— Никто из моих друзей не думал, что наша семейная жизнь продлится долго. Они говорили, что она слишком хороша для меня. Они думали, что она была слишком красивой. Она была красавицей, как Элис, — сказал Ларсон, Джин улыбнулся. — Мы прожили вместе несколько счастливых лет, и я благодарен за них. За время нашей совместной жизни я ни разу и не подумал о другой женщине.

Мама Элис, у которой впоследствии была обнаружена шизофрения, уехала из Сидар-Рапидз летом 1964 года, тем летом, когда Элис сравнялось тринадцать. В следующие четыре месяца Маргарет Ларсон совершила череду странных, почти сумасшедших поездок с побережья на побережье, туда и обратно из Миртл Бич в Сиэтл, из Ньюарка в Лос-Анджелес. Она позвонила домой только один раз, в день рождения Элис, с автобусной станции Грейхаунд в Одессе, штат Техас.

— Не волнуйся за меня, — сказала она Элис голосом, дрожащим от страха. — Я просто хочу найти хорошее место, место, где я смогу приклонить голову, и боль оставит меня.

Измученная и видевшая мир сквозь какую-то странную дымку иллюзии, 7 ноября 1964 года Маргарет Ларсон подала на развод, в то время она жила в Лос-Анджелесе, в отеле, содержащемся на добровольные пожертвования миссией Армии спасения. Все шесть следующих недель она занималась исключительно тем, что слушала кантри и читала криминальные романы в мягких обложках, которые воровала в одном из филиалов публичной библиотеки Лос-Анджелеса. Когда в конце концов у неё всё-таки закончились деньги, она стала работать по ночам в ресторане в Инглвуде, напротив скоростной трассы Голливудского парка.

— Она работала официанткой в местечке под названием «Багги Уип». Он чем-то напоминает «Смокиз», — сказал Ларсон. — Много дерева и кабинки обтянуты такой же кожей. Но мясо там не в пример здешнему. Кстати, а что ты думаешь об этом местечке?

— Замечательно, — ответил Джин, и он действительно так думал, возможно, здесь подавали самые нежные ростбифы, которые он когда-либо ел.

— Отличное мясо коров, которых кормили настоящим зерном. Самое лучшее.

Осенью и зимой 1964 года Хэл Ларсон постоянно звонил своей жене в Лос-Анджелес, униженно повторяя, что он любит её, и умоляя вернуться домой. Вскоре после Нового года, когда она перестала подходить к телефону на работе и заблокировала свой домашний телефон, он сам прилетел к ней.

— Я не знал, что я мог ещё сделать, — говорил Ларсон. — Я не мог поверить, что она всё бросила. Просто начала жизнь заново, как будто меня и Элис не было на свете.

«Багги Уип» находился на бульваре Ла Тиджера, всего лишь в нескольких милях к северу от аэропорта. Он считался собственностью Тони Карнера (Тони Две Скорости), человека, входившего в преступную группировку Восточного побережья и приятеля Карла Риза. С начала 1950-х ресторан стал популярным местом отдыха игроков и их поклонников, которым нравилось находиться рядом со звездами. Во время сезона гонок или когда «Лейкерс»[45] играли дома, в баре всегда можно было встретить голливудских знаменитостей и самых симпатичных шлюх города. Ходили слухи, что в комнатах наверху часами играли в покер с высокими ставками, где завсегдатаи вроде Фрэнка Синатры и Тони Кёртиса теряли порой до 50 тысяч долларов за одну ночь.

— Я не сразу заметил Маргарет, — сказал Ларсон и нахмурился. — Она выкрасилась в блондинку, на ней было надето платье, усеянное блёстками, с таким глубоким вырезом на груди, что соски видны. Увидев меня, она открыла рот, и я подумал, что она сейчас закричит. Я сказал, что нам надо поговорить. Она считала, что говорить не о чем и незачем было мне прилетать в Лос-Анджелес. Я сказал, что слишком люблю её, чтобы позволить ей просто так уйти от меня, даже не поговорив. Думаю, что я схватил её за руку, когда кто-то повернул меня и ударил кулаком в лицо. Я сильный мужчина и могу постоять за себя в честном бою, но здесь было другое. Четверо или пятеро здоровенных мужиков появились из ниоткуда и вышвырнули меня за дверь. Они продолжали пинать моё бесчувственное тело, и если бы Маргарет не закричала, чтобы они остановились, думаю, я умер бы прямо той ночью.

Вызвали такси, неподвижное тело Хэла Ларсона было доставлено в приёмный покой больницы «Сентинела». Дежурный врач аккуратно вправил сломанный нос Ларсона и стянул глубокие порезы вокруг глаз. В полдень на следующий день он уже летел в Сидар-Рапидз.

— Три года спустя она вернулась домой. Три года прошло с того дня, — сказал Ларсон. Они пообедали, и отец Элис вёз Джина обратно в мотель. — Но она не была прежней. Может быть, это из-за выпивки или наркотиков. Но что-то с её головой было не так. Это были ужасные годы для Элис. Были шестидесятые, и так много молодых людей уходило из дома, что этому уже даже не удивлялись, но не матерей же!

Дважды за последующие восемнадцать месяцев Маргарет Ларсон уходила из дома, и каждый раз, когда она возвращалась, её душевное расстройство становилось всё более и более глубоким, Однажды утром Хэл Ларсон открыл газету и обнаружил объявление о том, что Маргарет вышла замуж за пожилого комиссионера из Дэвенпорта по имени Форест Одом. Ещё в газете поместили фотографию Маргарет в цветастой рубашке и с безумным взором, эта самая фотография появится в газетах на первой странице год спустя.

— Её арестовали за попытку убийства. Она попыталась заколоть мужа, — сказал Ларсон Джину, когда они стояли напротив «Бест Вестерн» и в его «Шевроле» всё ещё работал мотор. — Возможно, Элис рассказала тебе об этом.

— Она сказала, что отправилась в колледж, а вы поехали в Дэвенпорт на суд.

— Старик Одом отказался свидетельствовать против неё, и Маргарет не понесла наказания. Немного времени спустя какие-то подростки обнаружили её бродившей нагишом по лесам возле Маршаллтауна. Её помести в государственную больницу в Уэстхевене. Она там до сих пор.

— Она знает, что Элис умерла?

— Если и знает, то не от меня.

Утро в день похорон Элис было холодным, небо было затянуто тучами, порывистый ветер рвал голые ветки высоких тополей, которые окружали кладбище Сидар. Возле могилы, кроме Хэла Ларсона, Джина и коллег Элис из TWA, стояли ещё несколько родственников с той и другой стороны, племянники и племянницы, друзья из средней школы, — всего около сорока человек, многие из них были женаты, у многих из них подрастали дети; ещё было семьдесят пять человек из Сидар-Рапидз, обычные мужчины и женщины, которые только шапочно были знакомы с Элис и пришли просто выразить свои соболезнования.

Мать Элис в грязном зелёном пальто, надетом на больничную пижаму, стояла в первом ряду и удивлённо смотрела на всё происходящее, не выказывая ни капли отчаяния, словно бы это не она потеряла своего ребёнка. Позади неё стояли два санитара, своими грушеобразными фигурами напоминавшие кегли для игры в боулинг, один чернокожий, другой белый.

Марсия и женщина, которую Джин не знал, исполнили «Amazing Сгасе»[46] и «Blessed Be the Tie That Binds». Затем священник из методистской церкви[47], очень симпатичный мужчина с прямыми чертами лица и бледно-голубыми глазами, в течение нескольких минут говорил о том, какой хорошей была Элис, как она помогала всем, с кем сталкивала её судьба.

— Господь дал, и Господь взял, — сказал он, когда гроб с телом девушки опускали в землю. Тут он добавил громче и строже: — Помните только о главном — о смерти, справедливости, о том, что существуют ад и рай — и никогда не согрешите!

После похорон Джин подошёл к матери Элис, которую санитары, временами останавливаясь, вели по узкой дорожке мимо надгробных плит и бетонных указателей к автомобильной стоянке. Когда он поравнялся с ней и попытался представиться, чёрный санитар остановил его:

— Сейчас нельзя разговаривать с мисс Маргарет. Если вы хотите навестить её, то приходите в больницу в часы, отведённые для посещения.

— Я был помолвлен с её дочерью, — сказал Джин. — Я просто хотел поздороваться.