Когда дверь спальни открылась, Прю обнаружила, что, как она и подозревала, оказавшийся коротышкой доктор — довольно противное существо. Хотя ради справедливости она признала, что у него вид человека, еще не оправившегося от морской болезни и нетвердо стоявшего на ногах.

Ах, бедняжка! На всех видимых участках его тела красовались вздувшиеся шишки. Прю решила, что москиты с необычной яростью напали на доктора, к тому же промокшего в море.

Она уже готова была простить его, ведь он претерпел такое испытание, но тут страдалец заговорил:

— Ну а теперь, девушка, мы осмотрим тебя! Сядь и сними рубашку. Да побыстрее. Потому что я хочу расстаться с этим зачумленным островом еще до заката солнца.

Расцветшее было чувство милосердия испарилось в одном выдохе.

— В таком случае, сэр, можете отправляться туда, откуда прибыли, и черт с вами.

— Раз уж я здесь, то намерен сделать все, что в моих возможностях. Этот молодой дьявол чуть ли не похитил меня на глазах у моего семейства! Ну а сейчас садись, мне надо посмотреть, что у тебя болит.

Он поднял ее. И хотя от него разило крепким алкоголем и, еще хуже, застоявшимся запахом табака, Прю пришлось признать, что руки у него уверенные и чуткие, правда холодные.

С угрюмым видом Прю разрешила ему размотать повязку, обнюхать рану обгоревшим на солнце клювоподобным носом и потрогать ее проверяющими подушечками пальцев. И не успела она прийти в себя после осмотра, как он плюхнул на рану пригоршню какой-то омерзительно пахнувшей мази и растер ее. Снова наложив повязку, он проворчал:

— Я ничего не оставляю против боли, потому что, от какой бы сильной боли ты ни страдала, полагаю, она не сильнее, чем должна быть. После того как ваша прислуга покормит меня, я пришлю ее к тебе, а сам отправлюсь в путь. Похоже, ты будешь жить.

Если бы у Прю нашлось что-нибудь под рукой, чтобы бросить в него, она бы бросила. И будь проклята боль! Чересчур рассердившись, чтобы уснуть, она легла и ждала, когда к ней вернется Гедеон. Или Прайд. Или хотя бы Лия. Почему они все оставили ее?

Ей очень хотелось спуститься по лестнице в гостиную и доказать им, что она вовсе ни в ком и не нуждается!

Пока Прю лежала в постели, печалясь и жалея себя, Прайд тихонько беседовал с Гедеоном.

— И раньше, Гедеон, ходили скверные сплетни. А теперь и того хуже. Я бы отправил ее отсюда куда-нибудь.

— Не торопись. Я знаю, как все уладить.

Прайд нахмурился. Оставив доктора заниматься своим ремеслом, двое мужчин спустились вниз и налили себе по бокалу бренди, оставленного Деларушем. У Прайда и мысли не мелькнуло об иронии ситуации, его голова была занята более серьезными проблемами.

— Никогда не думал, что люди, которых я знал всю жизнь, — это гнездо канюков, питающихся грязными слухами. Ведь наши соседи знали Прю так же хорошо, как собственную семью. Неужели они могут поверить, что она, уехав, делала такие вещи, какие никогда не делала дома?

Гедеон ничего не ответил. Он знал, что говорят на острове, потому что Крау не так давно обрисовал ему положение вещей. Дьявол побери, люди отчасти правы. Девушка не осталась невинной, но в этом виноват он.

— Мне никак не удавалось поговорить с тобой, парень, но я как раз собирался все устроить, когда ты пришел ко мне и позвал в секунданты. А затем начался весь этот ад, и не выдалось и минуты.

Гедеон беспокойно вышагивал по маленькой комнате, потом налил себе еще бренди и остановился, устремив взгляд на дождевые облака, двигавшиеся с юго-востока.

— Я думаю, лучше сказать тебе. В тот день, когда ты отплыл за доктором, какая-то девчонка со светлыми волосами ворвалась в комнату, когда я менял одежду твоей сестре. И она застала нас… Ну, такое дело, это могло выглядеть, будто мы… ммм…

Прайд выругался.

— Это Энни Дюваль. Хотя и предполагается, что они лучшие подруги, но Энни не из тех, кто станет держать язык за зубами, если ей удалось первой узнать новость.

Вспомнив выражение зачарованного ужаса на лице девушки, Гедеон не усомнился в правоте Прайда.

— Именно этого я и боюсь, — спокойно проговорил он. — Теперь, как я понимаю, ты глава семьи, парень, так я лучше скажу тебе. — Я хочу жениться на ней. Я имею в виду, на Хэскелл, а не на той, другой.

— Я примерно так и считал, что вы женитесь, — сказал Прайд, и у Гедеона был недурной повод залиться краской. Интересно, подумал он, что на самом деле имел в виду парень под «примерно так и считал».

— Да, ну, значит, так… Сначала я дам ей время поправиться. И тебе должно быть известно, что я был женат раньше. На Барбаре, женщине с Окрэкока, вдове. У нас был сын. — Гедеон глубоко вздохнул, ничего больше, только вздохнул, и без тени видимых эмоций продолжал: — Я потерял их обоих. От желтой лихорадки.

— Боже, сочувствую, Гедеон.

Гедеон допил бренди и отставил в сторону высокую кружку.

— Ну, теперь это в прошлом. Есть завтра, о котором надо подумать. В этот раз простая помолвка не годится. Чтобы покончить со сплетнями, мы должны устроить самую шумную свадьбу, какую только сумеем.

— Проще всего использовать один из складов, помещение подходящее. Потому что мы так и не собрались построить церковь.

Поглаживая подбородок, Гедеон обдумывал лучший способ действий.

— Ты приволок сюда доктора, а я, наверно, смогу притащить англиканского священника — Священник казался Гедеону более подходящим, чем судья, который обычно заключает браки. Гедеон, подумав, пришел к заключению, что не стоит привлекать закон к их частному делу.

— Говорят, что больше всего англиканцев в центре Виргинии, — заметил Прайд, и Гедеон задумчиво кивнул.

— Так получилось, что у меня полный трюм мебели для человека в Йорке, которую давно пора доставить. Если ты, парень, не возражаешь, мы сделаем так. Скажи сначала своей семье, а потом всей деревне, чтобы готовились принять участие в свадьбе твоей сестры, которая будет в первый день июля. Это даст мне время доставить груз, снова наполнить трюм, взять священника и вернуться сюда.

— А что, если они не придут на свадьбу? Я только что вернулся и еще не успел узнать, какие здесь новости. Но когда уезжал, они мололи языками, как мельницы крыльями.

Лицо Гедеона приняло такое жесткое выражение, какое Прайд и не представлял, что придется увидеть.

— Они придут, — мягко сказал капитан, и у младшего не осталось сомнений, что они придут. По доброй воле или нет, но придут.

Гедеон вручил парню кипу кредитных писем и маленький мешочек с монетами.

— Купи то, что нужно. О свадебном платье Хэскелл не думай. Я сам позабочусь о нем.

— Вы уже спрашивали у нее?

— Еще нет, но уже иду, — ответил Гедеон, и глаза у него сверкнули, когда он повернулся к двери.

Но как раз в этот момент в комнату вошел доктор и получил свой гонорар, который вручил ему Гедеон. Потом они выслушали инструкции, предназначенные и для Прайда, и для Лии и сопровождаемые бесчисленными и ненужными замечаниями о молодом дьяволе, у которого нет уважения к времени, частной жизни и общественному положению ученого человека.

И только после этого Гедеону удалось удрать и подняться наверх к Прю. Но она уже крепко спала. Он долго просто стоял и смотрел на нее. Не делает ли он самую большую ошибку в жизни, и без того полной ошибок? Может быть. Но какой другой курс он мог бы взять? Даже если бы его совесть не требовала, чтобы он женился на ней, его бы не устроило меньшее. К лучшему или к худшему, она пробралась в его сердце, и он ничего не мог с этим поделать, даже если бы и хотел.

И, глядя на нее, лежавшую в постели с обманчивым выражением нежной покорности на лице, он знал, что это его курс и другого у него нет.

Прюденс хорошо себя чувствовала и не хотела валяться в постели. Самое скверное — что ей больше недели не разрешали видеть бабушку. И она совершенно не знала, как это устроить. Потому что Осанна болела и не могла взбираться по лестнице, а Лия не позволяла ей спускать ноги с кровати, видя в этом угрозу для жизни.