Обед, приготовленный специально для Филиппа лучшим дворцовым поваром, начался тем не менее с паштета из гусиной печенки, доставленного утром самолетом из Страсбурга. Потом подали перепелов с рисом и салат из молодой зелени, заправленный винным уксусом и нежнейшим кунжутовым маслом.

— Примите мое восхищение столь вкусным обедом, — обратился Филипп к Амире. — Я много лет не ел таких деликатесов.

— Вы очень добры, Филипп, — ответила Амира, — но я не заслуживаю ваших похвал. Все это приготовил наш повар Фахим.

— И тем не менее я хочу поблагодарить именно вас. Уверен, что только под вашим руководством повар трудился столь вдохновенно.

Вспыхнув, Амира потупила глаза.

— Али рассказал мне, что вы заочно проходите университетский курс, Амира. Скажите, что именно вас интересует?

— Я еще не определилась. Сейчас занимаюсь всем понемногу — литературой, историей, естественными науками, чуть-чуть философией. Но пока я только прицениваюсь. Знаете, так бывает, когда попадаешь в роскошный магазин — глаза разбегаются и не знаешь, что выбрать.

Филипп ласково улыбнулся, вокруг его голубых глаз собрались мелкие морщинки.

— Это очень образное сравнение, Амира. Я желаю вам подольше оставаться на распутье. А что касается специализации, то для этого у вас еще впереди уйма времени.

Амира наслаждалась похвалой Филиппа. До сих пор никто еще не воспринимал ее столь серьезно. Ей страшно нравилось, что этот человек как само собой разумеющееся допускал необходимость для нее продолжать образование и даже выбрать какую-либо специальность.

За десертом из чисто арабских сладостей Али заговорил об искусстве Филиппа Рошона как диагноста.

— Я слышал, что вас называют медицинским Шерлоком Холмсом.

Филипп расплылся в довольной улыбке.

— Я воспринимаю ваши слова, Али, как высочайшую похвалу. Кстати, могу рассказать один забавный случай из моей практики, уж коль мы заговорили о знаменитом сыщике. Некий господин страдал параличом левого предплечья — от локтя до кончиков пальцев. Первая мысль была об инсульте, но других признаков этого заболевания не было. Другой причиной могло быть нечто вроде паралича Белла, который бывает либо от травмы нерва, либо от его вирусного поражения. Иногда такой паралич случается от пользования костылем, который вызывает сдавливание лучевого нерва. Но тот человек никогда в жизни не пользовался костылями, более того, он клялся и божился, что никогда не травмировал свою многострадальную руку. Признаться честно, я не знал, что и думать. Потратив массу времени на разнообразные исследования, я ни на йоту не сдвинулся с мертвой точки и начал было уже подумывать, что имеется какая-то психосоматическая причина. Короче, я оказался в тупике. Но как-то утром, сам не знаю почему, я отменил свои плановые консультации и отправился в офис загадочного пациента. Он был удивлен и встревожен моим неожиданным посещением. Кабинет его был обставлен солидной старинной мебелью — массивный дубовый письменный стол и деревянное кресло с высокой спинкой. Я не успел пробыть у больного и одной минуты, как раздался телефонный звонок. Пациент взял правой рукой трубку, а левую привычным, неосознанным жестом закинул на спинку кресла, буквально повиснув на ней. Когда я увидел это, то спросил, сколько времени в день он разговаривает по телефону.

— Бывает, что по нескольку часов, — ответил больной. Затем он перехватил мой взгляд — я как раз смотрел на его руку, закинутую на спинку кресла. Мы посмотрели друг на друга и одновременно рассмеялись. Причина стала совершенно ясна. Через два месяца этот человек забыл о своем параличе.

Амира засмеялась.

— Это же просто чудо, — восхищенно воскликнула она. — Я бы тоже хотела научиться такому искусству.

— Но вы вполне можете им овладеть, — произнес Филипп, глядя на Амиру с не меньшим восхищением. — Оно доступно очень и очень многим. Понимаете, в медицине я всего-навсего ремесленник, — продолжал Филипп, внезапно погрустнев. — Настоящее искусство — исцелять мозг, управляющий чудесным созданием, человеческим организмом. Доведись мне выбирать заново и будь я так молод, как вы, Амира, то специализировался бы в психологии.

Об этих словах Филиппа Амира вспоминала потом всю жизнь. В тот миг она прозрела свое будущее.

Амира была в восторге от вечера, ей хотелось, чтобы он продолжался вечно, но после второй чашки кофе Филипп с видимым сожалением поднялся из-за стола.

— Увы, но завтра я улетаю первым рейсом. Придется рано вставать. Но пообещайте мне, что позволите отблагодарить вас за гостеприимство. Почту за честь, если, будучи в Париже, вы нанесете мне ответный визит.

Склонившись над рукой Амиры, он запечатлел на ней пламенный поцелуй.

Амира отправилась спать, не заметив испытующего взгляда Али, которым тот проводил ее.

Молодая женщина вновь и вновь переживала прикосновение Филиппа, вспоминала звук его голоса и пронизывающий взгляд его голубых глаз.

Чья-то рука легла на грудь Амиры, пальцы начали нежно поглаживать сосок. Женщина застонала от предвкушения наслаждения. Было еще темно. Тихий предрассветный час. Но прикосновение вдруг стало грубым. Сильные пальцы изо всех сил сдавили ей грудь. Амире стало больно, она попыталась сбросить с себя железную руку, но получила в ответ хлесткий удар, от которого окончательно проснулась. Рядом с ее постелью стоял Али с покрасневшим от гнева лицом.

— Слушай меня внимательно, женщина, — процедил он сквозь зубы. — Слушай и запоминай. Я здесь решаю, ты поняла меня? Я решаю, что должно происходить в этой постели и вне ее, и так будет до тех пор, пока ты не умрешь.

Едва дыша и широко раскрыв глаза, Амира слушала мужа. Почему он так зол? Откуда он узнал, что она уснула с мыслью о другом? Как он догадался, что ей были небезразличны прикосновения Филиппа? В поисках ответа она посмотрела в глаза мужа, но его лицо было непроницаемо. Не говоря больше ни слова, Али повернулся и вышел из спальни.

Днем Амира обнаружила на двери спальни лист пергамента с одной сурой из Корана: «Если ты опасаешься, что они (твои жены) отвергнут тебя, вразуми их и прогони на другое ложе; недрогнувшей рукой побей их. Если они после этого подчинятся тебе, то более не беспокойся ни о чем. Высок и всемогущ Аллах».

Впервые за все время замужества Амира поняла, что боится своего супруга.

— Ты уверена, Амира? Вправду уверена?

— Да, доктор сегодня сказал, что ошибки быть не может.

Али упал на колени перед женой и начал целовать ее руки.

— Это лучший подарок, Амира, и не только для меня, но и для моего отца. Отныне ты стала настоящей королевой.

— Радость твоя и короля — моя радость, — с неподдельной искренностью произнесла Амира. Страх перед бесплодием отступил, с этого момента все: король, королева мать и золовки — знали, что Амира — полноценная супруга принца.

Она положила руку на живот, стремясь представить себе биение зародившейся там новой жизни, и в это мгновение ее больно поразило горькое воспоминание о несчастной Лайле.

Бедная Лайла! Амира вспомнила, как несчастная молила Аллаха даровать ей мальчика — мальчика, чтобы его не постигла злая судьба матери. Амира тоже надеялась, что родит мальчика, ибо каждый отец мечтает о сыне, но умом понимала, что самое главное — произвести на свет здорового ребенка. Значит, до родов надо как можно лучше заботиться о себе и заполнить досуг любимым занятием.

Амира решила заняться прилежной учебой.

Вдохновленная словами Филиппа Рошона о том, что ее жизнь может стать чем-то большим, чем просто деторождением, она решила добавить к заочному курсу, который проходила в Каирском университете, цикл основ психологии. Книги, которые она теперь читала, были настоящим «Сезам, откройся!» в неведомый мир, о котором Амира раньше не имела ни малейшего представления. В них рассказывалось, как найти дорогу в святая святых человеческого мозга, как он устроен и как отвечает на сигналы внешней среды.