Зоуи задумалась над тем, какой же была Пенелопа. Он рассказывал, что они были женаты восемь лет. Детей нет: Пенни предпочитала лабрадоров. Они преподавали в одной и той же школе, но в конце концов Пенелопа решила провести оставшуюся часть жизни с завучем.
Гидеон умудрялся вызывать у Зоуи смесь жалости и раздражения. Сейчас преобладало раздражение, потому что он рассыпал порошок, пролил кондиционер и пытался включить стиральную машину, не закрыв дверцу.
— У тебя есть фотография Пенелопы? — спросила она, включив машину.
Он слегка опешил, но сказал, что, кажется, где-то есть, и исчез на некоторое время у себя в комнате.
— Вот, — сказал он, вернувшись, — это наша свадьба.
Зоуи в изумлении открыла рот. Неужели это Гидеон? Такой красивый. Такой стройный. Пенелопа рядом с ним казалась невзрачной: круглое лицо, толстые лодыжки.
— Она симпатичная, — сказала Зоуи.
— Да. Хорошая женщина. — Он посмотрел на фотографию и вздохнул: — Надо было постараться удержать ее.
Теперь сердце Зоуи снова склонялось к жалости.
— Хочешь, я закажу пиццу? — спросила она, и Гидеон отбросил фотографию Пенелопы в сторону и заметно повеселел.
В понедельник утром Донна села на автобус и поехала в город, в книжный магазин. Встав в очередь, она обнаружила, что перед ней стоит Эд и тоже с романом «Белые зубы» в руках.
— Привет, — сказала она. — А я боялась, что одна я не успею прочитать книгу к собранию.
— Я тоже. Как думаешь, Бронуин оставит нас после уроков?
Донна засмеялась.
— Я знаю здесь недалеко одну хорошую кофейню, — сказала она. — Может, зайдем, выпьем по чашке кофе? Или ты занят?
Эд ненадолго задумался.
— А что, давай.
— Мне просто кажется, что у меня с ними нет ничего общего, хотя на самом деле это не так, понимаешь?
Эд внимательно слушал ее и поэтому понимал. Если бы еще она не делала из каждого предложения вопрос.
— Даже если у тебя нет высшего образования и ты мать-одиночка, это совсем не значит, что ты не можешь быть одаренной личностью с высокими устремлениями.
Для Донны это был лучший разговор за многие годы. Никто из ее знакомых не употреблял выражение «высокие устремления». Большинство из них при встрече на улице или в магазине говорили ей: «Привет! Порядок?» и «О, как он вырос!», как будто двухлетние дети не должны расти. Обычно Донна отвечала: «Да, он будет высоким, как папа». Но в следующий раз она скажет: «Да, и у него высокие устремления» и посмотрит, поймут ли они, о чем речь.
— Я хочу вернуться в школу, — сказала она Эду, — получить аттестат и потом попробовать поступить в колледж.
— Правда?
— Только я не знаю, достаточно ли я умна. Я пишу с ошибками.
— У меня тоже много ошибок, но при этом я пишу диссертацию. Да здравствует компьютер и опция «Проверить орфографию»!
Донна рассмеялась и спросила, что такое «диссертация».
— Ну, — сказал Эд и рассказал ей о разных уровнях высшего образования.
Она задумчиво кивнула:
— Правильно ли я тебя поняла: ты станешь доктором, но это не значит, что ты будешь лечить людей?
— Не буду, — ответил он, смеясь.
Донна посмотрела на часы и заторопилась:
— Через пятнадцать минут надо забирать Райана. Эта бой-баба, его воспитательница, закатывает настоящую сцену, если опоздаешь. — Она встала, надела свою большую стеганую куртку и черный берет. — Спасибо за совет. Встретимся завтра у Зоуи!
— Ага, до завтра.
— Пока.
«Приятная девчушка», — подумал Эд. Он собрал свои многочисленные пакеты и подвесил их на коляску Джорджии. По дороге домой он заметил у газетного киоска Кейт, которая покупала книгу «Белые зубы». Он подошел и спросил:
— Ты сегодня не работаешь?
— О, привет, Эд. Нет, мы закрыты по понедельникам. Предполагается, что я закупаю мебель.
Она взяла книгу и поблагодарила продавщицу.
— Я знаю здесь недалеко одну хорошую кофейню. У тебя есть время выпить чашку кофе?
— Гм… да, конечно.
Зоуи села за рабочий стол. Дел было выше головы, а вот сил душевных не было. Она зевнула, достала из сумки ноутбук и включила его в сеть. «Зоуи Лэнгтон, — напечатала она. — Тридцать один год, родилась в Лейчестере, но жила абсолютно везде. Отец-алкоголик брался за любую работу, однако на одном месте долго не удерживался, так как все время гонялся за журавлем в небе. Я ходила, наверное, в два десятка разных школ, а иногда и вовсе не ходила на занятия, если на новом месте сразу становилось понятно, что отцу не понравится его работа, или соседи, или что-то еще».
Она вспомнила, как однажды сказала одной новой подружке, Ребекке, что они с мамой и папой живут в фургоне, и Ребекка спросила, не цыгане ли они. И хотя Зоуи ответила, что нет, конечно нет, просто они еще не успели снять подходящее жилье, Ребекка повсюду рассказывала, что Зоуи — грязная цыганка, и все три месяца, что Зоуи провела в той школе, с ней никто не играл. Зоуи попыталась сдержать наворачивающиеся слезы. «Когда мне было четырнадцать лет, отца сбил грузовик, в то время как он прямо на трассе пытался починить свою очередную развалюху. Нас с мамой там не было. Приехав в больницу, мы узнали, что он уже умер. Мама кричала и плакала, а я подумала только: «Хорошо. Теперь мы будем жить у бабушки с дедушкой». И мы переехали к ним».
«О господи», — подумала Зоуи и высморкалась.
«Следующие четыре года я ходила в местную среднюю школу, завела хороших друзей, очень много работала и, на удивление всем, сумела получить место в Оксфорде, где с тех пор и живу, хотя сейчас работаю в Лондоне. Я записалась в литературный кружок, потому что в электричках у меня много времени для чтения, а я бы не вынесла еще одной книги о том, как срочно выйти замуж».
— Готово, — сказала она, потом немного подправила то место, где говорилось, что она обрадовалась гибели отца, и распечатала текст.
После работы Зоуи встретилась с Россом в баре возле Северной Кольцевой. Там они пили отвратительное вино и ели картофель в мундире, а потом в дальнем углу автостоянки занимались любовью на заднем сиденье машины.
В восемь пятнадцать Кейт постучала шваброй по потолку гостиной, после чего на лестнице раздались шаги.
— Давайте сегодня вечером поужинаем вместе, — сказала она Чарли и Джеку.
Они выглядели озадаченными. Руки в карманах, сгорбленные плечи.
— С чего бы это? — спросила Чарли.
— С того, что мы — цивилизованные люди. Так, а теперь достань, пожалуйста, дижонскую горчицу. К лососине в тесте она пойдет.
— Но я ненавижу рыбу.
— Тебе не повезло.
Джек так и стоял, ссутулившись, а Чарли протопала к буфету и обратно.
— Горчицу не нашла, — заявила она и швырнула на стол бутылку кетчупа.
— Поищи получше.
— В общем, эта женщина сказала, что она придет завтра вместе с мужем. Но я почти уверена, что она купит этот стол.
— Здорово, — сказал Джек, делая над собой усилие.
На протяжении всего ужина он старался быть вежливым и ответил на расспросы Кейт о своих братьях, сестрах и домашних животных. В половине девятого он сложил вилку и нож возле своей абсолютно пустой тарелки и сказал:
— Было очень вкусно.
— Спасибо. Доедай, Чарли.
— Я больше не хочу.
— Ты почти ничего не съела. Доешь хотя бы брокколи. Если ты будешь выбрасывать еду, мне придется урезать твои карманные деньги.
— Ой, да…
— И минус пятьдесят центов каждый раз, когда выругаешься.
— А можно говорить «засунь себе…»?
— Нет. А теперь ешь. А когда закончишь, я бы хотела, чтобы ты и Джек сложили тарелки в посудомойку.
Джек кивнул и сказал: «Да, конечно», а Чарли с грохотом отодвинула стул, взяла свою тарелку и отнесла ее в раковину.
— Пойдем, Джек, у меня наверху есть чипсы.
— Э-э… ну…
Кейт закрыла глаза, кивнула и махнула ему рукой, чтобы он тоже уходил. Выбросив почти нетронутую порцию Чарли в мусорное ведро и загрузив посудомоечную машину, Кейт перечитала главу «Покажи им, кто главный!».