— Мои воспоминания довольно смутны, но, сдается мне, я от кого-то прятался. Соорудил себе гнездо в кроне дерева, как птица. А отца Севера послали в лес исполнять епитимию, и он обнаружил мое укрытие. Поначалу я его боялся. Да я в ту пору всего боялся! Но отец Север стал оставлять пищу у подножия моего дерева. Постепенно я научился доверять ему.

— Твои родители умерли? — спросила Пега.

Брат Айден, нахмурившись, откинулся назад.

— Не помню. Но я по сей день могу говорить на их языке.

И он произнес что-то свистящим шепотом: этот говор походил скорее на гул ветра в лесу, нежели на человеческую речь.

У Джека волосы встали дыбом.

— Это же пиктское наречие! — воскликнул он.

Слов он не понял, но шелестящие, шипящие звуки пробудили к жизни недобрые воспоминания. Джек слышал их на невольничьем рынке, когда викинги пытались сбыть его с рук. Мальчуган отлично помнил низкорослых раскрашенных воинов, что внезапно появились из ниоткуда в сумерках. Их кожа словно оживала в отблесках костра. Изображения на теле — волк с человечьей головой в зубах, олень, пожирающий змею, человек, смятый под копытами быка, — все они говорили о боли и муке.

«А ведь именно такие картинки брат Айден рисовал на пергаментах!»

— Да ты пикт! — охнул Джек, внезапно осознав, отчего монах такого маленького роста.

— Ну да, — подтвердил брат Айден.

— Но как же так? Они же дикари! Они людей едят!

— Ты закончил? — поинтересовался Бард.

— Кажется, да, — убито кивнул Джек.

— Тогда я вынужден сказать, что ты — несносный грубиян. Ты ровным счетом ничего не знаешь о народе Айдена, однако ж готов поверить самому худшему.

— Я их видел, господин. Викинги меняли рабов на оружие, а пикты ощупывали пленников, точно проверяя, жирны ли они. Они и меня чуть не забрали! Ужас просто!

— А жестокая резня, учиненная викингами среди монахов, — не ужас? — Глаза Барда вспыхнули гневом.

— Ужас, конечно, — согласился Джек, отчаянно пытаясь заставить старика понять. — Да только пикты еще хуже. Они… противоестественны. Их даже Олав Однобровый ненавидел.

— Список тех, кого ненавидел Олав Однобровый и кто, в свою очередь, ненавидел его, протянется отсюда и до соседней деревни.

— Я ничуть не обиделся. — Нежданно-негаданно на помощь Джеку пришел сам брат Айден. — Очень многим древние внушают ужас. Современные пикты — они ничем не отличаются от других народов. Носят одежду, живут в домах. Говорят на том же языке, что их односельчане, сочетаются браком с их сыновьями и дочерьми. А вот древние…

Голос брата Айдена прервался.

— Живут так, как жили их предки тысячу лет назад, — докончил Бард. — Ходят нагишом, расписывают тело цветными орнаментами, прячутся от чужих глаз, выходят только ночью. Люди говорят, на свету они теряют силу.

— Они так долго прожили в темноте, что привыкли бояться солнца, — согласился брат Айден.

— Пикты, которых видел я, были с ног до головы покрыты разными изображениями, — промолвил Джек.

— Парой-тройкой и я могу похвастаться.

Брат Айден обнажил грудь, открыв взглядам витиевато разукрашенный полумесяц, пронзенный сломанной стрелой. Под ним шла синяя линия, перечеркнутая под прямым углом пятью короткими штрихами.

— Да не бойся ты меня, Джек. Я давным-давно никого не ел!

— Я… прошу прощения, — пробормотал Джек.

Кроткий монах ну никак не отождествлялся с дикарями, памятными мальчику по невольничьему рынку.

— Вот по этому рисунку я и получил свое имя.

Брат Айден указал на синюю черту.

— Это руна, — объяснил Бард. — Она означает «айден», или «тис» по-пиктски. Монахи Святого острова решили, что для имени — в самый раз.

— А теперь мне должно предаться молитвам, — объявил брат Айден. И шагнул к окну попрощаться с ласточкой. — Я часто гадал про себя, а куда они деваются зимой. Иные верят, будто ласточки улетают в рай, — проговорил он, погладив птичку по голове.

— А зачем отец Север отбывал епитимью? — полюбопытствовала Пега, подавая брату Айдену просохший плащ.

— После злополучной истории с русалкой — впрочем, не хочу распространять пустые сплетни, — отозвался брат Айден. — Завтра — тяжелый день. Надо бы всем как следует выспаться.

«А что не так с пустыми сплетнями? Или ему больше нравятся полные?» — негодовала Пега, взбивая постель.

Барду как почетному гостю досталась перина из гусиного пуха, но на Джека с Пегой подобная любезность не распространялась. Жалкие охапки соломы жесткости каменного пола почти не умаляли.

— Держу пари, этот отец Север влюбился в русалку, — размышляла Пега. — Говорят, морской народ сочетается браком со смертными, чтобы заполучить душу.

— Бард рассказывал, морские девы пахнут водорослями, — отозвался Джек.

— А отец Север небось пах старыми башмаками.

— Неужто в тебе ни капли уважения ни к кому нет?

— Неправда! — запротестовала Пега. — Я просто не покупаюсь на жульничество. Короли, знать, аббаты — они, дескать, все такие святые праведники, фу-ты ну-ты, сядут в болото — так даже грязь к заднице не прилипнет! Но достойными людьми я восхищаюсь — правда, всей душой! — как вот Бард, или брат Айден… или ты, например, — тихо добавила девочка.

— Ох, да спи ты наконец, — буркнул Джек, немало смущенный столь резкой сменой тона.

Мальчуган зарылся поглубже в солому, повернувшись к Пеге спиной. Снаружи грохотала гроза. В узкое окно то и дело задувал ветер, насквозь пробирая холодом. Где бы взять еще соломы? Или овчину? Пега, похоже, совсем не зябла, ну да она-то к дурному обращению привыкла.

Спустя какое-то время Джек встал. Ласточка темным пятнышком смутно виднелась в уголке окна. Сквозь узкий проем не протиснется и ребенок. Насколько Джек мог различить сквозь узкую щель, до земли — довольно высоко. Мальчуган подошел к двери. Стражники, свернувшись клубком, задремали на пороге, точно пара волкодавов.

Джек вытащил жаровню на середину комнаты. Раз уж не спится, чего времени-то пропадать?

Он размеренно повторял про себя слова заклинания, обходя жаровню кругом. Может, удастся увидеть Люси, если, конечно, она еще жива. Еще один круг, и еще… пока наконец шум грозы не утих и угли не разгорелись ярким светом. Крепость дрогнула и завибрировала.

— Не делай этого, — резко проговорил Бард.

И он, и Пега разом сели прямо. Где-то в отдалении послышались крики.

— Силы, что ты призвал вчера, все еще рыщут на воле. Еще не хватало обрушить крепость прямо нам на головы. — Бард встал, положил кочергу на угли. — Пега, мятный чай пришелся бы весьма кстати.

Пега тут же принялась за дело: принесла из ниши еще угля, развела огонь, наполнила чашки из деревянной бадьи, положила в каждую листьев мяты.

— У меня нет меда, господин, — посетовала девочка.

— У тебя отлично получается, — заверил старик. — Более всего нам сейчас нужно тепло. Звезды мои! Поневоле подумаешь, что на дворе декабрь.

Очень скоро все уже сидели вокруг жаровни, а перед глазами их туманом клубился пахнущий мятой пар.

— А что я такое призвал, господин? — спросил Джек.

— Землетрясение, — отвечал Бард.

— А что такое землетрясение?

— Очень хороший вопрос. Пикты верят, что это Великий червь и его девять червячат роют в земле ходы. А вот я всегда считал, что это — нарушение равновесия в жизненной силе. А еще стоит спросить, почему землетрясение тебя послушалось. О чем ты думал, когда призывал его, а, мальчик мой?

— В первый раз я разозлился на отца Суэйна. Я себя не помнил от ярости, — признался Джек. — Я так крепко сжал посох, что сам не знаю, как это он не сломался. Посох просто-таки вибрировал в моих руках.

— Я тоже это почувствовала, — вмешалась Пега.

— В самом деле? — задумчиво оглядел ее Бард.