Гермиона поняла, что Шарлотта говорила о Джеральде. Последний раз, когда она приглядывала за девочкой в прошлом мае незадолго до Случая с Аллегрой, Джеральд пришел вместе с ней. Шарлотте он жутко понравился, возможно потому, что он уселся на пол и играл с ней в ее возлюбленную железную дорогу с той же торжественной серьезностью, с какой и она подходила к этому знаятию. Гермиона едва могла убедить себя, что это на самом деле делал Драко.

— Ой, солнышко... Джеральд больше не мой милый.

Лицо Шарлотты приняло выражение комичного разочарования.

— О, мне жаль, — сказала она с почти взрослым расстройством и сочувствием. — Тебе понадобится новый милый, — заключила она тем тоном, каким механик может отметить, что машине нужна новая коробка передач... констатирующим факт и не оставляющим альтернатив.

— Ну... теперь дядя Гарри мой милый, — объяснила Гермиона, взглянув на Гарри. Шарлотта перевела взгляд с одного на другого, нахмурив брови, осмысливая эту информацию.

— Но... я думала, он и раньше был! — сказала она, нисколько не смущенная мыслью о том, что у тети Мины может быть сразу несколько милых. Сириус, посмеиваясь, забрал дочь с рук Гермионы.

— Устами младенцев, а, Гарри?

— Гермиона! Гарри! — раздался еще один голос. К их небольшой группе с улыбкой на губах спешила Минерва МакГонагалл. Следом за ней тащился Снейп со своей обычной постной рожей. — Ох, извините. Я занималась кое-какими последними деталями и только пришла не вечеринку.

Гермиона дружественно обняла давнюю подругу:

— Ты не много пропустила... только несколько напыщенных появлений.

Минерва оглядела своих бывших учеников, стоявших перед ней и державшихся за руки.

— Должна сказать... видеть вас здесь вместе кажется правильным. Я всегда...

Гарри с ухмылкой поднял руку, чтобы ее остановить.

— Нет, не говори этого, позволь мне. Ты всегда это знала и просто ждала, пока мы это осознаем, и ты знала, что мы буквально созданы друг для друга и уверена, что мы будем очень счастливы, — Минерва несколько раз моргнула в неуверенности, как на это реагировать. — Извини, что перебил, просто мы слышали это уже почти восемь тысяч...

— Нет, по меньшей мере, десять тысяч, — поправила Гермиона.

— Ладно, десять тысяч раз. Как бы мне хотелось, чтобы хоть раз кто-нибудь сказал “Я бы никогда этого не заподозрил, я совершенно шокирован и считаю, что вы совсем друг другу не подходите”.

Снейп приподнял бровь:

— Ну, я бы никогда этого не заподозрил.

Гарри кивнул ему:

— Спасибо тебе, Снейп. Знал, что могу на тебя рассчитывать.

Они продолжали беседовать еще несколько минут, за которые была обсуждена недавняя битва, Шарлотте было отказано в просьбах еще полетать, и комментарии о вечеринке и гостях текли рекой. Наконец Минерву позвали по делу, как-то связанному с крыжовенным киселем со сбитыми сливками, Снейп отправился досаждать Биллу, Сириус с Корделией увели Шарлотту в специальную комнату, организованную для присутствующих детей, а Лонгботтомы отправились по старым любимым местам детства, оставив Гарри с Гермионой наедине впервые с момента прибытия.

Гермиона отошла к буфетной стойке и набрала тарелку закусок; даже не осознавая этого, она выбирала еду для себя и Гарри. Он подошел к ней и молча подал стакан ее любимого алкогольного пунша, пока сам потягивал сливочное пиво. Она посмотрела на стакан, потом на тарелку у себя в руках и стала посмеиваться, пока они шли к ближайшему столику, чтобы занять места.

— Что смешного?

— Ты только посмотри, Гарри. Я выбираю для тебя закуски, а ты приносишь мне соответствующий напиток. Тебе не кажется, что мы друг к другу несколько привыкли?

Он улыбнулся:

— Должны бы уже, к этому времени. После пятнадцати лет я должен уметь угадывать, какого цвета на тебе трусики.

Она сузила глаза, почуяв состязание.

— Какой у меня любимый фильм?

— “Комната с Видом”.

— Какая фамилия была у моей матери в девичестве?

— Грейвз.

— Как звали кота, жившего у меня в детстве?

— Оливер Кромвель.

— Мой любимый цвет?

— Синий.

— Какая фамилия у Горация?

— Роббинс.

— Когда у меня бывают красные праздники?

— Начинаются обычно приблизительно двенадцатого, плюс — минус несколько дней.

— Какой у меня любимый певец?

— Стинг.

— Кто мой любимый из “Питонов”?

— Эрик Идл.

— Кто мой любимый человек?

— Я, надеюсь.

— Кроме тебя. И Рона. И моей семьи.

— Тогда, должно быть, доктор Розью из Стоунхенджа. Или, может, Лаура, — он ждал следующего вопроса, но она лишь откинулась на спинку стула и усмехнулась. — Я прошел?

— О да. Ты прошел. Моя очередь?

— Это не обязательно.

— Почему нет?

— Потому что ты знаешь меня лучше меня самого, как мы оба знаем. Демонстрации не нужны.

Она улыбнулась ему с совершенно влюбленным выражением на лице:

— Прогуляться не хочешь?

Вместо ответа он просто встал и подал ей руку.

Они прошли по газону мимо квиддичного поля, мимо старой хижины Хагрида, теперь занятой работавшим здесь сейчас хранителем ключей и земель. Гарри приостановился и взглянул на нее.

— Лефти напоминает тебе Хагрида, да?

Гарри кивнул:

— Хагрид был первым волшебником, которого я встретил. Наверное, я всегда думал о нем, как о своем личном хранителе, потому что он тогда явился и забрал меня от Дарсли.

Гермиона вздохнула:

— Мы потеряли стольких друзей, Гарри.

С секунду Гарри ничего не говорил.

— После смерти Седрика я не знал, как смог бы выстоять, если бы кого-то еще постигла подобная участь... а Седрик едва был мне другом.

— Тебе пришлось быстро вырасти.

— Нам всем пришлось.

Несколько минут они просто стояли на месте, потом Гермиона схватила его за руку и посмотрела в лицо:

— Я хочу туда сходить, — сказала она.

Он кивнул — необходимости спрашивать, что она имела ввиду, не было. Он надежно обхватил ее за талию, и они взмыли в вечернее небо, темный массив Запретного леса безмолвно проходил у них под ногами. Пока они летели над лесом, у Гермионы по коже пробежала дрожь; она сильно прижалась к Гарри, щекой чувствуя, как бьется жилка у него на шее.

Они приземлились на опушке, в месте происхождения воспоминания, преследовавшего их в кошмарах и отравлявшего их мысли наяву. Гарри стоял на одном месте, как вкопанный, в то время как Гермиона прошла до того места, где, как она думала, лежал труп, хоть она никогда его и не видела.

— Он умер здесь? — спросила она голосом едва громче шепота. — Или его здесь просто оставили?

— Он умер здесь. Его кровь была на земле.

— Где?

— Прямо там, где ты стоишь.

Гермиона опустила взгляд, будто до сих пор могла различить его тело, оставленное на траве. Она, не поднимая взгляда, протянула руку. Гарри, переборов себя, подошел и взял ее. Она посмотрела ему в глаза.

— Расскажи мне. Расскажи мне, что ты увидел.

Он тряхнул головой:

— Нет. Я не хотел, чтобы ты знала тогда, и все еще не хочу.

— Я должна знать, Гарри. Пожалуйста, ты не сможешь защитить меня от этого. Я должна разделить тот момент с тобой, — он ничего не ответил. — Как-то ты меня спросил, останемся ли мы когда-нибудь наедине, или призрак Рона будет с нами на каждом шагу. Мне нужно увидеть то, что видел ты, иначе мы, возможно, никогда от него не избавимся.

Гарри долго смотрел ей в глаза, потом моргнул и закусил губу. Наконец, он кивнул, переведя взгляд на землю у ее ног. Он сильно, чуть ли не до боли, сжал обе ее ладони. Она лишь ждала, пока он найдет слова.

— Я увидел белую вспышку... помнишь, какой яркой была луна? Я что-то заметил и понял, понял, что это был он. Я подошел к нему... он был похож просто на кучу тряпья на траве, — сказал он дрожащим голосом. — Я перевернул его на спину, и вот тогда ты услышала мой крик. Я побежал.

— Что ты увидел? — настаивала она.