Тут в комнату вошли несколько мужчин. Широко улыбаясь, они по очереди пожали руку Кире, а Джайлз представил ей каждого. Имена ничего не говорили Кире. Вглядываясь в добродушные обветренные лица, она с нетерпением ждала, когда же он назовет имя ее деда.

— А теперь позвольте представить вам Бенджамена Рида, председателя ассоциации производителей сахара и компаньона моего отца. Впрочем, теперь он мой компаньон.

В голосе Джайлза не было ни неприязни, ни теплоты. В душе Киры шевельнулось что-то смутное, дремавшее много-много лет. Может, родственные чувства? Вряд ли, подумала она и, через силу улыбнувшись, обернулась, чтобы увидеть человека, повинного в смерти ее матери.

Заготовленные слова замерли на ее устах.

— Здравствуйте, мистер Рид, — проговорила Кира, немного придя в себя. Старик взял ее руку в свою. — Сегодня у садовника тоже выходной?

Он усмехнулся:

— Признаться, мой садовник ничего не смыслит в садоводстве, проку от него маловато. На лестницу забираться я ему не позволяю, потому что он постоянно приставляет ее к забору и точит лясы с кумушками, идущими с работы. Наверное, мне следует подыскать кого-нибудь помоложе да попроворней.

— И как можно скорее — жаль, что такой прекрасный сад запущен.

Старик улыбнулся и повел Киру к серванту, в котором стояли графины с охлажденными напитками.

— Не могу и выразить, как рад видеть вас у себя. Я много думал о вас и надеялся, что мы снова встретимся. Вчера мне показалось, что у нас много общего.

— Да, — согласилась Кира, — у нас много общего.

Бенджамен Рид приосанился. Судьба улыбнулась ему, снова сведя с этой чудесной, обворожительной девушкой.

— Мисс Рид, — начал он, оглядев ее блестящие волосы, голубую блузку, белый костюм и с удовольствием отметив, что она не носит никаких вычурных украшений. — Как я понимаю, мы с вами не только однофамильцы. Нам обоим нравятся плоды хлебного дерева и стряпня в местных ресторанчиках. Надеюсь, вы уже оправились после вчерашнего похода за покупками?

В стене, которую Кира воздвигала между собой и дедом многие годы, была пробита брешь. Лицо девушки осветила широкая улыбка, и взору мужчин предстала обольстительная ямочка на щеке.

Бенджамен водрузил на нос очки в металлической оправе и сразу заметил, что в темных глазах его новой знакомой затаилась печаль и, возможно, горечь. Не укрылся от него и интерес, проявляемый к девушке Джайлзом.

— Вы правы, — подтвердила Кира. — Еще раз спасибо за великолепный обед в «Браун шугар» и за то, что объяснили мне, из чего приготовлены те прекрасные блюда.

— Ну что вы! Для меня это было истинным удовольствием. Давно мне не доводилось обедать в обществе столь прелестного создания.

— Значит, вы уже встречались? — удивился Джайлз, услышав, что однофамильцы обмениваются любезностями. — Я этого не знал.

— Да, мы впервые встретились под моим хлебным Деревом, когда я довольно неумело подстригал ветки. Мисс Рид приняла меня за садовника. Вчера же я предложил этой леди сесть за мой столик, поскольку «Браун шугар» был по обыкновению переполнен.

— Но мы так и не представились друг другу, — заметила Кира.

— Я же сказал, что мисс Рид приняла меня за садовника. Вполне понятное заблуждение, ибо я торчал на лестнице, причем в весьма непрезентабельном виде.

— Да уж! — улыбнулась девушка.

Бенджамен опять усмехнулся, и между ними вновь установилось взаимопонимание.

— Джентльмены, предлагаю начать собрание, — проговорил хозяин дома. — Время — деньги, а программа у нас насыщенная. Мисс Рид, усаживайтесь подле меня. Итак, джентльмены, позвольте представить вам мисс Киру Рид из Лондона. Эта леди любезно согласилась провести для Джайлза Эрла весьма важные изыскания, касающиеся транспортировки урожая мелких фермеров.

Джайлз пододвинул кресло для Киры и сел рядом с ней.

— Вот вы утверждаете, что время — деньги, Бен, однако не вкладываете деньги в новое оборудование и обеспечение охраны урожая, что может привести к ухудшению дел на вашей плантации. Признайтесь, когда вы в последний раз объезжали ваши тростниковые поля?

— Я непременно последую твоему совету, как только сочту, что наступил подходящий момент, — отозвался старик, перекладывая бумаги. — Сейчас нам не до этого.

— Если бы я не торговался с вами за каждый доллар, фабрика уже давно бы остановилась, — упрямо продолжал Джайлз. — Времена рабства давно миновали, Бен. Чтобы выжить в условиях рынка, надо применять новую технологию.

Кира чувствовала, что между этими мужчинами давно возникла непримиримая вражда, вызванная отнюдь не тем, что она пообедала с Бенджаменом в «Браун шугар». Нет, корни их взаимной неприязни уходят в прошлое, а спор по поводу ведения дел на плантациях и фабрике — только одно из проявлений взаимной неприязни. Видимо, когда-то эти семьи основательно повздорили. Интересно, что послужило причиной разлада?..

— Господа, прошу вас, господа! — нетерпеливо сказал один из присутствующих. — Мы действительно теряем время.

— Какой толк обсуждать состояние моих полей? — Голос Бенджамена дрогнул. — Вот умру — и кто станет заботиться о плантациях Рида?

В его словах прозвучала такая горечь, что Кира, побледнев, вцепилась в подлокотники кресла.

— В свое время вам следовало прислушаться к совету моего отца, — не удержался Джайлз. — Тогда все сложилось бы иначе.

— Ну и куда привели твоего отца его идеи? — тут же вскинулся старик. — С кладбища собора Сент-Джона открывается поистине прекрасный вид! Подумать только — восемьсот футов над уровнем Атлантики. Одна беда: Рувиму уже никогда не полюбоваться красотами океанских просторов.

Все, кто сидел за столом, недоуменно переглянулись. Джайлз сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Кира видела, как у него вздулись желваки. Он едва сдерживался. Девушка поняла: необходимо разрядить атмосферу, иначе разразится гроза.

— Разве у вас нет семьи, мистер Рид? — поспешно спросила она. — А мне показалось, что у всех жителей этого острова большие семьи.

Она сознавала, что негуманно бередить старые раны, но как еще заставить его сказать хоть слово о ее матери? Ведь питал же он к дочери какие-то чувства?

— Я одинок, мисс Рид. У меня никогда не было детей. — Голос старика звучал глухо и напряженно.

Ах вот как? В душе Киры снова шевельнулась неприязнь к человеку, отрекшемуся от единственной дочери. Ее охватило страстное желание вскочить и бросить ему в лицо: «У тебя есть семья! Вот она я, перед твоими глазами — твоя родная внучка!»

Однако, сдержав порыв, девушка уставилась в окно. Сад зарос кустарником и высокой травой, над которой поднимались прекрасные цветы; в ветвях раздавался птичий гомон; на камнях в солнечных лучах грелись маленькие ящерки. Только теперь Кира увидела скульптурные изображения других животных, не замеченные ею в первый раз: их почти сплошь обвивал дикий плющ.

Сердце ее упало. Нет, ничего не выйдет — теперь она ясно поняла, что не сможет бросить в лицо деду свои обвинения, не посмеет потребовать, чтобы он объяснил свою беспрецедентную жестокость к Тамаре. Вопреки здравому смыслу, и несмотря на то, что старик только что публично отрекся от семьи, он внушал Кире симпатию. С самого детства дед представлялся ей извергом, но сейчас она воспринимала его иначе. Кира сознательно вызвала в памяти нераспечатанные письма матери, взывающей о помощи, изнурительный труд несчастной, больной женщины, старавшейся хоть как-то обустроить их жалкий быт… Но почему, почему он не желал их знать? Вот что никак не укладывалось в голове.

— Простите, я не знала, — спокойно проговорила Кира.

В эту минуту многое зависело от ее решения, поскольку ничто не мешало ей немедленно открыться и в присутствии коллег обвинить старика в жестокости и бессердечии.

Только зачем? Это ведь не изменит ровным счетом ничего. Ему уже не загладить вину перед умершей дочерью. Зато всем планам самой Киры неминуемо положит конец. Ей нравился Барбадос, на острове она чувствовала себя свободной и счастливой и очень хотела заняться исследованиями для Джайлза — хотя бы чтобы доказать самой себе: она чего-то стоит. К тому же Джайлз, несомненно, нравился ей, несмотря на то, что внутренний голос предупреждал ее об опасности.