббанбурга всю воду. Наша задача — одна из многих — вернуть ее.

— Вот и Брут рассказывал ту же слезливую историю. Прямо можно подумать, мне не все равно, — фыркнул Немезида.

— Ты не понимаешь! Моего отца удерживают в заложниках. Если я не верну в город воду, его убьют. Ох, ну почему вы ничего не желаете слушать?

Застольная болтовня разом стихла. Все взгляды обратились к Джеку. Бука попытался было завладеть рукой девочки, но Пега досадливо ее отдернула. Джек поднялся на ноги и отвесил хозяину поклон.

— Мы благодарны за ваше гостеприимство, господин, но нам никак нельзя задерживаться.

— Что за вздор! Вы же только что прибыли, — возразил король хобгоблинов. — Мы уже наметили для вас великое множество развлечений: тут и ярмарки грибов, тут и стрижка скрытношерстных овец, тут и состязания прыгунов, и выступления певческого клуба. Мы никак не можем вас отпустить.