И тут было о чём поспорить и поговорить двум молодым и вольномыслящим.

Данила свежим взглядом окинул всю картину, сопоставил факты с историей, поведанной Ланой, и выдвинул свою теорию. По его мнению, пресловутый «перекрёсток» не является каким-либо определённым, фиксированным, статичным пикселем Вселенной, иначе бы его уже давным-давно наверняка нашли. Как же не отыскать столь значимый и стратегически важный мир за тысячелетия разведывательных операций?! Не эта Организация, так другая подобная, исследующая сеть где-то в других областях. Ведь мироздание не ограничивается сферой влияния одной только структуры, присягу которой мы давали… Мысль о том, чем является перекрёсток перекрёстков, по сути, была простая и одновременно пугающая, обескураживающая. Эта «точка абсолютного мира» перемещалась в пространстве и находилась, по мнению Данилы, именно там, где ни одна живая душа, даже пребывая на пике безумия, не решится её искать. И местонахождение это – в тесной компании, в обнимочку с Чёрными Звёздами. Которые, по сути, и приносят «абсолютный мир» в миры, где бушуют бесконечные войны, посредством которых разумные корёжат природу. А Лаурузу, бедолаге, попросту не повезло оказаться в плохом месте в плохое время. Вполне возможно, что вокруг Звёзд особое состояние пространства, а легендарный искатель Организации чисто случайно оказался там. И его вышвырнуло в единственное место, о котором он в тот момент мечтал, – на базовый корабль Организации. Попасть напрямую в любую точку Вселенной человеку можно, только оттолкнувшись ногой от Чёрных Звёзд… Над временем они не властны, подчиняются его линейности, но зато пространство им не помеха, надо же поспевать повсюду, где требуется исполнять приговоры и проводить зачистки.

Вот так. Не больше и не меньше.

Теперь оставалось лишь одно. Решиться проверить это кажущееся полным бредом предположение. Но Лана ни на мгновение не допустила, что это бред. Она сразу поняла, что её любимый стратег сопоставил все имеющиеся сведения и проник в самую суть, даже сам того не ожидая и не подозревая.

Но не случайно же они двое, мужчина и женщина, вновь пересеклись в этой бесконечной вечности?! Не только же для того, чтобы сплетать тела в постели, на это много разума и не надо, хотя именно там, во влажном космосе, когда Вселенная на мгновение сужается до размеров двух тел, слившихся в единое целое, появляется возможность прочувствовать во всей полноте, насколько же это здорово – БЫТЬ ЖИВЫМИ…

– Слушай, где ж их искать, эти чёртовы звёзды или что они там такое?! Неужели придётся отправиться в поход, прямо как девушка по имени Тич и пятёрка её спутников? По следу героев из дедовых рассказов… Но сколько же можно, и так вся жизнь – сплошные поиски!

Вопрос Лана озвучила вполне резонный, хотя в большей степени и риторический. Но она даже и не предполагала, что едва заметная улыбочка, промелькнувшая на губах Данилы, была признаком того факта, что ответ на главный вопрос ему известен.

Времени у нас осталось совсем чуть-чуть.

Очень многозначительный вывод. Сразу в нескольких смыслах – почти не осталось. Хотя вообще-то, конечно, мы вдвоём имеем возможность проторчать здесь хоть целый год, наслаждаясь обществом друг дружки. Когда-нибудь в тайге потеплеет, и уже не до такой степени буквально мы сможем прохлаждаться в этой избушке… Но долгие проводы – лишние слёзы, как говорят на родине командира. Всё равно нам придётся, нарушая закон линейности времени, уходить из этой даты в разные «стороны»: ему в запретное будущее, мне – сначала в прошлое, а затем в закапсулированное будущее… Которого ещё нет. Но будет. Благодаря моим усилиям должно быть. Ещё когда наш отряд был гораздо больше и собирал разведданные, рыская по мирам, нам доводилось знакомиться с доказательствами, что временная консервация мира вполне реальна. Так что сделаю… Куда деваться-то. Спрячу планету и оттяну финал хоть ненадолго, чтобы успеть решить кадровые вопросы. Приказ есть приказ.

Сейчас меня гнетёт не то, что предстоит свершить по возвращении домой. Страшнее всего сделать первый шаг. Повернуться спиной к нему и шагнуть в другом направлении. Зная, что одновременно делаю последний шаг, уводящий прочь от него. Навсегда.

Вот что по-настоящему страшно. Единственное, чего я в этой не самой благоволящей к людям Вселенной по-настоящему боюсь. Смысла, скрытого в слове навсегда.

Когда-нибудь я, наверное, притерплюсь и просто буду, сцепив зубы, воплощать в реальность пункт за пунктом наш… его замысел. Во имя будущего, которое вот-вот отберёт у меня любимого человека. Но до тех пор, пока не научусь терпеть, моя душа будет периодически цепенеть от ощущения, которое возникает, когда под твоей подошвой вдруг исчезает твердь земная и нога зависает над пропастью. Как-то раз в кромешной тьме, во глубине акстоффских лабиринтов смерти, со мной это случилось на краю бездонного провала. Мгновение памятное…

Ничего другого мне не остаётся. Только уповать на то, что подошва вновь обретёт опору под собой, и я сделаю следующий шаг, вместо того чтобы рухнуть в бездну. Конечно, если бы тогда лично мне было суждено провалиться, то уже на лету сработал бы инстинкт самосохранения и вслед за ним «включились» способности, которые подарены мне эксклюзивными элементами, нашпигованными матерью-природой в клеточки моего организма. Но стоит лишь на миг представить, что во мне этих чудесных генов нет, нет и в помине, что я ничем особенным не отличаюсь… В нашем разведотряде далеко не все люди были способны вольно перемещаться самостоятельно. Нам, то ли избранным, то ли проклятым Вселенной, приходилось их на себе переносить… придавая неожиданное значение словосочетанию «носители хроносом».

Но чего только не сделаешь ради будущего своего биовида! Вот почти все бойцы нашего отряда жизни отдали во имя. Выжило нас всего трое, но командир совершенно прав, не может быть не прав. И один человек способен, верно приложив усилия, перевернуть мир.

У землян, генетически самых непоседливых из всех нас, вообще есть неоспоримое преимущество. Они охотно допускают реальность всего-всего, что было бы, если, и поэтому ухитряются чисто умозрительно, но поразительно адекватно находить абсолютно точные объяснения.

Вот, помнится, был такой поэт, Велимир Хлебников, землянин восточнославянского роду-племени. И была война, которую историки позже назвали Первой мировой. С Первой войной новейшей истории Локоса не путать, у нас всё же полыхала межмировая, по сути… Эта воистину большая война, захватившая целые континенты Земли, побудила Хлебникова к поискам неких исторических закономерностей, которые помогли бы предвидеть события и не допустить новых войн. Он пришёл к совершенно чёткому осознанию истины: нет будущего у того разумного, кто не помнит прошлого. Поэт выдвигал идею о том, что всё во Вселенной подчиняется единым законам, а также пытался при помощи поэзии связать время и пространство. Будучи ещё студентом первого курса, Хлебников писал о себе: «Пусть на могильной плите прочтут… он связал время с пространством». Общую теорию относительности, опубликованную учёным гением землян Альбертом Эйнштейном, Хлебников назвал «верой четырёх измерений», где четвёртое измерение – время. Поэт воспринимал время как волной, циклическим повторением событий, так и неким динамизированным пространством… допускающим реальную возможность движения как самого себя, так и внутри себя.

Когда мне вдруг припоминаются такие прозрения, возникает стойкое ощущение, что некоторые люди ходили с нами в разведку, навстречу приближающемуся концу света, и не догадки строили, а знали наверняка.

Похоже, от командира на меня переместилось желание копаться в записях памяти, отыскивать подходящие случаю мысли предшественников. Которые учуяли приближение конца и пытались как-то описать свои предощущения, поделиться тревогой с другими людьми. Вот, например: «Мне кажется, что вряд ли конец света произойдет… Ну или это будет, но совсем не зрелищно. Просто не станет людей…» В памяти не отложилось, кто это сказал, но примерно такими словами мог бы описать конец времени любой из бойцов нашего отряда. Уж мы это понимаем яснее всех людей нашей соты миров. Поэтому трое выживших – должны сделать всё, что смогут, для того, чтобы всё-таки вряд ли.