В юности Карен Темплтон-Берджер мечтала стать балериной. По ряду причин мечта осталась неосуществленной. Но театр не отпускал, и она занялась дизайном театральных костюмов и декораций.

С 1996 года Карен полностью посвятила себя писательскому труду. Сейчас она живет в Альбукерке, штат Нью-Мексико, с мужем и пятью детьми. «В атмосфере любви» — ее первый роман, написанный специально для серии «Скарлет».

— Какой чудесный запах! Я умер и попал в рай, или же Мэгги опять испекла то самое шоколадное печенье, которое никто не умеет готовить, кроме нее?

Гвин резко вскинула голову, едва не поперхнувшись. От неожиданности надкусанное печенье застряло у нее во рту, как письмо в щели почтового ящика.

Он здесь!

— Алек! — в унисон воскликнули бабушка и Мэгги.

Обе бросились навстречу молодому человеку, которого ее дед и бабка давно уже считали своим приемным внуком. Гвин торопливо жевала печенье, глядя, как ее щуплая бабушка и гораздо более рослая и крепкая экономка Мэгги восторженно обнимают вошедшего. Эти бурные проявления радости опровергали все стереотипные представления о сдержанности и замкнутости, якобы свойственной всем без исключения уроженцам Новой Англии.

— А почему ты дома, Алек? — спросила бабушка, приглаживая рукой серебристые прядки. — Я думала, ты все каникулы будешь преподавать в летней школе.

Хотя волосы Эйлин Робертс давно поседели, на ее лице, несмотря на семьдесят лет, почти не было морщин. Светло-карие глаза пожилой женщины смотрели на приемного внука с нескрываемым обожанием.

Услышав теплый смех Алека, Гвин непроизвольно поджала пальцы босых ног под кухонным столом. Давясь, она наконец проглотила печенье и залпом выпила полстакана молока. В конце концов, мне всего лишь шестнадцать и слишком рано думать об этом.

И к тому же она слишком умна, чтобы позволить Алеку или кому-то другому догадаться о том, что она чувствует. И о том, что он единственный человек, на которого она реагирует подобным образом.

Как будто ему не все равно. Он уже две минуты как дома и до сих пор не обратил на нее внимания. Вот если бы у нее была большая грудь. Или голубые глаза. Вот тогда бы он заметил. Может быть…

— Не волнуйтесь, меня не выгнали. Я по-прежнему собираюсь преподавать, — сказал Алек, отвечая на вопрос. Ласково обняв старушку за хрупкие плечи, он подвел ее к буфету. Туда, где стояло блюдо со знаменитым печеньем. Так и не взглянув на Гвин, Алек взял печенье и с удовольствием отправил в рот.

— Занятия в летней школе начнутся только через две недели, — жуя, пояснил он. — Я решил провести их дома. Экзамены были чертовски утомительными, и мне нужен отдых.

Чертовски утомительны. Типичное выражение Алека.

Облокотившись о стол, Гвин задумчиво подперла щеку ладонью. Если честно, то она ведет себя, как двенадцатилетняя девчонка, тайком вздыхающая о каком-нибудь киноактере.

Но кто сможет упрекнуть ее за это? Разве он не стоит того, чтобы о нем вздыхали? Она скосила взгляд в сторону Алека. Легкая спортивная куртка, рубашка с расстегнутым воротом, рыжеватые волосы, подстриженные короче, чем обычно (видимо, на лето, решила Гвин), классические черты лица. И очки в черепаховой оправе, единственная деталь, которую она была согласна изменить в облике того, кто так волновал ее сердце.

Алек по-прежнему не замечал ее. Гвин снова вздохнула. Ее слишком большой, чтобы быть красивым, рот скривился от досады. Господи, да что это с ней?

Заметив на себе хмурый взгляд Мэгги, Гвин выпрямилась и стряхнула с платья крошки. Видимо, Мэгги считает, что она опять ведет себя неподобающим образом. Как та говорит, «таращит глаза». Привычка, от которой Мэгги и Нана, как звала бабушку Гвин, отчаялись ее отучить. Гвин уже хотела было отвернуться, но в этот момент Алек наконец-то посмотрел на нее.

И все пропало.

Глаза манящего зеленого цвета, цвета лесной чащи, влекли ее к себе. Ее дом, подумала она с меланхолической грустью первой любви, вовсе не эта столетняя гостиница, где она жила с детства. Ее дом — в его глазах. Но Алек никогда не узнает об этом. Она ему не скажет…

— Привет, Сверчок, — негромко сказал он, и от его улыбки словно какая-то пружина начала закручиваться тугим завитком. — Разве ты не рада, что я приехал?

И он широко развел руки.

Не успев сообразить, что она делает, Гвин вскочила из-за стола и бросилась в его объятия. Она обвила руками его шею, потом привстала на цыпочки и поцеловала в губы, прижимаясь к нему всем телом.

Она буквально спиной почувствовала, что те, кто наблюдал за этой сценой, безмолвно открыли рты. Но и тот, кто стоял перед ней, был ошеломлен не меньше.

Алек мягко разнял ее руки и отступил на шаг. Он улыбался ей — как обычно, как в детстве. И все-таки на этот раз улыбка была чуть-чуть другой и зеленые глаза тоже смотрели иначе. В их темной глубине было нечто, чего Гвин не могла понять. Хорошее, плохое — этого она тоже не знала. Но все ее тело начало беззвучно гудеть. Это было опасно — еще опаснее, чем все остальное.

— Сверчок… — выдохнул Алек.

Его голос слегка дрожал. Гвин смотрела на него округлившимися от удивления глазами. Неужели он чувствует то же самое — этот неслышный гул, эту невидимую дрожь? Но Алек перевел взгляд на ее наряд. Его улыбка дрогнула.

— Что я вижу? Ты надела платье? С тобой все в порядке?

Гвин приложила все силы, какие у нее только были, чтобы не покраснеть. Она рассмеялась, хрипловато и слегка натянуто, потом отступила на шаг назад и повернулась кругом. Тонкий полупрозрачный шифон взвился вокруг ее ног, атласная нижняя юбка всколыхнулась, легко щекоча кожу.

— Мне сшили его по случаю свадьбы Элли Стоун. А сегодня Нана заставила меня примерить его. — Гвин одной рукой откинула назад волосы, отчетливо понимая, что этот жест получился неожиданно женственным (что было совсем не характерно для нее) и в то же время робким (что было весьма некстати). — Что скажешь?

— Пожалуй, дедушке следует получше присматривать за тобой, — странным голосом сказал Алек. — Ты становишься слишком хорошенькой. Держу пари, что у тебя нет ни одного свободного субботнего вечера.

— Да, ей все время звонят, — вставила Мэгги, подняв голову от раковины, где она мыла противни из-под печенья. — А она…

— А мне ничего не остается, как выбирать те предложения, которые мне больше нравятся, — перебила Гвин, бросив на Мэгги предостерегающий взгляд. Она вскинула голову и положила руку на угловатое бедро. Затем изобразила на лице пресыщенную улыбку, предназначенную Тому-Кто-Так-Невнимателен. — Меня даже приглашали на выпускной бал старшеклассников, — сказала она.

И с удовлетворением отметила, как поползли вверх его брови. Он назвал меня хорошенькой, стучало у нее в голове.

— И ты действительно ходила на бал?

Ему это в самом деле интересно, или он спросил из вежливости? Поверил ли он в то, что мальчишки все время приглашают ее на свидания?

— Ходила, — ответила за нее Нана, обнимая Гвин за талию. Даже босиком Гвин была на два дюйма выше бабушки. — Правда, нам пришлось долго успокаивать дедушку, — добавила старушка.

Алек снова с улыбкой посмотрел на Гвин.

— Поппи по-прежнему чрезмерно строг?

— Я была, наверное, единственной девушкой на балу, которой было велено вернуться домой до полуночи, — сердито сказала Гвин, скрестив на груди руки.

То, что сделал Алек в ответ на ее слова, было просто возмутительным: он протянул руку и пощекотал ее под подбородком!

— Перестань дуться, Золушка ты наша. У тебя все еще впереди. Не спеши стать взрослой.

И не обращая больше на нее никакого внимания, он засунул руки в карманы брюк и вразвалку — да-да, именно вразвалку — направился к Мэгги. Прислонившись к буфетной стойке, он завел с экономкой увлеченную беседу о делах соседей и о том, что произошло здесь за то время, пока он отсутствовал.