Что до Амиры, то пусть Абдалла только ее разыщет. А потом может и давиться своими предостережениями. Али имеет полное право наказать эту суку. Он сладострастно представил себе, как осуществит свою страшную месть.

Абдалла нажал кнопку магнитофона. Шеф разведки давно не слушал ту кассету, но после разговора с племянником решил сделать это.

— Да будет с тобой благословение Божие, принц.

— И с тобой, Тамер. Очень рад тебя видеть.

— И я, принц.

Это была запись разговора Али и Тамера Сибаи. Последний очень нервничал с самого начала беседы. Интересный тип, подумал Абдалла. Его все знали как брата Лайлы Сибаи, казненной за супружескую неверность. То было громкое дело. Тамер, как старший брат, бросил тогда в сестру первый камень.

Абдалла поджал губы в знак уважения к человеку, сумевшему взять на себя исполнение столь тяжкого долга.

— Прошу тебя, обойдемся без формальностей, ведь мы наедине. Называй меня Али.

— Как скажешь, пр… Али.

Уж кто-кто, а Абдалла знал, что у Тамера есть все основания нервничать. Настоящее этого человека было намного темнее его прошлого, Тамер был владельцем нескольких компаний; в его визитной карточке значилось, что он инвестор, но Абдалла знал о его наиболее прибыльных аферах в интересах ведущих европейских и американских фармацевтических корпораций.

— Окажи мне честь и выпей со мной кофе.

— Напротив, это будет честью для меня.

— Сейчас распоряжусь. Знаешь, несколько дней назад я вспоминал, как мы играли с тобой в детстве.

— Я даже представить себе не мог, что ты обо мне помнишь. Я-то, конечно, прекрасно тебя помню.

— И я подумал: «Что-то давно не видел я своего старинного друга Тамера». Ага, вот и кофе.

Абдалла перекрутил пленку вперед, пропустив болтовню за кофе, — по ремальскому обычаю не следовало сразу переходить к серьезным делам.

— … но знаешь ли, друг Тамер, как бы ни была велика радость нашей встречи, мне придется испортить ее плохой вестью.

— Плохой вестью?

— Надеюсь, ты не станешь наказывать за нее гонца?

— Конечно, нет.

— Очень хорошо, друг мой, тогда слушай: невольно я имел несчастье услышать, кто обесчестил твою сестру.

— Назови его имя, и он умрет.

Абдалла одобрительно покачал головой при этих словах. Что бы ни говорили о Тамере, он человек чести. Голос его на пленке перестал дрожать. Угодливости тоже как не бывало.

— Ах, друг мой, ты сейчас говоришь, как настоящий мужчина, каковым тебя знают все. Я и не ожидал услышать от тебя что-нибудь иное. Однако прости мне, если я скажу, что даже благородное мужество нуждается в закалке, так же, как нуждается в закалке огнем благородная сталь, иначе клинок в бою может оказаться ненадежным и предать своего владельца. Даже в делах такого рода не следует забывать об осторожности. Такой человек, как ты, должен действовать втайне, ибо за пределами аль-Ремаля могут не понять мотивы чести, которые движут тобой, а следует подумать и о своей репутации, и о добром имени королевства.

— Я благодарен тебе за заботу. Так кто этот человек?

— Малик Бадир.

Довольно долгое шипение пленки. Потом Тамер вновь заговорил.

— Я всегда думал, что это он.

— Правда?

Даже в записи можно было почувствовать искренность удивления Али. Абдалла еле сдержал смех: он-то прекрасно понимал, что происходило в резиденции племянника. Али придумал версию про Малика, надеясь склонить Тамера к действию, а тот сам очертя голову рванулся в драку. На допросах Абдалла не раз наблюдал такое поведение у обвиняемых.

— Да. Но теперь я знаю точно. Еще раз благодарю тебя.

— Не следует благодарить за то, что продиктовано долгом уважения и дружбы. Но я надеюсь, что ты понял мое предупреждение. Бадир теперь гражданин мира, и я прошу тебя не… навлечь позор на королевство.

— Я знаю только один способ разрубить этот узел, а что на уме у тебя?

— Так-так. Ты зришь в суть проблемы. Лично я думаю, что следует привлечь кого-нибудь, нанять, ну… хорошо заплатить. Прости, если это покажется тебе бестактным, но я слышал, что у тебя есть кое-какие связи на Корсике.

— У меня множество деловых контактов в разных частях мира.

— Конечно, конечно, еще раз прошу меня простить. Понимаю, что вмешиваюсь в сугубо личное дело. Но я иду на это только ради аль-Ремаля. И из этих соображений я готов заплатить любые деньги, чтобы… уладить дело с… посредником.

— Я ценю твою заботу, но она мне не потребуется. Я сам обо всем позабочусь.

— Поступай, как считаешь нужным, разумеется, ты свободен в выборе. Но если расходы покажутся тебе чрезмерными, не стесняйся обратиться ко мне за помощью. Кстати, я навел кое-какие справки, и это поможет тебе сэкономить время и силы на поиски нужного нам человека. Например, я знаю, что в данное время года Бадир живет с женой на юге Франции, и дважды в неделю они бывают в бистро, расположенном вблизи городка, где расположена их вилла. Его машину легко узнать — я дам тебе подробное описание, — а движение на дороге не слишком оживленное. Если там случится авария… Это, конечно позор, — акт возмездия во имя справедливости должен быть публичным, но я уже говорил: надо подумать и о престиже страны.

— Я все понял и еще раз от всего сердца благодарю тебя, Али Рашад. Я никогда не забуду твоего участия.

Абдалла выключил магнитофон. Всесильный министр легко мог себе представить, как все произошло: убийца входит в доверие к шоферу грузовика, поит его допьяна, потом направляет тяжелую машину на «мерседес», сворачивает шею пьяному шоферу и спокойно покидает место происшествия.

Делом жизни Абдаллы Рашада были тайны, иногда он раскрывал их, иногда долго хранил.

Этот секрет, помимо Абдаллы, знали еще по крайней мере три человека: смерть Женевьевы Бадир была следствием не несчастного случая, а тщательно спланированного убийства. Абдалла придержал эту тайну в интересах аль-Ремаля, но все может в одночасье измениться. Король на смертном одре, и трон наследует брат Али — Ахмад.

Практичностью Ахмад не уступал самому Абдалле, но был настолько рассудочен, насколько импульсивен был Али. Ахмад не испытывал к Малику Бадиру ни любви, ни ненависти. Он просто считал мультимиллиардера весьма полезным для королевства человеком. Возможно, Ахмаду стоит шепнуть о враждебности, которую испытывает к Малику Али, и сказать, что она, эта враждебность, подвергает опасности жизнь полезного для аль-Ремаля человека.

Ахмад будет очень признателен за такого рода информацию.

Что касается Али, то с ним тоже не следует порывать, по крайней мере до тех пор, пока Абдаллу не принудят употребить власть. Все, что теперь следовало сделать Абдалле, это обнародовать тайну местонахождения Амиры и Карима Рашад.

— Американцам не понять арабов. Их политика на Среднем Востоке — это политика банкротов. А их самоуверенность в вопросе, что лучше для нас, арабов, одновременно и лицемерна, и разрушительна. Все их так называемые мирные инициативы в лучшем случае будут иметь лишь временный эффект.

«Боже мой!» — подумала Дженна. Она никогда в жизни не слышала таких высокопарных речей, особенно в своем доме и от девочки-подростка.

Девочка была дочерью известного бостонского профессора и не менее известного египетского романиста Насера Хамида, и звали ее Жаклин. Жаклин Хамид была одноклассницей и близкой подругой Карима. Сын сидел рядом и жадно ловил каждое ее слово.

Вот и сейчас он согласно кивает головой, глаза его сияют от восторга и восхищения.

— Все так и есть. Даже ты не можешь этого отрицать, мама.

Это был уже откровенный вызов.

Как ответить? Дженна была не только решительно не согласна с Жаклин, но и находила подругу сына напыщенной, не терпящей возражений, невыносимой девицей. Но открыто высказать свое мнение — значит оттолкнуть сына, который, без сомнения, очарован и пленен маленькой темноволосой красавицей, ее кораллово-красными губами и пронзительными черными глазами.