Ответный взгляд экономки был так холоден, что Гвин поежилась.

— Не рассчитывай на это, — сказала Мэгги и стремительно вышла из кухни.

Хоть Алек слушал то, что рассказывала Гвин вполуха, но вполне уловил суть. Кэботы, которые на днях останавливались в гостинице, предложили за нее очень большую сумму. И дали Поппи время на размышление до Нового года. А Поппи серьезно подумывает о том, чтобы купить небольшую квартирку в Лаконии, а остальные деньги вложить так, чтобы Гвин и Алек — которые оба фигурируют в его завещании — получили неплохое наследство.

От всего этого Алеку стало не по себе.

— Ты можешь в это поверить? — Гвин поерзала на пассажирском сиденье «блейзера» и прижала к груди свою большую кожаную сумку. — Он столько лет упорно цеплялся за Лейквуд… — Алек не отрывал глаз от дороги. Честно говоря, ситуация не вызывала у него энтузиазма. — Это ведь замечательная новость, правда?

— Не знаю.

— Что значит — не знаешь?

— Послушай, я только что услышал об этом. Лейквуд значит для меня очень много. И для Поппи. Мысль о том, что он больше не будет здесь жить, что гостиница перестанет быть частью моей жизни, жизни всех нас… Мне просто надо хорошенько обдумать все это. — Он вывел машину на шоссе, ведущее в город. — Но внутреннее чувство подсказывает мне, что это неправильно.

— Неправильно для кого? Я думала, что могу рассчитывать на тебя. Что ты на моей стороне.

— Я ни на чьей стороне, Сверчок. Я просто хочу, чтобы все было хорошо и правильно.

— Тогда подумай об этом логически. Поппи осталось жить еще лет десять или чуть больше. Он наконец понял, что не может управляться с гостиницей, и собрался отойти от дел. Хочет пожить простой спокойной жизнью.

Алек вдруг понял, что больше всего беспокоит его в этом деле.

— Ха! Поппи не протянет долго, если его жизнь станет простой и спокойной. Он с ума сойдет, если ему нечего будет делать. Он всегда жил, преодолевая трудности, и не может без этого.

— Он изменился. Ты не разговаривал с ним вчера, а я разговаривала. Говорю тебе, он устал и хочет уйти на покой.

Алек понял, что Гвин продолжает спорить, чтобы не потерять лицо. Ее голос дрожал, и ее убежденность наверняка тоже дрогнула. Но признавать поражение было не в ее характере.

После долгого молчания Алек тихо сказал:

— За последние два года я провел с ним гораздо больше времени, чем ты. Меня не проведешь.

— Спасибо за напоминание, что ты более заботливый внук. — Дрожь в ее голосе усилилась.

— Я не это имел в виду.

— Вот как? Тогда что же? Что лучше знаешь мысли и настроение Поппи, хотя не присутствовал вчера при разговоре? Только потому, что ты все время торчал здесь, а у меня хватило смелости уехать и начать свою жизнь?

— Мы отклонились от темы, Гвин, — спокойно сказал Алек.

Вспыльчивость была такой же неотъемлемой чертой Гвин, как и ее огромные карие глаза. В конце концов, она внучка своего деда.

— Иди к черту, Алек Уэйнрайт! Когда же ты наконец перестанешь быть таким рассудительным!

— Кто-то ведь должен сохранять благоразумие.

— Зачем? Кому это нужно? Почему бы хоть на время иногда не забывать о благоразумии?

Они въехали на школьную автостоянку. Отлично. Через десять минут у них беседа с директором, а учительница, которую он нашел на замену, пребывает в истерике.

— Гвин, дорогая, успокойся.

— Не хочу успокаиваться. Я хочу злиться. Кстати, если ты не знаешь, это полезно для здоровья.

— В таком случае, у тебя, наверное, отменное здоровье.

— Стараюсь.

Алек повернулся к ней и взял за руку.

— Гвин, посмотри на меня. — Она с нарочито громким вздохом слегка повернула голову в его сторону. — На случай, если ты не помнишь: мы только что провели двадцать четыре часа, совершенно забыв о благоразумии. Чтобы быть с тобой, я отбросил всю свою логику и всю рассудительность.

Глаза Гвин холодно блеснули.

— Ну что же, Алек Уэйнрайт, спасибо, что оказал мне любезность, занявшись со мной любовью. Я и не предполагала, что это потребовало таких огромных жертв с твоей стороны.

Она выдернула руку, вышла из машины и хлопнула дверцей с такой силой, что у Алека еще целых пять минут звенело в ушах.

Она бы с удовольствием кинула Алека в ближайший сугроб и забыла об этом. Он опять ведет себя с ней, как взрослый с неразумным ребенком, думала Гвин, устремляясь к дверям школы.

Впрочем, сама она тоже виновата. Как обычно, уклонилась от темы. Как обычно, позволила эмоциям взять верх. Эмоциям, которые еще не улеглись, после стычки с Мэгги. И как обычно, умудрилась сделать то, что поклялась не делать: позволила Алеку думать, что их интимные отношения для нее значат больше, чем для него.

В нормальной ситуации она бы просто ускользнула куда-нибудь, чтобы в одиночестве зализать свои раны. Но ситуация была ненормальной. Она не знала, что ей следует делать, куда идти и какие уроки стоят в ее расписании. Поэтому в вестибюле школы ей пришлось остановиться и подождать, пока Алек догонит ее. Когда он открыл входную дверь, она отвела глаза.

— Мы поговорим позже, — холодно сказал он ей, попутно кивая кому-то, кто вошел следом. — Идем. Надо оформить бумаги.

Тронув ее за локоть, он повел ее в дирекцию. Но, не дойдя до дверей кабинета, Гвин остановилась и схватила его за рукав.

— Подожди. — Он остановился, глядя куда-то в пространство.

— Ладно, я потеряла контроль над собой, — тихо сказала она. — И сожалею об этом. Но пойми, именно это, — она указала на кабинет директора, — заставляет меня нервничать.

Алек наконец-то посмотрел на нее, но его взгляд говорил о том, что он ей не верит. Или, во всяком случае, верит не до конца. Она нервничала не только из-за школы.

— Идем, нам пора, — коротко сказал он и ввел ее в кабинет.

Полчаса спустя Гвин уже стояла за учительским столом перед двадцатью учениками. На всех девочках было больше косметики и украшений, чем на ней, а многие мальчики были выше ее ростом. Она напомнила себе, что, по крайней мере, она старше их. Не помогло.

— Доброе утро, — с усилием проговорила она. — Меня зовут мисс Робертс.

— Мисс Робертс? Кто она такая? — пробежал по классу шепоток.

— Я буду вести у вас уроки драмы в течение следующих двух недель.

Девочка со смутно знакомым лицом подняла руку.

— Да? — откашлявшись, сказала Гвин.

— Вы, конечно, не помните меня, мисс Робертс, но я Сэнди Макинтош, сестра Глории Макинтош. Моя сестра играла…

— Я помню твою сестру, — сказала Гвин. — Она играла мою мать, то есть мать Эмили, когда мы ставили в школе «Наш город».

Сэнди кивнула, ее длинные светлые волосы блеснули в свете флуоресцентных ламп.

— Я видела тот спектакль, — сказала девочка. — Мне тогда было десять лет, и я помню, как вы замечательно играли.

Эта похвала доставила Гвин неожиданное удовольствие. Тепло прилило к ее щекам. Она снова откашлялась и перестала теребить руками край свитера.

— Спасибо. Как поживает Глория?

— В прошлом году она вышла замуж. Недавно у нее родился малыш, — с гордостью ответила Сэнди.

На долю секунды Гвин испытала укол зависти.

— Это чудесно. Передай ей привет от меня, хорошо?

Поднялись еще несколько рук. Оказалось, что кто-то тоже видел спектакли с участием Гвин либо слышал о ней от старших братьев и сестер. Через несколько минут Гвин почувствовала себя достаточно свободно, чтобы подойти к первой парте.

— А вы долго здесь будете? — спросил долговязый парень с заднего ряда.

Его лицо тоже казалось знакомым. Зовут Майкл, фамилию она не расслышала.

— До Рождества, — ответила она.

На угловатом лице мальчишки расплылась улыбка, и Гвин вспомнила, что в выпускном классе встречалась с его старшим братом. Как его звали? Брант? Брент? По счастью, там не о чем было рассказывать Алеку. Иногда запоздалое созревание имеет свои преимущества.