— Вы надеетесь убедить меня не выходить замуж за Дункана? — спросила она. Ей пришло в голову, что Алекс не считает ее ровней своему другу, все-таки она появилась из ниоткуда, неся какой-то вздор про лифты и прочие вещи, еще неизвестные в восемнадцатом веке. Кроме того, ее короткие волосы должны казаться им странными, поскольку в их время женщины не стригли свои, косы от колыбели до могилы.

Алекс покачал головой и сделал попытку улыбнуться.

— Нет, мистрисс. Он любит вас, хотя не скажет этого, пока тщательно не подготовится к объяснению, так что будьте с ним терпеливой. Теперь я по крайней мере знаю, что мой ближайший друг будет счастлив при условии, что ему повезет и он уцелеет на войне.

— А вы, Алекс? — спросила Фиби. — Вы собираетесь уцелеть?

Он неуверенно поднялся на ноги, опираясь на костыль, и Фиби понадобилась вся ее выдержка, чтобы не броситься ему на помощь.

— Посмотрим, — ответил он. — А пока что нам предстоит свадьба и я должен играть роль жениха. — Он помолчал, с нежностью глядя на нее. — Счастливчик он, наш Дункан. Будьте терпеливой с ним, Фиби, он хороший человек в глубине души, но иногда считает, что должен казаться плохим. Возможно, я знаю его лучше, чем кто-либо другой, и могу заверить вас, что он будет преданным мужем, потому что честь его вторая натура. Однако же, если вы обманете его, Дункан будет само воплощение ярости, и, хотя он не прогонит вас от себя, вам никогда больше не видать его доверия.

Фиби так и распирало при похвалах, расточаемых Алексом ее будущему мужу, но сердце ее ныло, настолько явно ее собеседник считал, что сам уже никогда не сможет изведать страсть и счастье.

— Вы прекрасный человек, — сказала она искренне. — В один прекрасный день, надеюсь, это произойдет скоро, мы увидим вторую свадьбу, вашу, и все будем радоваться.

— Да, — ответил Алекс таким же безжизненным голосом, как и раньше. — А может быть, похороны, на которых, надеюсь, вы будете плакать.

Фиби проглотила слезы, зная, что иногда до людей, погрузившихся в отчаяние, невозможно никаким образом достучаться.

— Чего бы вы ждали от Дункана в таких обстоятельствах?

— Конечно, музыки. Громоподобных, душераздирающих звуков, от которых все погибшие моряки поднимутся со дна морского, зажав руками уши. — Алекс с такими же мучительными усилиями добрался до двери и, обернувшись на пороге, встретился взглядом с девушкой. — Фиби, вы думаете, я не знаю, как высоко мой друг ценит меня и что с ним будет, если я умру? Хочу вам сказать: я все это прекрасно понимаю, и эта печаль, усугубляя мои прочие горести, становится почти невыносимой. — С этими словами Алекс удалился.

Фиби все так же сидела, глядя на дверь, когда вошла Старуха, неся перекинутое через руку кружевное платье. Ее лицо сияло от радости, пылая, словно темное дерево, охваченное огнем, и уже конечно она не собиралась терпеть печального вида невесты.

— Хорошо, что ты успела помыться и отдохнуть, — заявила Старуха, кладя платье на кровать и разглаживая его широкими ловкими ладонями. — Этой ночью тебе не придется спать мисс, и твой муж будет ощущать твое благоухание.

Фиби вздохнула. — Ты когда-нибудь смотрела ладонь Алекса? — спросила она. — Что ты на ней увидела?

— Мозоли, — ответила Старуха. — Не волнуйся за него. У него своя судьба.

Фиби встала и подошла посмотреть на платье. Визит Алекса вверг ее в состояние замкнутости, но ей через несколько часов предстоит обвенчаться, став женой любимого человека, и она лучше, чем кто-либо, знала, сколько удовольствия принесет с собой брачная ночь.

— Оно тоже принадлежало той несчастной женщине? — спросила она, разглаживая кремовый шелк платья. — Той, которая погибла при кораблекрушении?

— Нет, — ответила Старуха. — Я сама сшила его вот этими руками еще до того, как мистер Дункан нашел тебя в погребе. Это платье никогда не принадлежало никому, кроме тебя.

— Опять волшебство, — сказала Фиби с улыбкой.

— Это волшебство привело тебя сюда, — сказала Старуха. — Я приготовила тебе еще один подарок к этому радостному дню. Я скажу тебе свое имя, но ты не должна произносить его, слышишь? Время еще не пришло!

Фиби попала под власть заклинания. В конце концов, если она могла совершить путешествие сквозь время, то подлинное имя Старухи наверняка может творить чудеса.

— Я могу сказать его Дункану?

— Нет, — твердо заявила Старуха, свирепо нахмурившись. — Ты должна обещать мне, что никому его не скажешь до поры.

— До какой поры?

— Не скажу. Ты сама поймешь, когда время настанет.

Фиби вздохнула, но любопытство не позволяло ей упустить случай.

— Хорошо, я обещаю, — сказала она. Старуха прошептала свое имя ей на ухо.

Оказалось, что это английское слово, называющее все, что есть хорошего на свете.

— Если мой первенец окажется дочерью, я назову ее этим именем, — сказала Фиби, тронутая до глубины души, улыбаясь сквозь слезы.

— Твой первенец будет мальчиком, — тут же возразила Старуха. — И его назовут Джон Александр, в честь его деда и мистера Алекса.

Фиби не стала тратить силы на спор. Она знала настоящее имя Старухи, скоро станет женой Дункана, и на первое время этого более чем достаточно. Кроме того, она уже решила позволить Дункану выбрать имя для первого ребенка.

— Помоги мне надеть это прекрасное платье, — сказала она вместо возражений, и глаза Старухи загорелись гордостью и удовлетворением.

Изящное и простое платье отлично сидело на Фиби. Его юбки тихо шуршали, когда девушка шевелилась. Если бы она отправилась в какой-нибудь сиэтлский бутик для новобрачных, чтобы выбрать себе подвенечное платье, то вряд ли нашла бы что-нибудь подобное.

— Оно такое красивое! — промолвила Фиби, вертясь перед зеркалом.

— Да, — согласилась Старуха. Она схватила Фиби за руки и заглянула в ее глаза.

— Тебе предстоит еще немало бед, мистрисс. Ты должна быть сильнее сильной. Фиби почувствовала холодок страха.

— Что ты имеешь с виду?

— Уже сейчас ты носишь в себе ребенка мальчика, как я тебе сказала. Что бы ни случилось с тобой или с твоим мужем, ты должна позаботиться о маленьком Джоне Александре Рурке. Ему предстоит важное дело в этом мире.

Фиби опустилась на табурет, догадываясь, что побелела как пергамент.

— Не думай о несчастьях, — нахмурилась Старуха. — Думай о мистере Дункане, о свадьбе и предстоящей ночи, которая принесет вам обоим много счастья.

Фиби вспомнила свои собственные слова, сказанные Дункану сегодня на веранде, о том, что жизнь нужно принимать такой, какова она есть. Старуха убеждала ее, что надо жить настоящим, чтобы каждая драгоценная секунда не пропала даром. Какая простая философия, но как трудно ей следовать!

Она взяла руку своей наперсницы и сжала ее, сказать больше было нечего.

Свадебную церемонию решено было провести на берегу моря, под небосводом вместо купола церкви, закатом вместо витражей и группой слуг и увечных воинов в качестве свидетелей.

Фиби была на вершине счастья. Стоя рядом с Алексом лицом к будущему мужу, который держал в руках Библию и букет пурпурных орхидей, предназначенных ей в подарок, она не думала о пиратах, войнах и прыжках во времени. Она хотела сказать Дункану о ребенке, который рос в ней, мальчике, которого Старуха уже окрестила Джоном Александром Рурком, но нужно было дождаться подходящего момента. Было странно слышать, как Дункан произносит святые слова и просит в ответ принести клятвы верности, и как Алекс отвечает, как будто Фиби выходит замуж за него. В какое-то мгновение, ее охватила паника при мысли, что Дункан обманул ее и ее мужем станет Алекс. Но затем до нее дошло, что Дункан называет Алекса своим, Дункана, именем, и успокоилась. Когда слова клятвы были произнесены, и Дункан объявил себя и Фиби мужем и женой, именно священник поцеловал невесту, а не подставной жених.

За венчанием последовало веселое, жизнерадостное празднество. Вдоль пляжа разожгли костры, моряки достали гармоники, скрипки и маленькие аккордеоны. Фиби танцевала со своим мужем на песке, и этой ночью для нее больше никого и ничего не существовало.