На скуле Дункана заиграл желвак, веревки на его руках натянулись. Он знал, что попытка разорвать их бессмысленна, даже Фиби это понимала, но не мог не попытаться, как не мог изменить себя.

— Ну, хорошо, — сказал он шелковым голосом, который не мог скрыть его злости. — Ты спас меня, Лукас, меня и всех нас. А теперь, если ты будешь так любезен и развяжешь мне руки, вернешься на свой корабль и оставишь меня в покое…

— Извини, — сказал Лукас голосом, в котором слышалось неподдельное сожаление. — Я имею приказ нашего досточтимого отца немедленно доставить тебя в Чарльстон.

— Но мы и так плыли туда! — заметила Фиби, обрадовавшись.

Взгляд, который Дункан бросил в ее сторону, заставил ее поникнуть.

— Это правда, Дункан? — спросил Лукас, подходя к брату. Даже Фиби не решилась бы оказаться так близко от него при его нынешнем состоянии. — Ты возвращался домой?

Дункан долго смотрел на него и упрямо молчал, но, наконец, ответил глухим хриплым голосом, Фиби пришлось напрячь слух, чтобы расслышать слова:

— Не в том смысле, в каком ты думаешь, Филиппа написала, что отец нездоров. Я хотел проведать его как преданный сын, но не оставаться насовсем.

Фиби показалось, что широкие плечи Лукаса чуть-чуть поникли, но выражения его лица она не могла увидеть, он отвернулся от нее.

— Осмелюсь предположить, что отец будет рад тебя видеть, — сказал он. — Хотя, конечно, было бы лучше, если бы ты приехал по своей воле.

— Я пытался, — проворчал Дункан. На его лбу пульсировала жилка знак того, что его кажущемуся спокойствию нельзя доверять. — Как отец?

— Он старый человек, — сказал Лукас откровенно. — И у него хрупкое здоровье. Тяжелым грузом на него легла война, а еще тяжелее твое предательство.

— Поосторожнее со словом «предательство», — тихо предупредил Дункан. — Оно так же опасно, как перегревшаяся пушка.

Лукас вздохнул и отвернулся от Дункана, осматривая каюту. Он нашел бутылку виски, бокал и, наполнив его, предложил Фиби.

Она, конечно, хотела выпить, но вспомнила о ребенке и покачала головой. Ее деверь встретил отказ дружеским кивком и легким поклоном и, снова обернувшись к Дункану, поднес бокал к его губам.

— Полагаю, у нас нет другого выбора, только отпустить тебя, — сказал он, как будто для него не было ничего более неприятного на свете. Он издал еще один продолжительный вздох. — Великий Аполлон, это все равно, что выпустить гадюку из шкатулки.

— Ты прав, — сказал Дункан. Его шепот прозвучал как удар хлыста.

Фиби, к тому времени, слегка пришедшая в себя, поднялась на ноги и в интересах мира встала между ними.

— Могу предложить очень простое решение, — сказала она. — Лукас, вы со своей командой немедленно покидаете «Франческу». Как только вы уйдете, я освобожу Дункана. И таким образом никто не пострадает.

Лукас усмехнулся.

— Это была бы прекрасная идея, — кивнул он, — если бы я мог поверить моему брату, что он направится в Чарльстон, как планировалось, но я верить ему не могу. Следовательно…

— Но мы плывем в Чарльстон! — поспешно ответила Фиби и обернулась, глядя Дункану в глаза. — Ведь так, правда?

— Конечно, — промолвил Дункан, глядя в глаза брату. — Как же иначе я смогу отомстить?

Теперь настал черед Фиби вздохнуть.

— Неужели нельзя об этом забыть? Дункан, твой отец болен. Лукас всего лишь пытается устроить так, чтобы ты навестил его. А что касается вас, Лукас Рурк, ваши методы убеждения оставляют желать лучшего.

— Я крайне огорчен, — сказал Лукас, прижав к сердцу изящную ладонь с расставленными веером пальцами. — Однако я уверен, вы согласитесь, что когда имеешь дело с людьми наподобие моего брата, то требуется нечто большее, чем обычное убеждение.

Фиби уперлась руками в бедра и с сожалением взглянула на Дункана.

— Этого я никак не могу отрицать, — призналась она.

— Отойдите-ка, — сказал ей Лукас дружеским тоном, доставая из ножен под сюртуком маленький кинжал с рукояткой из черного янтаря. — Сейчас я открою шкатулку.

Дункан стоял в угрожающей позе, пока его брат разрезал сыромятные ремни, связывающие ему запястья, Фиби наблюдала, широко раскрыв глаза и затаив дыхание, как почти неуловимая дрожь проходит по атлетическому телу Дункана, напоминающего пантеру, улегшуюся перед дверью своей клетки.

Дункан потер одно запястье, потом другое, но каюта буквально вибрировала от закипающего в нем гнева.

— Убирайся с моего корабля, — сказал он своему брату в то мгновение, когда Фиби показалось, что больше она не сможет переносить неопределенность. — Я прибуду в Чарльстон тогда, когда мне будет угодно, и не твоим пленником.

Лукас прищурил глаза и потер квадратный подбородок.

— Попробуй встать на мою точку зрения, — сказал он и отцовскую. Если мы продержим тебя под стражей до тех пор, пока восстание не будет подавлено, тебя не пристрелят во время одного из твоих рейдов и не повесят, если ты попадешь в руки королевских войск. Наша цель очень проста спасти тебе жизнь.

Дункан вытер рот рукой:

— Да. И я, конечно, доживу до преклонных лет, питая ненависть к вам обоим, пока бьется мое сердце.

Фиби видела в плане Лукаса и его отца логику, хотя и понимала, что из него ничего не выйдет. Она осторожно положила руку на плечо Дункана.

— Вы оба не правы, — сказала она, глядя в лицо Лукасу. — Больше всего на свете Дункан ценит свою свободу. Чем запирать его, вы с тем же успехом можете перерезать ему горло…

Лукас едва заметно кивнул.

— Да, — сказал он угрюмо. — Видимо, вы правы. — Он посмотрел в голубые глаза Дункана, в которых пылала сдерживаемая ярость. — Дашь ли ты слово, что немедленно отправишься домой и поговоришь с отцом?

— Да, — спокойно сказал Дункан. — В залог я оставляю свою жену.

Фиби нахмурилась: — Что?

Дункан взял ее за локоть и несильно подтолкнул к брату.

— Не мне говорить тебе, сколько опасностей ждет нас на пути в Каролину, — сказал он Лукасу. — Фиби будет в большей безопасности с тобой.

Фиби открыла, было, рот, чтобы протестовать, но Дункан прижал указательный палец к ее губам.

— Никаких возражений, — сказал он. — Пожалуйста.

Фиби пробормотала проклятье. Она хотела остаться с Дунканом, хотела этого больше всего на свете, но понимала, что он прав. Корабль Лукаса, очевидно, хорошо вооружен, и одно это обстоятельство отпугнет любых пиратов. Британский флот тоже не станет тревожить его, потому что он известен своей верностью короне.

— А ты?

Дункан улыбнулся, погладив ее по голове.

— Я поплыву вслед за вами, Фиби, — пообещал он. — Как только исцелю раны, причиненные моему достоинству.

Глаза Фиби щипали слезы, но она не позволила себе плакать. Сознание того, что она может никогда больше не увидеть Дункана, было мучительно горьким, ведь он жил в каждом уголке ее сердца. Она положила руку ему на грудь.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

Дункан наклонил голову и прикоснулся губами к ее губам. Затем долго смотрел на нее внимательным взглядом.

— Будь осторожна, — сказал он.

С этими словами он ушел, и расставание было мучительно для Фиби.

Через несколько минут она переправилась на корабль Лукаса. Пока «Принцесса Чарльстона» плыла по волнам, малиновым от закатного света, и «Франческа» медленно выходила вслед за ней из бухты, Фиби стояла у борта, глядя на корабль мужа и изо всех сил пытаясь не поддаваться унынию.

Фиби не покидала своего поста, пока не спустилась тьма. К тому времени они были в открытом море, и Лукас осторожно увел ее в ярко освещенный обеденный зал. Воздух насыщали ароматные запахи, и у Фиби заурчало в животе.

Вокруг них засуетились слуги. Лукас усадил свою невестку за самый большой стол, и сам сел напротив нее.

— Я не стану делать вид, что одобряю все ваши поступки, — откровенно заявила Фиби.

Лукас улыбнулся, развернул льняную салфетку и расстелил ее на коленях.

— Если вы имеете в виду уязвленную гордость Дункана, то я бы советовал вам не беспокоиться. Мой брат самый неунывающий человек, которого я когда-либо знал, и в данный момент, уверяю вас, он вынашивает планы, как отплатить мне за мой поступок.