— Гедеон! — Маленькая рука потянула его за рубашку. — Проснитесь. А что может случиться из-за того, что Клод мертв? Будут ли из-за этого неприятности?

— Неприятности? — Конечно, будут неприятности. Он их уже ждал, но не хотел ее тревожить. — Не похоже. Все знают, была обычная дуэль. Двое мужчин встретились, и один из них погиб. Что же касается кузена… как его зовут?

— Жак.

— Да, Жак. Наверно, сейчас он уже на полпути во Францию.

— Но все же… — Прю не могла оставить это так. Ей казалось, будто что-то зловещее висит у нее над головой, но даже под страхом смерти она не могла бы придумать, что ей с этим делать. Гедеон прав. Это была дуэль, и один из дуэлянтов умер. Конечно, даже Жак не рискнет раскрыть преступное поведение кузена, сообщив о нем властям.

— Женщина, если у тебя есть настроение о чем-нибудь беспокоиться, то лучше беспокойся о том, как починить свою рану. У меня есть план, и я не собираюсь ждать вечно.

Но она права. Чем раньше он сообщит об этом проклятом деле властям, тем спокойнее будет спать. Деларуш был крупнейшим землевладельцем на острове, и рано или поздно кому-то придется заняться его делами. Здесь, по существу, нет властей, ближайший магистрат находится по ту сторону пролива. Но даже в таком месте, как этот остров, едва ли можно убить человека без всяких последствий.

Кроме того, Гедеон нуждался во властях и по другой причине. Если бы в тот момент его состояние позволяло ему ясно мыслить, он бы послал не только за доктором, но и за судьей, который бы обвенчал их.

— Вы полагаете, что Жак унаследует все папино имущество?

— На твоем месте я бы об этом не беспокоился. Лучше займись собственными заботами, — ответил он, крепче обнимая ее. — Ты должна встать на ноги как можно скорее.

— Нет, но все же, — возразила Прю, — четыре склада, набитых всяким ценным товаром. И два трактира…

— И один неприличный дом, — поддразнил ее Гедеон, любуясь нежным лицом. Взгляд задержался на упрямом подбородке, а потом сосредоточился на губах. Они точно повторяли цвет розы, распустившийся куст которой он видел за забором в Принсесс-Анн.

— «Огненная Мэри». Конечно, я знала, что он принадлежит папе, но мы всегда притворялись, будто не знаем. Понимаете, ради бабушки.

Он засмеялся, восхищенный хитрой усмешкой, игравшей в ее глазах, и простотой ответа.

— Маленькая ведьма, — пробормотал он, и вдруг ее лицо оказалось очень близко к его лицу, и глаза спрятались под сенью век.

— Ох, дьявол меня забери! Я не могу ждать, — простонал он.

Поцелуй — вот что запомнилось ей больше всего. Она чувствовала слабый вкус табака и кофе, настоящего кофе, не желудевого. Не обращая внимания на проснувшуюся боль в правом боку, Прю подняла руки, обняла его за шею и прижалась к нему. Ей хотелось, чтобы он держал ее так долго-долго.

Его губы ласкали ее мягкий рот, исследуя все его изгибы. Но он все равно оставался очень осторожным, чтобы не задеть рану.

И это снова нахлынуло на них — потрясающая близость, которую они однажды разделяли. И о которой она с тех пор мечтала, беспокойно просыпаясь в ночи. Вспоминала. Удивлялась.

Даже если бы он тысячу раз причинил ей боль, она хотела, чтобы он сделал то, что делал в тот раз, и что показало ей отблеск чего-то такого прекрасного, такого трепетного, что невозможно даже вообразить.

Его рот своей лаской то требовал, то принуждал, то соблазнял и вызывал ошеломляющий ответ ее тела.

— Гедеон, пожалуйста, — выдохнула она, когда он освободил ее рот и принялся целовать подбородок, щеки, виски. Ей хотелось, чтобы он снова целовал ее губы.

Когда он прижался к ее груди, она уловила, как сильно стучит его сердце. В комнате слышалось только ее тихое постанывание и его прерывистое дыхание, когда измученные легкие втягивали воздух.

Он чуть не заплакал, когда она положила маленькую ладошку ему на щеку и потянулась к его губам. Боже, если она разрешила ему, если он разрешил ей, то он мог взять ее здесь и сейчас, но не смел рисковать. Еще слишком рано!

Он нежно наслаждался ею, пока чуть не взорвался, потом просто держал ее в объятиях, потрясение разглядывая ясные, зеленые как море глаза, мягкие, припухшие от его поцелуев губы.

Потом он резко встал с ограничивавшего их кресла, поднял ее и положил спиной на кровать.

И потом, совсем забывшись, лег рядом с ней.

— Ах, Боже, сладостная Хэскелл, ты околдовала меня, — хрипло прошептал он.

— Тогда мы, наверно, могли бы сделать это снова! — просияла она. Лицо у нее пылало, а руки скользили по его шее, плечам, перебирались ниже, к груди. Ее жаркие маленькие ладони обжигали сквозь рубашку, и Гедеон собрал все силы, чтобы не потерять голову.

— Не глупи, сначала тебе надо выздороветь, — простонал он.

— Пожалуйста! Мне будет только лучше от этого.

— Хэскелл, даже если бы я хотел…

— А ты не хочешь? — Она обводила пальцами край его уха.

— Нет, не в этом дело. Проклятие, перестань, женщина! Ты не понимаешь, что творишь. — Он схватил ее руку и непроизвольным движением поднес пальцы к губам.

— Я немножко знаю, а ты мог бы научить меня большему. По-моему… по-моему, мне это понравится, когда я научусь.

Глубокий вздох сотряс Гедеона. Он закрыл глаза, не желая, чтобы она увидела в них растерянность — или поражение?

— Это может стать очень приятным занятием для мужчины и женщины. Боюсь, первый раз для женщины в этом не много радости, но потом она тоже начинает получать удовольствие.

— А мы можем? Попрактиковаться, да? На этот раз он не сумел сдержать улыбку.

— Еще слишком рано, любовь моя. Ты еще не поправилась.

— Но меня же ранили в спину. Все остальное у меня в полном порядке.

Он мог бы засмеяться, если бы ему самому не было так чертовски плохо. Почему нет? — шептал тихий голос. Почему бы не взять того, чего хотел он и чего она тоже хотела? Он бы постарался не растревожить рану.

Звук шагов, доносившийся с лестницы, спас его от ошибки, о которой они оба могли бы потом пожалеть. Несомненно, это Лия идет переменить постель, и сейчас ему снова придется поднимать и держать ее на руках, разрываясь от неудержимого желания.

У него возникло мрачное искушение выйти из дома и шагать и шагать до тех пор, пока он не придет к «Полли». По крайней мере там он мог бы нормально поразмыслить. Бог видит, здесь он и думать не в состоянии!

Гедеон неохотно встал и засунул полы рубашки под ремень, потом закрыл Прю до подбородка легким вязаным покрывалом. Он смотрел в ее глаза и хотел, чтобы она прочла то, что было в его сердце. Страх перед всем тем, что дает ей власть над ним, такую сильную, что он уже никогда не назовет свою душу только своей. Кончиками пальцев он легко поглаживал ее щеки и нежный треугольник подбородка. Потом подошел к окну и встал возле него.

— Прюди, ты уже проснулась? Лия говорит, что тебе стало лучше, а я привез доктора. Можно нам войти?

— Прайд! — закричала Прю, и от радости лицо у нее засияло, словно взошедшее солнце.

Гедеон, скрыв свое состояние за маской спокойствия, шагнул к двери и закрыл ее за собой. Через мгновение до Прю долетели обрывки разговора у порога ее спальни, и она без смущения прислушивалась к ним.

— …мой гонорар. Я бы сказал, были чертовские неудобства!

Голос незнакомый, но он напомнил ей жужжащую муху.

— Она чувствует себя неплохо. Со второго дня нет лихорадки. — Это Гедеон, и звук его низкого голоса будто влил в нее успокоение и оказал исцеляющее действие.

— Мы спешили, как могли, — услышала Прю слова брата. — Проклятая полоса шквального ветра! Он налетел на нас на полпути к южному берегу.

— …мой гонорар. Втрое больше обычного, и я получу его сейчас, если вы не возражаете. — Опять жужжание. Как отвратительно звучит этот голос! Прю моментально решила, что доктор ей не нравится, если это действительно он. Пусть бы лучше за ней ухаживал Гедеон. Или даже Лия.

— Получите вы свой чертов гонорар. В золоте!

В золоте? Какого дьявола! Где, Гедеон думает, они возьмут золото? Из-за вездесущей змеи Деларуша корзинка для рукоделия пуста. И теперь нет никакого шанса получить назад то, что он украл у них.