— Много, — пробормотала Таката, прищурившись. — И они готовятся к тому, чтобы выйти в поход. Как только весеннее солнце растопит снег и высушит их привычные тропы, вся эта рать будет брошена против твоей Империи.

— Колоссально, — ответил дзи, по–прежнему удивленно и растеряно разглядывая огромную долину, буквально забитую солдатами карабакуру. — Нужно посчитать хотя бы приблизительно, сколько их здесь.

Методом нехитрых вычислений удалось установить, сколько примерно воинов проживает в больших и малых палатках, а также где находятся хозяйственные сооружения, бани, склады и общинные шатры. Затем начался пересчет самих жилых мест. Зрение Такаты и Ёми позволяло им считать купола на другой стороне лагеря, Ли занялся ближайшими. В итоге вышло, что только крупных шатров на полсотни невысоких воинов в долине порядка двадцати семи десятков. Общее же число карликов практически равнялось пятидесяти тысячам клинков, и это знание не принесло Ли никакой радости. Орда коротышек превышала все население Сианя в мирное время с учетом всех окружающих город кочевий.

— Они сметут все, и даже армия Императора не будет готова к встрече с таким.

— Тогда пойдем с нами, — тут же предложила Ёми, причем уже не в первый раз за их совместное путешествие.

— Не могу, нужно предупредить людей, — Ли понимал, что слова къёкецуки искренни и полны заботы, которой он на самом деле вряд ли заслуживал, но долг перед Империей был для дзи превыше личного блага.

— Значит, пошли предупреждать, — Таката совсем не собиралась задерживаться возле лагеря карабакуру дольше необходимого.

Они уже готовились покинуть свой наблюдательный пункт, когда в стойбище началось твориться, что–то необычное. Бросая все, карлики бежали к центру лагеря, и среди их криков Ли отчетливо различил слова «резня» и «совет». Даже часовые, пренебрегая своими обязанностями, спешно оставляли посты, чтобы присоединиться к остальным.

— Что–то происходит у большого деревянного сарая в самом центре, — Таката обернулась к дзи. — Слишком много народу, отсюда и не понять.

— Да, — согласился Ли. — Но ближе не подойти, хотя и интересно узнать, что же там такое.

Он еще не успел договорить, как черная тень метнулась по склону, одним прыжком перемахнула опустевший частокол и оказалась у ближайшего ивового шалаша, накрытого грубо выделанными шкурами.

— Ёми! — почти хором вырвалось у дзи и Такаты, но молодая къёкецуки уже исчезла между шатров с явным намерением разузнать, что именно так переполошило карликов.

Выскочив на улицу, Шархэ не удержался и упал на землю, едва не взвыв от боли в разрубленном плече. Правая рука карабакуру болталась мертвой плетью, а в глазах плясали цветные круги. Превозмогая боль, верховный вождь поднялся на одно колено, зажимая рану действующей рукой.

Откинув входную занавесь, из соборного дома неторопливо вышел Гупте. На легком морозе от одежды карлика, пропитанной кровью, повалил густой пар. Волосы Гупте, столь же щедро перепачканные в крови, напротив заледенели, приобретя причудливую форму и грязно–багровый оттенок.

— Прикончите его! — закричал старик, обращаясь к карабакуру, сбегающимися со всех сторон. — Прикончите его немедля! Он перебил старейшин! Он предал нас!

Но верные последователи так и не стали двигаться с места. Через боль Шархэ вгляделся в их лица и с удивлением стал узнавать лучников из отряда мятежного командира. Почти все, кто стоял в первых рядах, принадлежали к их числу, и остальные, видя бездействие этих воинов, тоже замирали в нерешительности.

— И вы еще собирались вести нас к великой цели?! — расхохотался Гупте, отплевываясь и пришептывая. — Да вы не способны защитить даже самих себя!

Все новые и новые воины появлялись вокруг площадки у соборного дома, кто–то взбирался на бревенчатые стены других строений, чтобы рассмотреть происходящее.

— Вы слишком долго использовали нас в чужих руках, старик! Я был верен тебе, но ты больше верил той лжи, что говорили тебе брехливые оборотни! Хватит! Пора покончить с этим раз и навсегда!

Гупте шагнул вперед, занося окровавленный меч для удара.

— Ты не посмеешь! — голос мудрейшего прозвучал надломлено и жалко.

— Ради свободы моего народа, я пойду на все, седой дурак.

Лезвие, объятое клубами пара, с шипение рассекло холодный воздух, разрубив сначала ладонь, которой попытался закрыться Шархэ, а затем и голову легендарного вождя.

— Гупте доказал свою силу! — проорал кто–то из приближенных молодого командира, когда тело верховного вождя еще даже не коснулось земли. — Он сильнее и хитрее всего старого совета! Пусть теперь он ведет нас!

Несколько сот глоток взорвалось одобрительным ревом.

— Я поведу вас к победам! — надрываясь, закричал сам Гупте, высоко воздев руку с кривым мечом. — Без интриг и тайных склок, к славе и богатствам! Как и было обещано в момент истинных откровений в канун дня Почитания Тверди!

И ответом ему стали яростные крики уже тысяч низкорослых воинов. Долина Двенадцати Рек приняла и утвердила нового верховного вождя.

— Это может лишь все усугубить.

Новости, принесенные Ёми, почти полностью стерли облегченную радость Ли, когда къёкецуки вернулась незамеченной и невредимой. Знания о перевороте в стане врага были почти достойны такого риска.

— Раньше первой капели они не выступят, даже санные поезда не пройдут по холмам в такой мороз, — Таката была сдержана, но тоже явно довольна успехом своей младшей подруги, хотя и не раз успела сказать, что это было полным безрассудством, даже со стороны мертвого демона.

— В любом случае, планы не изменяются, — подвел итог дзи. — Уходим отсюда и идем к Ланьчжоу, а там у каждого свой путь.

Таката и Ёми загадочно переглянулись, но спорить с Ханем, не стали.

Стараясь поддерживать в душе прежний настрой, Гупте вошел в шатер, принадлежавший ранее Шархэ, чтобы покончить с последней нерешенной проблемой. Вся власть над самой огромной армией за всю историю народа холмов была теперь в руках у молодого и честолюбивого карабакуру, и на свете было теперь лишь одно существо, которое могло попытаться оспорить у него добытое сегодня право.

С обнаженным клинком он буквально ворвался во «внутренний покой», готовясь сразу рубить и колоть, не вступая в разговоры и не давая своей жертве ни единого шанса. Но темные глаза и золотые искры на черном антраците развеяли в пыль все то, что так старательно пытался удержать в себе новый верховный вождь.

— Похоже, от слабых, неумелых и бестолковых, мы избавились, как того и требовало от нас предназначение, — Старшая Сестра с упоением вдохнула тот жуткий «аромат», что медленно распространялся вокруг Гупте. — Теперь ничто не мешает достойному заняться истинным делом и получить свою награду.

Рубиновый атлас легко соскользнул с идеальных плеч кумицо, и завороженный карабакуру вдруг почувствовал, как все его раны стремительно начинают затягиваться. В исцеленное тело Гупте возвращались былая уверенность, сила, ловкость и, конечно, желания. А сопротивляться последним молодой победитель уже просто не мог.

Обратная дорога до Ланьчжоу заняла еще шестнадцать дней. Зима начинала слабеть, и ночи становились все теплее. К тайному искусству къёкецуки Ли прибег лишь один раз, и то больше по настоянию Ёми, чем по собственному желанию.

Освобожденные демоны, не связанные больше поиском следов кумицо, вовсю радовались жизни, устраивая забеги по цепочкам редких холмов и сходясь в шутливых поединках, а иногда, совсем как дети, перебрасываясь снежками и поднимая сияющие солнечные вихри из блестящих снежинок.

Ли, поначалу не принимавший участия в этих забавах, вскоре не выдержал, и стал учить своих попутчиц всевозможным зимним играм из своего давно забытого детства. И было во всем этом что–то такое искреннее, чистое и настоящее, что, бегая по безлюдным равнинам со смехом и радостью, дзи порой совершенно забывал обо всех тех трудностях и проблемах, нависших над ним и этими землями.