Натан Бёрк взял Мону за руку. Он всё ещё смотрел ей в глаза.

— Итак, мы снова вместе — пятнадцать лет спустя. Мона вздрогнула. Она ощутила дыхание Натана Бёрка и почувствовала, как он вошёл в неё.

— Как мальчики, Нат?

— Нормально.

— Я скучаю по ним.

— Надо думать.

— Ты мие не веришь. Я вижу.

— Какая разница? — ответил Натан Бёрк. Он поцеловал её в ухо, затем его рот нашёл ямочку на её горле. — Мы здесь не для того, чтобы говорить о наших мальчиках.

— Я их мать.

— Не сегодня. Не в этот день.

Натан Бёрк тронул зубами её сосок, и Мона вздрогнула:

— Не делай мне больно, Нат.

— Делать тебе больно? Почему я должен делать тебе больно?

И вот уже Натан Бёрк стоял на коленях, языком разделяя волоски у Моны на лобке. Когда он лизнул её, она глубоко вздохнула и, пошатнувшись, почти упала назад, но руки Ната крепко схватили её ягодицы.

Мона почувствовала, как тело её начинает вибрировать.

— Если я сегодня не мать, то кто же я?

— Кто ты? — Натан Бёрк медленно встал и лишь потом ответил на вопрос: — Ты та, кого я когда-то любил.

За несколько минут до того, как Луи был должен ехать в аэропорт, Натан Бёрк принёс из спальни чёрно-белый снимок, который он хранил под рубашками в шкафу. На нём была изображена Мона в тугом сплошном купальнике, стоящая на берегу искрившегося в солнечном свете озера. Она улыбалась, но казалась слегка взволнованной. За ней в конце длинной пристани стоял мальчик лет девяти-десяти с удочкой в руках. Над ней фотограф запечатлел в полете отбившуюся от стаи ласточку с раскинутыми крыльями, парившую в потоках воздуха.

— Мы здесь встретились, — рассказал Натан Бёрк Луи. Входная дверь была открыта, они оба стояли на крыльце, щурясь от яркого солнечного света. — Ранчо «Блю Бэй». Летний лагерь в Пенсильвании, в горах Поконо. Я работал на кухне, а она преподавала плавание и прочие водные упражнения. — Натан Бёрк показал на рощицу на дальнем берегу. — Как-то ночью мы взяли лодку и переправились на другой берег озера. Мы нашли укромное местечко, тёмное и уютное, и первый раз занимались там любовью. Я был девственником. Она — нет. Луи посмотрел на часы и покраснел:

— Я должен идти или опоздаю на самолёт.

— Уже уходишь? Я только начал рассказывать.

— Дедушка…

— Ну, иди, — улыбаясь, ответил Натан Бёрк и дал Луи фотографию. — И это с собой возьми.

— Но, дед…

— Это твоя бабушка. Забирай и иди. Ты опаздываешь, — сказал Натан Бёрк и в шутку подтолкнул Луи к машине. — Позвони мне, как доберёшься. И отцу позвони. Не будь таким жестоким с ним.

В тот самый момент, как самолёт Луи отрывался от взлётно-посадочной полосы аэропорта Лос-Анджелеса, летя против солнца, Элис Макмиллан сидела в своём номере в отеле «Тропикана». Дверь была закрыта на два замка, она смотрела на телефон, с каждой минутой приходя во всё более возбужденное состояние. Из бассейна, где с самого её приезда веселилась британская рок-группа со своими поклонницами, до неё доносились громкая ругань и обрывки смеха. Из переносного приёмника гремели Four Tops[116], рядом девушка в оранжевых плавках без лифчика смотрела за шипящими на мангале гамбургерами.

Элис была в «Тропикане» только однажды, в октябре 1969 года, в безлунную осеннюю ночь. Чарли отправил её и Текса Уотсона[117] купить унцию «спида»[118] у байкера, который остановился в мотеле. Но сделка так и не состоялась.

— Парень попался странный. Он подумал, что мы наркоманы, — рассказала она Чарли, когда они вернулись на ранчо Спана. Ей казалось, что он рассердится, но тот лишь добродушно улыбнулся и посоветовал им забыть про это.

Той ночью Чарли напился, это был единственный раз, когда Элис видела его в таком состоянии; почему-то он казался ещё меньше ростом, чем обычно, совсем тщедушным, крохотным зверьком с потрясающим чутьём на страх и кровь.

Она и Текс спали порознь в заднем домике в одной комнате с Клемом Гроганом[119] и новой девушкой, которая появилась в тот день и ещё не прочухалась после дозы ЛСД. Проснувшись утром, Элис увидела, что девушка всё ещё спит, обнаженная по пояс, с полуоткрытым ртом, в котором поблескивали зубы. Ногти на её ногах были покрыты пурпурным лаком, а на каждом пальце блестело десятицентовое колечко.

Клем и Текс сидели на деревянном крылечке и тихо разговаривали. Единственной фразой, которую она запомнила, была: «Я знаю только то, что…»

— …то, что я делаю — неправильно, — громко произнесла Элис, сидя в номере и продолжая пристально смотреть на телефон. — Мне совсем не обязательно это делать. Я могу остановиться прямо сейчас. Если я не сделаю этого, я умру.

Внезапно Элис схватила трубку, и через несколько секунд рядом с пустой постелью Джина раздался звонок.

Первый раз Мелани увидела Джина на дневной встрече в «Тёрнинг Пойнте», клубе «Анонимных алкоголиков» на Марион-стрит в северной части Лас-Вегаса. Они сидели на складных железных стульях друг напротив друга и несколько раз за время истории рассказчика — истории, исполненной утонченностью и изяществом, — она заметила, что он смотрит на неё спокойно и ненавязчиво. Ей сразу же понравились его широкие запястья и истощённое лицо. То, как он был одет — в голубые джинсы, белую рубашку и спортивные туфли на босу ногу, — напомнило ей тех мальчиков, с которыми она встречалась в начале шестидесятых, ребят из колледжа, которые трахали её на первом же свидании, обычно когда она напивалась или была в отключке.

Так как она не видела Джина ни на одной из прошлых встреч «Анонимных алкоголиков», Мелани решила, что он либо не из города, либо человек, который недавно бросил пить. Минуты бежали; она закрыла глаза и, забыв о рассказчике, принялась фантазировать — ей в голову пришла эротическая мечта: Джин медленно встанет, и Мелани, стараясь не привлекать к себе внимания и выждав пару минут, выходит следом за ним на автомобильную стоянку на яркий холодный свет. Ни слова не говоря, он закуривает сигарету, она обнимает его за талию и прижимается лицом к спине.

Они постоят так пару минут, она концентрируется на его глубоком и практически неслышном дыхании. Затем Джин бросает сигарету на землю, медленно поворачивается и кладёт руку ей на грудь. Когда Мелани посмотрит на него, он скажет:

— Кажется, мы не знакомы.

— Это так. Мы не знакомы.

— Но, кажется, я знаю, чего ты хочешь.

— Да? И чего же?

Джин наклонится и поцелует её в губы.

— Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя.

— Не только, — скажет Мелани, глупо улыбаясь и чувствуя удивительную энергию. — Но это, конечно же, будет замечательным началом.

От мыслей о воображаемой неожиданной встрече Мелани отвлекла женщина, сидевшая рядом с ней. Бренда, официантка из «Дюн», не пила последние восемь лет.

— Этот мужчина пялится на тебя, — сказала она Мелани, пихнув её локтем в рёбра.

Мелани быстро открыла глаза, в голове её кружились неудовлетворённые желания.

— Да? И который из них?

— Новенький парень с широкими плечами, который только что вышел.

Вечером Мелани отработала уже полсмены, когда заметила Джина, играющего в очко за соседним столиком. Рядом с его локтем стояла кружка с имбирным пивом, и, судя по количеству фишек, лежащих перед ним, он здорово выигрывал. Хотя они спокойно могли видеть друг друга, их глаза встретились только один раз, тогда Джин полез за сигаретами и, встретив её взгляд, смущённо отвёл глаза. Глаза Мелани излучали непонятную печаль, когда она распечатала новую колоду и бросила её на покрытый зелёным сукном стол. Когда она в следующий раз взглянула в сторону Джина, он уже встал и уверенно пошёл по направлению к кассиру.

На следующий день Мелани проснулась в шесть утра, чувствуя, как энергия переполняет её хорошо сложенное тело. Помолившись и поблагодарив Господа за то, что он помог прожить ей двадцать лет без выпивки, она быстро надела лёгкую форму и поехала через город к Академии Уэстлейк, приходской школе, которую недавно построили в восточном конце этого постоянно растущего города. Поглядывая на секундомер, она пробежала шесть миль по кольцевой грунтовой дорожке в четверть мили меньше чем за сорок восемь минут.