— Я думаю, она заблуждается. Знаешь… если мы будем держаться вместе и поддерживать друг друга, это будет просто здорово. По вечерам мы бы вместе готовили ужин…

— Как классно! Вот папа удивится!

«Еще как», — угрюмо подумала Марлена. Но вслух сказала:

— А выходные мы проводили бы все вместе.

— А если папа все-таки не разрешит тебе работать?

Марлена объяснила Андреа, что в семье каждый имеет право делать то, что считает наилучшим для себя. Если этим он не обижает своих близких и не мешает им.

Бернхард молча сидел за столом и вертел в руках пустую пепельницу. Его молчание, как ядовитые пары, делало невыносимым атмосферу в комнате. Марлена рассказала ему о своем визите в издательство, впервые упомянула Морица Кайзера и попыталась сгладить впечатление сообщением о том, что с Пасхи Андреа запишут в группу продленного дня.

— Ты завтра же позвонишь в это издательство и откажешься от места, — сказал наконец Бернхард ледяным тоном. — И откажешься от группы продленного дня. — Он со стуком поставил пепельницу на стол.

Марлена попыталась возразить, но он тут же прервал ее. Он так понял, продолжал Бернхард, что она чувствует себя бездельницей. Поэтому решил приносить с собой с работы кое-какие деловые бумаги — счета, письма, документы, которые нужно привести в порядок.

— Ты не понимаешь меня! — воскликнула Марлена в полном отчаянии. — Я не хочу быть подсобной работницей! Мне нужна моя собственная работа, нужна профессия. — Вдруг ей пришла в голову спасительная мысль: — Если, не дай Бог, с тобой что-то случится… У меня ведь нет даже образования! На что мы будем жить?

Бернхард с облегчением улыбнулся:

— Не волнуйся об этом. Мы вполне финансово обеспечены.

— Но наш банковский счет…

— Лишь маленькая часть нашего состояния хранится на банковском счету.

— Но почему?

— Ты думаешь, я доверю все свои деньги государству? Ну уж нет! Отец все деньги, которые мог выделить, вложил в ценные бумаги. Они в надежном месте. Рука налоговой инспекции до них не дотянется, уж можешь мне поверить, — с довольным смешком сказал он.

Марлена вспомнила номер сейфа, найденный ею в бумагах мужа. Ах, вот в чем дело! Но смысла этих махинаций она не поняла. Разве с ценных бумаг, не лежащих в банке, налоги не берут? Впрочем, ей все равно. Это не имело отношения к ее проблемам.

— Я не хочу печатать для тебя какие-то счета. Я хочу профессионально расти, быть среди людей, делать карьеру.

— А как же домашние дела?

— Если я буду приглашать на один день в неделю приходящую прислугу…

Бернхард ударил ладонью по столу:

— Какого черта! Что ты нашла интересного в том, чтобы разыгрывать из себя секретутку в вестибюле?!

— Это же только начало!

— Зачем? — Он встал и обхватил ее плечи. — Ну зачем? У тебя есть дом, ребенок, я наконец. Неужели этого недостаточно?

У Марлены слезы выступили на глазах. Она затрясла головой.

— Да что ты за женщина! — презрительно бросил Бернхард, толкнув ее на стул. Потом повернулся и вышел из комнаты.

Марлена съежилась на стуле, как побитая. Все те же мысли снова не давали ей покоя. Может быть, Бернхард прав: она не женщина, пытающаяся найти свою дорогу в жизни, а какой-то выродок? Может быть, вообще нежелание следовать сложившимся канонам — признак ее ущербности?

Ее стыд обратился в гнев. Она схватила пепельницу и швырнула ее в стену. Пепельница разбилась на мелкие кусочки. Марлена вышла, даже не подумав собрать осколки. Бернхарда она нашла в кабинете. Он сидел за письменным столом и листал журнал. Что интересного может найти этот непробиваемый деспот в специальном журнале? Как он может спокойно читать, когда речь идет о ее будущем?

— Выслушай меня еще раз. Я смогу доказать тебе, что у нас будет счастливый брак, даже если я займусь профессиональной деятельностью. И я буду всю жизнь благодарна тебе, если ты не станешь чинить мне в этом препятствий.

Его лицо превратилось в каменную маску:

— Нет. Этого ты от меня не дождешься. И ты знала об этом.

— Я знала об этом?! — закричала Марлена.

Да она совсем ничего не знала тогда, в восемнадцать лет, кроме того, что беременна. А беременные женщины имеют только три возможности: сделать аборт, если смогут найти врача, согласного нарушить закон; воспитывать ребенка одной или выйти замуж. Она радовалась будущему ребенку и вышла замуж потому, что считала брак началом многообещающего жизненного пути, а не его концом. И согласен Бернхард с этим или нет, она будет строить свою жизнь в соответствии с собственными желаниями. И в семье, и на работе, и в общественной жизни.

— Ты упрямая эгоистка, — не обращая внимания на ее вопрос, продолжал Бернхард. — И думаешь только о себе.

— Можно подумать, ты не такой.

Они гневно смотрели друг на друга. Бернхард не выдержал первым, он снова уткнулся в журнал.

Марлена выбежала из комнаты, чувствуя себя ребенком, которого отругали за серьезный проступок.

На следующий день завтрак проходил в тягостном молчании. Андреа тревожно поглядывала то на мать, то на отца и наконец решила вмешаться:

— Я с удовольствием буду ходить на продленку, папа.

Бернхард отложил газету и ответил с сарказмом в голосе:

— Мы поговорим об этом в другой раз, сокровище мое. — Он аккуратно сложил газету, немного помедлил, а потом спросил: — Как называется фирма, в которой ты хочешь работать?

Марлена затаила дыхание. Может быть, понимание еще возможно?

— Издательский дом Винтерборна в Швабинге, — поспешно ответила она.

Бернхард молча встал и отнес грязную чашку в раковину. Потом простился с Андреа, игнорируя жену, и вышел.

Когда его шаги в коридоре затихли, изумленная Андреа повернулась к матери и шепотом спросила:

— Почему папа так сердится? Если ты будешь работать, то станешь получать много денег.

Внезапно Бернхард снова возник в дверях.

— Я зарабатываю достаточно денег для всех нас. — Его лицо пылало от ярости. — И не хочу, чтобы моя дочь ходила на продленку. Надеюсь, всем все ясно.

Он взял свой «дипломат», схватил с вешалки пальто и захлопнул за собой дверь.

Марлена застыла, не в силах двинуться с места. Что же ей делать? Она лишила весь дом покоя, сказал ей вчера Бернхард, отправляясь спать.

Маленькая ручка Андреа погладила ее щеку. Марлена прижала дочь к себе.

— Мне очень жаль, что мы так часто спорим при тебе. Но иногда этого просто невозможно избежать, — сказала она дочери, поклявшись про себя, что в будущем постарается не допустить этого.

Целую неделю она с замиранием сердца ждала прихода почтальона и сломя голову мчалась к телефону, заслышав звонки. Ничего. Мориц уехал на пару дней, и ей неоткуда было получить информацию о том, что происходит в фирме. В пятницу она не выдержала и сама позвонила в отдел кадров, чтобы поинтересоваться судьбой своего заявления.

— Одну минуточку, — сказала помощница доктора Бенды. — Мы, правда, еще ничего не решили, но ваше заявление… — Зашелестела бумага. — Да, правильно. Ваше заявление отозвано.

Марлене показалось, что ее сердце перестало биться. Она задыхалась.

— Это решение господина Винтерборна?

— Господин Винтерборн здесь ни при чем. Звонил ваш муж, фрау Штритмайстер. Он сказал, что ваше заявление можно считать утратившим силу.

От негодования Марлена едва не потеряла контроль над собой. Но тут же ее мозг заработал с молниеносной быстротой и четкостью. Она произнесла как можно доброжелательнее:

— Мне страшно жаль, но произошло недоразумение. Я уезжала по делам на несколько дней и попросила мужа позвонить в другую фирму, чтобы аннулировать там мое заявление. Я сделала это, потому что очень надеюсь работать у вас.

— Вы надеетесь потому, что лично побывали у господина Винтерборна? — В вопросе прозвучала неприкрытая ирония.

— Конечно, нет. Я всегда мечтала работать в издательстве, которое занимается рекламными проектами. Мой супруг просто перепутал названия фирм. Могу я надеяться, что вы снова дадите ход моему заявлению?