— Говорят, что начал все Прайд. Альберт слышал, как он бросил вызов французу. Альберт как раз в тот день работал на «косом корпусе». — «Косым корпусом» называли брошенное судно в конце причала, полупогрузившееся в песок. Его палубу расчистили и приспособили для подъема и переброски груза с корабля на пристань. Для перемещения грузов там требовалось два человека, и Прайд с Альбертом все еще работали вместе, хотя дружба их распалась.
— Энни, это была дуэль. Прайду пришлось вызвать Деларуша. Но могу тебя заверить, что его подстрекали к этому, и очень сильно. — Ни на единую минуту у Прю не возникло мысли впутывать в неприятную историю Гедеона. Это ее борьба. И Прайда. Она вступила в нее, чтобы спасти брата, а Гедеон — чтобы спасти ее. Но об этом не стоит упоминать ни здесь, ни в деревне. — Что еще говорят?
Энни нервно выглянула в окно, потом наклонилась вперед, и ее связанные в пучки локоны затанцевали на плечах. Во времена их дружбы Прю случайно наблюдала, как Энни практиковалась перед зеркалом, чтобы волосы красиво подпрыгивали. Прю тоже практиковалась вместе с ней, но у нее ничего не получалось.
— Ну… говорят, что это, наверно, любовная размолвка. Клод был красивым мужчиной, и все знали, что он ухаживал за тобой еще до твоего… ммм… твоего…
— Позора?
— Я этого не говорила. Я только имела в виду, что каждый знал: француз вился вокруг тебя, а ты убежала с китобоем. Боже мой, я не виню тебя, Прю, что ты это сделала. Он такой красивый, даже с этой ужасной штуковиной на щеке. Но потом, когда Клод продолжал крутиться вокруг тебя, и после того, как ты вернулась домой, каждый подумал, что вы оба сказали друг другу то, что хотели. И одно потянуло за собой другое, и… — Энни пожала плечами.
Прю встала, ножницы, подушечка для булавок и платье соскользнули на пол.
— На дуэль Клода Деларуша вызвал Прайд, и совершенно определенно не из-за меня! И к твоему сведению, Клод посещал бабушку, а не меня. Я терпеть не могла эту змею!
Круглые голубые глаза Энни смотрели, пожалуй, чересчур невинно, но Прю не обратила на ее взгляд внимания.
— Если хочешь знать, Клод сказал непростительную гадость про папу, и Прайд был обязан защитить нашу честь. Конечно, это несчастье, — она сделала долгий судорожный вдох, руки на бедрах невольно сжались в кулаки, — что дело обернулось так, как оно обернулось. Вот и все.
— О, спасибо. Мне пора идти. Только что прошла моя мама. Она навещала старую мисс Догтри и теперь вернулась домой.
— Но ведь ты все понимаешь, правда? — Энни ее лучшая подруга, самая близкая подруга в течение многих лет, они вместе росли. На острове слишком мало людей, чтобы разбрасываться друзьями.
— О, конечно, я понимаю, — быстро проговорила девушка, оглянувшись уже на пути к двери. — Несчастный красивый француз оскорбил твоего папу, и Прайд вызвал его на дуэль, ты оказалась не там, где надо, и получила пулю, а француз умер с ножом в животе.
— В сердце, — вырвалось у Прю, прежде чем она успела подумать. — Ох, дьявол побери! Не понимаю, откуда ты это узнала, но уверяю тебя…
Энни уже ушла, а Прю не успела ее убедить. Но если бы и успела, в чем она могла бы убедить подругу?
Лия вела приготовления к свадьбе и все плотнее и плотнее поджимала губы.
— Пусть лучше мужчина увезет тебя отсюда и не привозит назад, — проворчала она однажды утром, смывая из ведра водой с уксусом пленку соли с подоконников в парадной гостиной. — Все точат языки!
— Пусть точат. Куда же мне деться? — ответила Прю. Но, по правде говоря, она не задумывалась, останется на острове или нет. Во всяком случае, никак не связывала это с тем фактом, что ее мечта становится явью — Гедеон любит ее и приедет, чтобы жениться на ней, как только найдет священника. Большинство брачных пар здесь довольствовались пожатием рук, и Прю считала знаком уважения с его стороны, что он принял на себя так много хлопот.
Целую неделю изо дня в день Прю ждала его. Часами сидела у окна и не сводила глаз с горизонта. Не появятся ли там паруса «Полли»? А в те часы, когда выполняла легкие поручения, даваемые Лией, грезила наяву. И дневные грезы сменялись долгими ночными мечтаниями.
И пока Гедеон не приехал, она томилась в ожидании. В тот долгожданный день она перетрясла весь материнский сундук и очистила его от моли и прочей нечисти. А потом в самой старой ночной рубашке, потому что лучшее белье берегла, собираясь носить его после свадьбы, рухнула поперек кровати и крепко уснула. И легкий теплый ветер с юго-запада обвевал ее тело.
Гедеон решился на цыпочках в темноте подняться по лестнице. По пути к дому Эндросов он встретил Прайда и отправил его в «Лики кэск» выпить пару кружек со старыми приятелями.
Свет в доме не горел. Осанна уже давно спала, доведя себя выпивкой до благородного оцепенения. В этот раз Гедеон порадовался невоздержанности старой леди.
Боже милосердный, он почти забыл, какая она очаровательная! Серебристый свет луны, падавший на кровать, освещал длинные стройные ноги. Коленка чуть подогнута, потому что она лежала на животе. Одна рука обхватила подушку, а другая почти свисала с края кровати. Прежде всего Гедеон снял башмаки, потом сбросил рубашку. Лишь после этого подошел к кровати, нежно взял ее руку и положил на постель.
— Хэскелл, — прошептал он, наклонившись, и его ноздри наполнились ароматом ее волос. Он вдыхал чистый женский запах и чувствовал, как напрягаются его чресла. И он снова окликнул ее: — Прюденс, я вернулся, малышка, любовь моя. Просыпайся, мне надо кое-что спросить у тебя.
И вдруг он ощутил, как спина покрылась влажной пленкой пота. Неужели он такой дурак, что полагал дело решенным? Надо было спросить ее еще до отъезда. Что, если она не захочет его? Что, если до нее дошли слухи? Ведь вся деревня будет жужжать, обсуждая новость о свадьбе. Что, если она рассердилась за такое своеволие?
Он сделал ошибку, велев Прайду пригласить всех на свадьбу, даже не спросив невесту. Боже, какую страшную путаницу он устроил! Прежде ему не приходило в голову, что она может услышать новость до его приезда.
— Геде-е-е-он, — мечтательно пробормотала она и снова погрузилась в сон.
Она услышала его. Или он ей только приснился? Но есть лишь один способ, как это узнать.
— Хэскелл, просыпайся. Ты проснулась?
Он положил руку ей на спину и почувствовал невероятную хрупкость позвонков. Припомнив месяцы на стоянке и всю рабскую работу, и все опасности, которые он взваливал на нее, прежде чем узнал, кто она, он готов был заплакать. Подумать только, он не отпустил ее даже после того, как раскрыл ее секрет!
— Гедеон, это и правда ты?
Она перевернулась на спину, и он понял, что тонет в ее огромных, затуманенных сном глазах. Они улыбались. Неплохой признак, не правда ли?
— Я говорил тебе, что вернусь.
— Нет, ты не говорил. Ты уехал, даже не сказав «до свидания».
Как он жалел, что не нашел времени побриться! Он так спешил, сгорая от всепоглощающего желания снова увидеть ее.
— Сказать это сейчас?
— Нет, если ты не собираешься снова оставить меня, — прошептала она.
Последняя нить, на которой держался самоконтроль, порвалась, и он заключил ее в объятия и уткнулся лицом в нежную шею.
— Никогда!
Он целовал ее, опускаясь рядом на узкую кровать, чтобы прижать ее к себе, словно выполнял свои обеты. Он пожирал ее рот со всей жадностью, со всем страстным желанием, прежде закупоренным в глубине будто в бутылке. Он ласкал ее рот, выражая самым лучшим способом, какой он знал, что у него на сердце.
Поистине никогда ни с одной женщиной, и даже с Барбарой, Гедеон не переживал такого чувства. Это было вне всего, что он когда-либо испытывал, и он сам не понимал, что с ним происходит, и меньше всего надеялся выразить свое состояние словами. Но он мог показать ей. Комната словно исчезла, когда Прю лежала в его объятиях. Губы Гедеона скользили по ее щекам, вискам, бровям. Она плавала в воздухе, а не лежала в кровати, в которой спала всю свою жизнь. Она вдыхала не запах восковой свечи, можжевельника и щелочного мыла, а чистый мускусный запах мужчины, который так долго наполнял ее пустые сны, а теперь она заполнила пустоту своей жизни и держала его в своих объятиях.
