— Многие из них мне знакомы, но особенно хорошо я знаю их мужей, — ответила певица с лукавым смешком, смысла которого Саулина не поняла.

— А что же они тут делают? Ведь кареты никуда не едут!

— Главным образом сплетничают.

— И все они — важные дамы? — спросила Саулина.

— Все до единой! — подтвердила Джузеппина. — Между прочим, тут нередко назначают любовные свидания.

Саулина вспыхнула. Ей стало неловко.

— Многие выезжают на прогулку ради встречи с любовником, — как ни в чем не бывало продолжала синьора Грассини. — Кто-то просто хочет похвастаться последним парижским туалетом. Но у всех этих дам есть одно общее свойство: они богаты.

— А в Милане все такие богатые? — наивно поинтересовалась маленькая крестьяночка.

— Нет, дорогая, в Милане много нищеты. Погоди, сама увидишь. Нищета тут похуже, чем в Корте-Реджине.

Саулина поверить не могла, что существует более страшная нищета, чем та, от которой она уехала. Она решила, что Джузеппина преувеличивает.

— А когда богачи обедают? — спросила девочка.

— Они только что отобедали.

— Так поздно?

— Здесь все не так, как в деревне. Они обедают не в полдень, когда солнце высоко стоит над землей, а гораздо позже, когда уже темнеет.

— Разве они едят раз в день?

— О, ты за них не беспокойся. После прогулки в карете они направляются на Корсия-дей-Серви и пьют шербет. Или шоколад. Ты знаешь, что это такое?

— Нет, не знаю, — смутилась девочка.

— Ничего, ты их еще попробуешь. Очень вкусно. Шербет — холодный, как снег, а шоколад — горячий, как суп, но только сладкий.

— А потом?

— А потом они возвращаются домой, чтобы переодеться, и едут в оперный театр. А перед уходом могут еще поесть, если захотят.

— Оперный театр — это там, где вы поете?

— Верно. Он называется «Ла Скала».

— И все они там помещаются?

— Нет, что ты, конечно, не все. Но ведь в Милане много других театров: Каркано, Каннобьяна, Лентазио. Есть еще и кукольный театр. Вот пойдем на Соборную площадь и посмотрим их представление.

— Делать ей больше нечего, как только время терять с этим пучком бурьяна, — сквозь зубы проворчала служанка. Она от души осуждала хозяйку, но при этом позаботилась, чтобы никто ее слов не услышал.

Карета с черепашьей скоростью тащилась по городским улицам, которые в Милане на местном диалекте назывались «контрадами», в густом потоке движения. Саулине нравился царивший вокруг хаос. Она с любопытством разглядывала великолепные городские особняки, красивые памятники, величественные фасады церквей. Какой контраст по сравнению с убогими жилищами Корте-Реджины и его никчемными обитателями! Сразу было видно, что здесь живут люди богатые и солидные.

Возница ловко лавировал среди множества других экипажей. Они ехали по набережной. Справа медленно и равнодушно катились серые воды Навильо, оседланные изящным мостиком, а рядом возвышалась колонна с крестом святого Дионисия. Впереди виднелась небольшая площадь, очерченная стенами монастыря и церкви капуцинов. По мере продвижения вперед поток экипажей становился все гуще.

— В жизни не видела столько народу, даже в праздник Богородицы, — проговорила немного робевшая Саулина.

— Ты хоть представляешь, сколько народу живет в Милане? — спросила Джузеппина, намереваясь ее поразить.

— Тыща человек! — выпалила Саулина, не сомневаясь, что перехватила.

— Сто сорок тысяч, — засмеялась певица.

Маленькая крестьянка даже вообразить не могла такую уйму народу.

— Иисус-Мария! — не удержалась даже служанка и с испугом перекрестилась.

— Это еще не считая приезжих, живущих в трактирах и гостиницах.

Миновав площадь Сан-Бабила с вознесенным на колонне львом, карета въехала на контраду Монте-ди-Санта Тереза и остановилась недалеко от Новых ворот, возле изящного и невысокого особняка, построенного на месте некогда возвышавшейся здесь церкви Сант-Андреа.

— Ну вот мы и дома, — объявила Джузеппина со вздохом облегчения.

— Мы можем выйти? — спросила Саулина.

— О, безусловно, — ответила певица, потирая затекшие в дороге ноги.

Слуга уже распахнул парадную дверь, а ливрейный лакей помог хозяйке выбраться из кареты. Саулина первая спрыгнула на землю. Массивная Джаннетта вылезла последней.

— А куда денется карета? — захотела узнать неутомимая Саулина.

— Возница отвезет ее в конюшенный сарай графов Марлиани, — объяснила Джузеппина. — Я не настолько богата, чтобы позволить себе собственный экипаж. Карету и лошадей я беру напрокат, когда они мне нужны.

— Как, — встревожилась Саулина, — разве вы не богаты?

— Это с какой стороны смотреть, — загадочно ответила певица и, взяв маленькую крестьянку за руку, вместе с ней перешагнула порог дома.

Стоя на изящном балкончике, Саулина смотрела сквозь ажурную решетку кованого железа на ленивые воды Севезо. Ей нравилось наблюдать за бесконечным потоком воды, все время одинаковым и поминутно меняющимся, как ее мысли, не дававшие ей покоя. Она недавно встала, умылась с помощью Джаннетты над фарфоровым тазиком, расписанным огненно-красными маками, потом спустилась в кухню — просторное и несколько мрачноватое помещение с громадной, никогда не остывавшей плитой, выложенной грубым камнем. С утра до вечера здесь готовились невиданные ею ранее яства.

Кухарка пригласила ее занять место за массивным дубовым столом и подала ей чашку густого горячего шоколада. На плите тем временем поджаривались кофейные зерна, наполнявшие своим ароматом всю кухню: в доме не переводились гости, желавшие непременно отведать душистого напитка.

Саулина тоже захотела попробовать, но кофе показался ей горьким, как желчь.

— Дикарка! Где тебе понять, что такое хороший кофе, — сказала ей повариха.

— Может, я и дикарка, но мне не нравится, — упрямо повторила Саулина.

Саулина давно уже поняла, что попала в волшебный мир, где всякую минуту происходит что-то новое и непонятное. Вот только что на нее обрушилась последняя новость: ей предстояло научиться читать и писать. Она смотрела, как солнце играет и переливается блестками на поверхности реки, и ждала, что ее вот-вот позовут к наставнику, который должен прийти и научить ее держать в руке карандаш.

— Я это делаю ради твоего же блага, — объяснила ей Джузеппина.

— Да что в этом проку — уметь читать и писать? — бунтовала Саулина.

— Послушай, Саулина. Полагаю, что уж теперь-то ты меня достаточно хорошо знаешь и понимаешь, что силой я тебя здесь держать не собираюсь. Но если ты хочешь остаться, я сделаю из тебя красивую, воспитанную и образованную синьорину.

Все это казалось Саулине пустым звуком. С той самой минуты, как она приехала в Милан, в голове у нее гвоздем сидела одна мысль: еще раз увидеть генерала Бонапарта. Конечно, все жаждали познакомиться с ней (теперь она точно это знала). Но Джузеппина уже не хотела превращать Саулину в салонную игрушку, поэтому, когда у нее бывали гости, она просила девочку уйти в свою комнату.

Она даже подарила своей маленькой подопечной красивую куклу.

— Лялечка… — зачарованно протянула Саулина. — Такая лялечка… Никому не отдам!

Саулина увлеклась игрой в куклы в том возрасте, когда другие девочки кукол бросают. Пока другие играли в куклы, ей приходилось довольствоваться ящерицами. В крайнем случае она сворачивала тючок тряпья, придавая ему вид спеленатого младенца, и качала его на руках. Кукла, похожая на настоящую девочку, пробудила в ней ребенка.

— Лялечка… — восторженно повторила она, отстранив от себя куклу, чтобы полюбоваться ею издалека.

Служанка Джаннетта, упорно продолжавшая считать Саулину змеей подколодной и злобной дикой мартышкой, покорилась воле своей прекрасной госпожи и проводила с девочкой долгие часы, обучая ее шитью новых платьев для прекрасной «лялечки».

И вот теперь Джаннетта позвала Саулину с порога ее комнаты.

— Хозяйка желает тебя видеть.