Но часто Али бывал зол и раздражителен, он терял самообладание от совершенно невинных пустяков и, являясь в спальню Амиры совершенно пьяным, буквально насиловал ее, пользуясь своим супружеским правом. Но это была единственная возможность забеременеть, и Амира стоически терпела издевательства пьяного мужа, как и следует покорной и преданной жене.

Праздник по поводу столь значительного события, как открытие аль-Ремальского музея культуры, был устроен с подобающей случаю торжественностью, но в то же время довольно скромно. В честь западных гостей — служащих нефтяной компании, дипломатов и их жен — Али пригласил английский симфонический оркестр, который должен был исполнять исключительно классическую музыку, так как не предполагалось устраивать никаких танцев, никакого общения между мужчинами и ремальскими женщинами и, естественно, никаких возлияний.

Только благодаря усилиям Али удалось убедить королеву и принцесс присутствовать на торжестве — в традиционной одежде и в отдалении от мужчин-иностранцев. Скучающая в группе принцесс Амира попыталась вовлечь в разговор Муниру:

— Я сегодня получила весточку от моей бывшей гувернантки, мисс Вандербек. На следующей неделе я хочу пригласить ее к себе, и мне кажется, что ты получишь удовольствие, присоединившись к нашему обществу. Она очень интеллигентная и красивая женщина.

— Красивая женщина обычно лишена духовности и интеллекта, — отрезала Мунира.

— Как ты можешь это утверждать? — запротестовала Амира. — На свете много достойных и вместе с тем очень красивых женщин.

— Достоинство — это еще не признак истинного интеллекта.

— Но тогда что? — спросила Амира, которой очень не понравился менторский тон Муниры.

Та пожала плечами, словно желая сказать: «Что с тобой говорить, если ты не способна понять столь очевидных вещей?»

— Не обращай на нее внимания, — вмешалась в разговор добродушная Зейнаб. — Она просто ревнует тебя: ты красива, замужем, да к тому же еще и умна. А этого моя дорогая сестрица не в состоянии пережить. Для нее это было бы слишком несправедливо.

Мунира метнула на сестру сердитый взгляд, но промолчала. Амира, мысленно вздохнув, согласилась со словами Зейнаб. Новоиспеченная принцесса потратила немало сил и времени, чтобы добиться расположения Муниры, но все тщетно. Но Амира не теряла надежды заинтересовать золовку своими занятиями, любовью к книгам и любопытством к событиям, происходящим за пределами королевского дворца.

Зато Али, кажется, переживал свой звездный час. Окруженный репортерами изданий, пишущих для иностранцев, работавших в аль-Ремале, и камерами единственной в стране телевизионной компании, он растолковывал собравшимся важность открытия музея.

— Для нас, жителей так называемой развивающейся страны, очень важно осознать, что некогда на нашей земле существовала великая цивилизация. Обучая наших детей на примерах великих предков, мы сможем пробудить в наших гражданах национальное самосознание и чувство собственного достоинства.

Собравшиеся весьма благосклонно приняли речь Али, а при виде выстроенного в восточном стиле современного здания музея Иностранные гости разразились бурными аплодисментами.

К концу праздника Али был в прекрасном расположении духа.

— Как тебе понравился прием, дорогая? — спросил он Амиру. — Мне кажется, это был грандиозный успех.

— Мне тоже так кажется, — ответила Амира. — Вот только мне хотелось бы…

— Продолжай, продолжай! Скажи мне, чего тебе хочется, дорогая.

— Не знаю, просто мне хотелось бы быть полезной в деле образования и…

— Почему бы тебе не поучиться в колледже, о котором ты говорила? — с готовностью поддержал разговор Али. — Ты бы чувствовала себя занятой важным делом. Хотя…

— Хотя — что?

— Хотя, может быть, ты боишься обидеть мою сестру Муниру? — улыбаясь, поинтересовался Али. — Она считает себя единственной интеллектуалкой во дворце и вряд ли потерпит рядом с собой конкурента.

Амира рассмеялась.

— Я уверена, что Мунира не обидится. Но что я потом буду делать со своим дипломом?

— Найдется много дел, Амира. Ты станешь образованной женой и матерью, тебе же просто цены не будет. Это во-первых. А во-вторых, наберись терпения, и ты сможешь принять участие в происходящих в стране изменениях. Они, конечно, будут постепенными, но зато необратимыми. Главное — не гнать лошадей. Новые веяния уже пробивают себе дорогу.

Например, еще несколько лет назад отец ни за что не допустил бы такого праздника, который состоялся сегодня по случаю открытия музея.

Словно для того, чтобы доказать свою правоту, Али пригласил на семейный обед иностранного гостя.

— Сегодня мы принимаем доктора Филиппа Рошона, — объявил Али. — Он приехал в аль-Ремаль лечить моего отца, и я пригласил его отобедать с нами.

Амира была поражена. Доктор Рошон был блестящим врачом и диагностом, известным не только у себя во Франции, но и в странах Среднего Востока. Обычно такие обеды проходили исключительно в мужской компании. То, что Али пригласил врача на совместную трапезу с женой, действительно говорило о немалом прогрессе.

— Можешь надеть одно из платьев, купленных во Франции, — добавил Али. — И не закрывай лицо.

Амира была шокирована и приятно удивлена.

Впрочем, те же чувства испытывала вся женская половина обитателей дворца. Старшие были шокированы, молодые скорее просто взволнованы. Амиру обуревали и те, и другие чувства. Не важно, как она одевалась за границей, в аль-Ремале жена принца свято соблюдала традиции и не показывалась на людях без чадры.

Амира тщательно продумала меню предстоящего обеда и дольше, чем обычно, занималась своим туалетом. К назначенному времени она без ставшей привычной накидки чувствовала себя голой. Когда наконец приехал француз, это ощущение только усилилось.

— Мир тебе, Али, — звучным низким голосом произнес Филипп Рошон.

— Мир и тебе, итфуддал, доктор, что вы оказали честь нашему скромному дому, — ответил Али. — Позвольте представить вам мою жену.

Филиппу Рошону было около сорока, но в черных волосах уже проглядывала седина. Ростом врач был ненамного выше Али, но окружавшая его аура и внутренняя сила делали доктора почти величественным.

Самое сильное впечатление производили его глаза.

Филипп Рошон. приветствовал Амиру по-арабски с изысканной куртуазностью: «Ваше высочество, вы оказываете своему покорнейшему слуге слишком большую честь» — однако его глаза, голубые, как нормандское небо, были гораздо красноречивее.

Амира впоследствии часто вспоминала этот взгляд Филиппа. Это был самый искренний комплимент, какого она когда-либо удостаивалась. (Али время от времени продолжал называть ее красавицей, однако при этом в его тоне проскальзывали нотки самодовольного собственника, превращавшие похвалу в дежурную фразу.)

— Нет, это гость оказывает честь хозяевам, — с не меньшей учтивостью ответила французу Амира.

— Довольно, — рассмеялся Али. — Мы не на дипломатическом приеме и не в школе хороших манер. Сегодня мы все делаем на западный манер. Так что, доктор, прошу вас, называйте меня Али, а мою жену Амирой.

— Хорошо, но тогда и вы называйте меня Филиппом. — Доктор чисто по-галльски пожал плечами и улыбнулся, демонстрируя шутливую покорность.

Подали шампанское.

— Скажите, Филипп, каким вы находите моего отца?

Врач усмехнулся.

— Я ничего не могу поделать с недомоганиями короля. Не хочу показаться невоспитанным, но дело в том, что ваш отец ведет себя, как гурман, разгулявшийся в трехзвездочном ресторане. А ведь он далеко не юноша. Мне говорили, что вы можете влиять на него, так, может быть, вам удастся убедить его соблюдать некоторую умеренность в еде. К моим советам, кажется, он не очень-то прислушивается.

Али воздел к небу руки, демонстрируя свою полную беспомощность в этом вопросе.

— Мой отец прислушивается к моим советам только тогда, когда они не касаются еды. Но у него железное здоровье, Филипп. Думаю, что он и нас с вами переживет. Да что там, я просто в этом уверен.