— Эльфы, — ответил Гарри.

Отец кивнул, будто ответ был вполне адекватным.

— Твоя мать тоже знала эльфов, — сказал он, оглядываясь через плечо. Гарри обернулся и увидел, как через дыру за портретом входит его мать. Ее длинные рыжие волосы струились по спине, и на вид она была одного возраста с Джеймсом. Гермиона, облаченная в разлетающееся белое платье, шла с ней под руку. Они прошли между креслами Гарри и его отца, не заметив мужчин, потом остановились перед камином и встали друг к другу лицом.

— Ты бледная, — сказала Лили, проводя пальцем по щеке Гермионы.

— Сейчас зима, — ответила девушка. — Не позагораешь.

Лили нежно обняла Гермиону, одной рукой проводя ей по волосам.

— Нам пора идти, — сказал она.

Гермиона кивнула и отстранилась. Они с Лили взялись за руки, повернулись к камину и вошли в огонь. Гарри вскрикнул и попытался встать, чтобы вытащить их, но вдруг понял, что не может подняться из кресла. Он беспомощно наблюдал, как их тела превращаются в дым и исчезают в дымоходе. Он посмотрел на отца, наблюдавшего за всем с абсолютной беспристрастностью.

— Так будет лучше, Гарри, — сказал он. Потом повернулся к сыну, улыбнулся, и его лицо стало превращаться в дым, который растаял облаком пыли.

Гарри резко проснулся, тяжело дыша. Он сел в кровати и огляделся, силясь вспомнить, где он. Но вот все встало на свои места... он был в убежище, построенном Р.Д. в Северной Ирландии. Он потер руками мокрое от пота лицо, пытаясь прогнать образ отца, превращающегося в дым.

Какое-то время он так и сидел, прислушиваясь к стрекоту сверчков за окном. Было слышно, как Персефона во сне шуршит перьями, и как в деревьях гуляет ветер. Ты должен был быть со мной, папа, подумал он. Научить меня бриться, подарить первую метлу, обнимать, похлопывая по спине — как мужчины обнимают друг друга. Лекцию о-фактах-жизни мне пришлось выслушать от мистера Уизли, а быть достойным человеком я научился, наблюдая за Альбусом Дамблдором и другими профессорами. Моими достижениями гордились одноклассники, а рождественские подарки я получал от друзей и их семей.

Застарелая грусть навалилась на Гарри. Она была чем-то похожа на дальнего родственника, который не хочет идти домой и ночь за ночью спит у тебя на диване. Каждый раз, когда ему начинало казаться, что он переборол тоску по родителям, случалось что-нибудь такое, что напоминало, как сильно ему в детстве, да и не только, их не хватало. Ему хотелось бы, чтобы родители видели, как он становился волшебником, как выигрывал Гриффиндору кубки по квиддичу, как ходил со значком Лучшего Ученика, как одолел их убийцу и сделал еще кучу всяких дел, которыми гордился, и которыми, он знал, его родители тоже гордились бы.

На глаза навернулись слезы, но он сдержал их, кривя лицо и приказывая боли проваливать в тот отдаленный уголок разума, в котором она обычно жила. Образ матери, обнимающей Гермиону, застыл перед глазами... Хотелось бы мне, чтобы они с тобой познакомились, подумал он. Они бы тебя тоже полюбили.

Это стало последней каплей. Он сдался, уронил голову на руки и зарыдал.

Гермионе снилось, что она смотрит на каменистый берег в серо-серебристых тонах. Солнце уже почти село, и буруны потоками пены и воды накатывали на покрытый галькой пляж. Где-то сбоку виднелись большие валуны. По кромке воды по направлению к ней кто-то приближался. Когда он подошел ближе, Гермиона поняла, что это Гарри. Хоть она и знала, что это только сон, сердце радостно зашлось при виде него, при виде, хоть и столь эфемерном, что он жив.

Он брел по мокрому песку, оставляя за собой следы, которые тут же смывал прилив. Руки он держал в карманах и смотрел на горизонт. Вдруг он посмотрел на кого-то у нее за спиной и ухмыльнулся, махая ему рукой. Он присел, раскинул руки, и к нему в объятья, размахивая ручонками, побежал маленький мальчик лет четырех. Гарри подкинул ребенка и встал, прижимая его к себе; мальчуган по-хозяйски обнял отца за шею... конечно, Гарри был отцом мальчика, как же иначе? Гермиона издали наблюдала за нежной сценой, как Гарри указал на океан и что-то сказал мальчику. Кто его мать? задалась вопросом она. Не я ли? Тогда где я?

Гарри обернулся через плечо, и его взгляд словно бы протаранил ее; она почувствовала, как падает куда-то вперед...

Вдруг она оказалась в Чертоге в Байликрофте, только в комнате не было стен. Вместо них был один туман, дым да чад, простиравшийся до кровати, на которой она была. Она сидела посреди ложа, разглядывая каменный пол, мох, разрастающийся в его трещинках (на самом деле пол в Чертоге был из твердой древесины), и сгустки тумана, лижущие кончики простыней. Она огляделась и обнаружила, что рядом с ней сидел Гарри, на самом деле, она была в его объятьях. Она опустила глаза и поняла, что они оба были абсолютно голыми, но чувствовали себя вполне комфортно. Гарри улыбнулся, глядя прямо ей в глаза, потом наклонился и поцеловал в шею. Гермиона расслабилась и улыбнулась себе под нос, обняв его за плечи... вдруг она ощутила, что крепко сжимает что-то в руке. Она посмотрела вниз и заметила какой-то металлический блеск, но не успела осознать, что держит очень длинный острый нож, как рука по собственной воле всадила его Гарри в сердце.

Она резко вдохнула и отшатнулась прочь, поднеся к глазам свою окровавленную руку. Гарри сидел на постели с широко раскрытым ртом и глазами, нож торчал у него из груди, а из раны лилась кровь. Он протянул к ней руку и упал лицом на простыни.

И вот Гермиона сидит на коленях на траве и смотрит на надгробие с надписью “Гарри Поттер: Мальчик-Который-Умер”. Ни дат, ни других надгробий рядом. Она огляделась и поняла, что находится на поляне недалеко от Хогвартса, на той самой, где они нашли тело Рона. Она оцепенело таращилась на могилу. Кто-то потянул ее за рукав, она обернулась и увидела мальчугана с пляжа. Ей показалось, что ее сердце сейчас разобьется — у мальчишки были зеленые глаза Гарри и ее волнистые каштановые волосы. Лицо его было мокрым от слез, и он держал в руках букет цветов. Он нагнулся, положил цветы рядом с надгробием, потом по-свойски взобрался ей на колени. Гермиона обняла мальчика, так как не знала, что еще сделать, и вообще, кто этот ребенок — может, какой-то мысленный образ, сочетающий в себе ее и Гарри, а может, воплощение ее внутреннего дитя.

— Папочка, — сквозь слезы пискнул мальчик.

Тут кто-то схватил ее за плечо и резко развернул. Она уставилась в зеленые глаза Гарри, полные ярости — он стоял рядом, весь в грязи и земле, в разодранной мантии и с торчащим из груди ножом. Он сильно встряхнул ее за плечо, потом еще раз, и еще, и еще, и еще...

Гермиона кое-как проснулась и обнаружила, что на краю кровати сидит Квинн и трясет ее за плечо. Она села, чувствуя, как по лицу в три ручья бежит пот.

— Чт... чт... — выдавила она.

— Ты кричала во сне, — объяснила Квинн. — Боже мой, как ты меня напугала! Плохой сон?

Гермиона закрыла глаза руками, пытаясь прогнать стоящие пред глазами образы.

— Ужасный... ужасный, — слава Богу, Квинн не стала допытываться, о чем был сон, просто сидела рядом и держала за руку. — Я просто боюсь... худшего.

Квинн покачала головой:

— Не волнуйся за Гарри, он может за себя постоять.

Гермиона выпрямилась, и простыни свалились ей до пояса:

— Ты не понимаешь... с ним что-то происходит, и мы не знаем, что это.

— Что ты имеешь ввиду? — нахмурилась Квинн.

— У него были эти... припадки. Первый был таким мощным, что вызвал защитную кому, которую мы разработали как раз для таких случаев. Второй был не таким сильным, но он все равно потерял сознание.

— Эти припадки... можешь их описать?

— Начинались они с болей в шраме. Он иногда побаливает, чуть сильнее — когда рядом какое-нибудь зло, но Гарри сказал, что так больно не было никогда. А потом он терял сознание.

— А припадки, случайно, не во время грозы были?

Гермиона задумалась:

— Первый — да... и, да, во второй раз тоже шел дождь, — она взглянула на Квинн. — Это тебе что-то говорит?