— Домой? О чём вы? — сказала одна из женщин. — Мы пришли с Карлом. Мы поедем домой вместе.

— Он хотел познакомить нас с Фрэнком, — сказала другая и посмотрела на пустой столик Синатры.

— Мне очень жаль. Я просто передаю то, что меня просили, — спокойно, но осторожно ответил распорядитель. — Я сообщу вам, когда машина будет у входа. Идёмте со мной, — сказал он, оборачиваясь к Эдди и Стефани. — Меня попросили проводить вас за сцену.

Карл Риз сидел в глубоком кресле возле двери в гримёрке Джули Лондон и пил виски из высокого стакана. У него на коленях стояла тарелка, на которой громоздились холодные закуски из роскошного буфета. Соблазнительная певица с выдающимися формами и бывшая жена актёра Джека Уэбба сидела, положив ногу на ногу, рядом с Фрэнком и Джеймсом Болденом, своим чернокожим барабанщиком.

— Я первый раз увидела Фрэнка на сцене в Чикаго, — рассказывала Джули Болдену. Она говорила почти так же мягко и сексуально, как пела. — Он работал у Джонни Розелли на Уобаш. А я пела в «Карлтоне».

— Я выступал вместе с Диной Вашингтон у Розелли, — сказал Болден.

— Но теперь ты выступаешь со мной, — сказала Джули Лондон и погладила его по бедру. — Верно, Джеймс?

— Да, Джули.

Фрэнк Синатра пригладил волосы расчёской, которую достал из кармана, и встал, чтобы взять ещё один стакан. Он выглядел уставшим, а яркий свет в комнате подчёркивал нездоровый цвет его лица.

— Ава хотела бы остаться на вторую часть выступления, но она не смогла. У неё завтра ранний вылет.

— Она потрясающе красива, — сказала Джули Лондон. — Намного красивее, чем ты заслуживаешь.

— Я пью за это, — сказал Фрэнк и поднял стакан.

— У неё не только очень красивое лицо, но и грудь, и задница. Фигура в целом, — сказала Джули Лондон, и на минуту в комнате воцарилась тишина Тут Карл Риз сказал:

— Но она не поёт так, как ты, дорогая.

— Я бы поменялась с ней своим голосом в любую секунду.

— Ничего подобного, — сказал Фрэнк Синатра. — Ты покоряешь всех своим голосом.

— Предпочла бы, чтобы мужчины дрались из-за меня, а не слушали мой голос.

— Ерунда, Джули. Я хорошо знаю тебя.

— Ты совсем не знаешь меня, Фрэнк. Распорядитель дважды стукнул в дверь, и один из охранников открыл ему. За ним, оглядываясь по сторонам и чувствуя себя не в своей тарелке, шли Эдди Корнелл и Стефани Колер.

Поднявшись на ноги, Риз сказал:

— Смотрите-ка, кто пришёл. Заходите, заходите. Будьте как дома.

Взгляд Эдди метался по всей комнате, долгое время он молчал. В конце концов, когда распорядитель снова исчез в холле, Эдди сделал шаг вперёд и протянул руку:

— Это большая честь для меня познакомиться с вами, мистер Синатра.

— Спасибо. Но ты сегодня был гвоздём вечера, — сказал он, поднимая руку Эдди и переключаясь на Стефани, которая наклонилась вперёд, так что стала видна ложбинка на груди.

— А это Мисс Джули Лондон, — сказал Карл Риз.

— Как видите, — ответила Джулия, слегка недовольная тем, что на неё обращают внимание, — мы тут балуемся марихуаной.

Джеймс Болден встал. Он нервничал:

— Думаю, мне лучше уйти.

Фрэнк Синатра остановил Болдена, направляющегося к двери:

— Сядь, Джеймс. Расслабься, — произнёс он, переглядываясь с Ризом. — Всё нормально, так ведь?

Риз подмигнул Синатре:

— Всё в порядке. Не так ли, Эдди? Ты ведь не на дежурстве сегодня.

Эдди мельком взглянул на Стефани — не заметила ли она виноватое выражение его лица.

— Нет, — ответил он, пытаясь отшутиться и скрыть нервозность, — я не на дежурстве.

Той ночью в гримёрке Джули Лондон Эдди выкурил первую в жизни сигарету с марихуаной, она подействовала на него настолько сильно, что от дальнейших событий у него остались только смутные воспоминания. Он помнил, что пытался боксировать с Синатрой, что перешло практически в потасовку, тогда оба телохранителя Синатры быстро и профессионально положили его на пол. Он помнил, что Джули Лондон пела «Сгу Me a River», но он не помнил, чтобы он видел её выступление, он слышал только её знойный голос. Потом час или три, — он не мог бы сам точно сказать, — он не помнил вообще ничего, только какую-то позорную абсолютную темноту. Он знал только, что ближе к концу вечера все сели в машину Синатры и поехали к нему домой в Голливуд-Хиллз.

К тому времени как Эдди оказался там, Карл Риз уже сидел рядом с освещенным бассейном вместе с Джеком Гаганой и режиссёром картин класса «Б» Максом Рейнголдом. Обнаженная девушка с ярко-рыжими волосами на лобке и ещё более яркими сосками плавала кругами в бассейне, Стефани быстро скинула одежду и присоединилась к ней.

Во дворике, заполненном танцующими парами, Эдди начал грязно домогаться до чернокожей женщины, чьи губы были накрашены серебристой губной помадой, а на правильно очерченном лице застыла косая улыбка. Сделав несколько неверных шагов, он споткнулся и упал, разбив лоб о белый отделанный металлом столик с едой, н был не в состоянии стоять, и кровь ручьём текла из глубокой царапины над правым глазом. Актёр Ник Адаме и ещё один человек отнесли его в спальню для гостей, где одна из симпатичных девушек с длинными прямыми светлыми волосами и толстыми браслетами на каждом запястье обработала его рану.

Перед тем как отключиться, кажется, Эдди ещё успел поцеловать её, но в этом он был не уверен. Когда он проснулся на следующее утро, то не сразу понял, где находится. Подняв руку, чтобы почесать щёку, он услышал пение птиц и почувствовал, что кто-то дышит ему в шею.

— Рядом со мной спала женщина, — рассказывал Эдди Стефани, позвонив ей на работу на следующий день. — Сначала я подумал, что это ты, но, открыв глаза, я увидел, что у неё более тёмные волосы и они коротко подстрижены. Она лежала на боку, повернувшись к стене.

— Надеюсь, вы хорошо провели время.

— Даже если так, я не помню.

— Какой позор!

— А ты?

— А что я, Эдди?

— Ты хорошо провела время?

— Какой глупый вопрос. Я отлично провела время.

И так как она замолчала, Эдди спросил её, как же она, в конце концов, добралась до дома. Она сказала, что попросила парня по имени Герб Стелзнер подвезти её, он был звукорежиссёром, которого она знала по «Сахарной хижине Джека», рокабилльному клубу в Ван-Нуйсе, где она изредка бывала, играя в дартс и преферанс. Конечно же, Стефани опустила конец вечеринки и не стала рассказывать о тех двадцати минутах, что она провела наверху, в запертой комнате вместе с Фрэнком Синатрой и Карлом Ризом.

— А ты? — спросила она. — Как ты добрался до своей машины?

— Мне пришлось вызвать такси. Я опоздал к своему дежурству. Наверное, мне вынесут письменное порицание.

— Сожалею.

— Спасибо… Это не особо важно.

Последовала короткая пауза, после которой Стефани заговорила, и голос её звучал удивительно безразлично:

— Позвони мне ещё на этой недельке, ладно?

Прежде чем повесить трубку, Эдди сказал, что сожалеет о некоторых вещах, которые случились прошлой ночью, что употребление наркотиков и открытое пьянство с известными мошенниками может поставить под сомнение его карьеру полицейского.

— Успокойся, Эдди. Это Голливуд. Мы просто веселились, — с некоторым оживлением ответила она. — Вот и всё.

Но теперь, оглядываясь назад, Эдди понимал, что та ночь в «Коконат Гроув» стала той ночью, когда всё изменилось. Дверь в другую жизнь была открыта, и он без колебаний вошёл в неё, зная, что попадёт в призрачный мир обмана, мир отчаяния, в котором человек одинок и где всегда правят холод и темнота.

Дорогая Элис!

Я пишу тебе из города Феникс, штат Аризона. Сейчас чуть больше двенадцати часов ночи. Я остановилась в «Кенафри-Инн», вонючем маленьком мотеле на Ван Бюрен Авеню, это главная дорога, проходящая через центр городка. Рядом находится поганая забегаловка под названием «Серебряное песо», там на стоянке всегда полно шлюх и постоянно звучит «Goin’ Up to the Country» Canned Heat[133] Напротив — «НавахоЛейн», боулинг, открытый двадцать четыре часа.