Она улыбнулась:

— Просто думаю.

Он сполз к краю кровати и встал, оборачивая простыню вокруг бедер, подошел к креслу у окна и сел на подлокотник. Она отвернулась, чтобы он не заметил влагу не ее лице, но сделала это недостаточно быстро. Он уставился на нее, нахмурив брови, затем рукой погладил по щеке, большим пальцем смахивая слезинки. Нежно улыбнулся:

— О чем таком ты думаешь, что заставляет тебя плакать?

Она вздохнула, опуская взгляд:

— Наверное... мне нужно немножко погрустить.

Он кивнул:

— Понимаю.

Она удивленно подняла глаза:

— Да неужели? — она ожидала, что ему придется все объяснять.

— Я тоже себя так чувствую. Нашей дружбе конец, Гермиона. Что бы ни лежало впереди, к былому нам не вернуться никогда. Вполне естественно чувствовать утрату.

Она улыбнулась и накрыла ладонью его руку.

— Подумать только — было время, когда я считала тебя бесчувственным чурбаном.

Он хохотнул:

— Я и есть бесчувственный чурбан, но только не в такой ситуации, — он отнял руку от ее щеки и вытянул ноги, глядя куда-то вдаль. Гермиона засмотрелась на его профиль — бледный лунный свет падал на кожу, и она отсвечивала как мрамор. Какое-то время они сидели в тишине. Гарри заерзал и, казалось, вдруг испугался на нее смотреть. Гермиона заметила, как заходили желваки у него на скулах. — Ты... — начал он, затем прочистил горло, так и не смотря на нее. — Ты жалеешь? — тихо проговорил он. И только после этого осмелился поднять глаза, глянув на нее из-под насупленных бровей.

Гермиона медленно покачала головой, ее тронуло взволнованное выражение его лица:

— Нет, — сказала она, — я не жалею, — Гарри облегченно выдохнул и широко улыбнулся — прямо расцвел. Она улыбнулась в ответ и наклонилась к нему, чтобы поцеловать. — Иди-ка ко мне, давай поговорим, — сказала она. Он протиснулся за нее, чтобы она смогла опереться ему на грудь, и обнял. Несмотря на предложение, они еще долго ничего не говорили, довольствуясь лишь объятьями друг друга, привыкая к этой новой интимности. Гермиона вздохнула и закрыла глаза; его ритмичное дыхание укачало ее до приятной вялости; рукой он неторопливо прикасался к ее волосам.

— Не могу поверить, что это правда, — под конец сказал он.

— Понимаю. Пару минут назад, пока ты все еще спал, я почти убедила себя, что мне все это приснилось, — она подняла голову с его плеча и взглянула ему в лицо. — Гарри... что изменилось?

— Что ты имеешь ввиду?

— Ну... мы пятнадцать лет знакомы, и теперь вдруг это, откуда ни возьмись. Что изменилось? Почему сейчас?

— Не знаю, — тихо сказал он. — Многое случилось за последние несколько недель. Думаю, может... этот переворот ослабил нашу защиту. Не могу говорить за тебя, но лично я... на сознательном уровне я этого не понимал, но уже долгое время с этим боролся.

— Я тоже, — поддакнула она.

— Из-за...

— Рона, — закончила она.

— Да. Но не только. Думаю, мы очень уж много вложили в образ платонической дружбы... будто нам всем надо было что-то доказать, оставаясь лишь друзьями, — он поцеловал ее в лоб. — И потом, у нас была Черта.

Гермиона улыбнулась, удивленная тем, что он видел предмет в той же форме, что и она.

— Да уж, эта дурацкая Черта. На этот раз, по-моему, мы ее и в самом деле перешли, а?

— Еще как, — хохотнул он.

Она притихла, опустив голову ему на плечо. Наполовину она просто ждала, ждала, что вся смерть и боль последних шести часов прорвется назад и разрушит их оазис спокойствия.

— Мы будет об этом разговаривать? — прошептала она.

Он так долго колебался, прежде чем ответить, что она уж засомневалась, услышал ли он ее.

— Следовало бы.

— Здесь безопасно?

— Безопаснее, чем где-нибудь еще.

— Тогда давай не будем об этом... пока.

— Прямо сейчас я не могу предпринять ничего такого, чего бы уже не предпринял.

— По-моему, большинство в такие моменты непременно обсуждают своих прошлых любовников.

— Для нас это несколько излишне, не находишь? Я, скорее всего, сам смогу перечислить всех твоих.

Она подняла голову и ухмыльнулась:

— Неужели? Так внимательно следил?

— Я к тебе всегда внимателен.

— Ха! Ладно, Поттер, валяй. Смотри, не забудь никого.

Он глубоко вдохнул и подтянулся. Гермиона села попрямее и стала смущенно наблюдать.

— Так, поехали — в хронологическом порядке. Пальма первенства отходит Горацию, чувственному и смышленому выпускнику школы технической поддержки.

— Чувственному, смышленому и совершенно эгоцентричному. Зато у него были милые глазки.

— Потом был Руфус — травовед... он мне не нравился.

— Знаю. Он тебя боялся. Каждый раз, когда он за мной приходил, он ошивался у порога в страхе, что ты молнией подпалишь ему волосы.

— Затем великая знойная интрижка, — высокопарно произнес он, — с доктором Килроем — учтивым франтоватым писателем.

Она со стоном прикрыла глаза рукой:

— Поверить не могу, что я когда-то была такой молодой и неопытной!

— Тебе было 22!

— Ага! А при нем — 16!

Он отвел взгляд:

— Знаешь, когда ты была с ним, я порой едва мог удержать язык за зубами. Он совсем тебе не шел, и был слишком помешан на средствах для ухода за волосами.

— Ты прав, это все было очень нездоровым. И он был не в восторге от тебя и того факта, что мы жили вместе. Все давил на меня, чтобы я переехала к нему. Под конец меня это достало, и я с ним порвала.

Он откинул пару прядок с ее лица.

— Помню тот вечер. Ты вернулась домой просто вне себя. А я был так облегчен, что у тебя хватило духу это сделать.

— Я проревела несколько часов подряд. Я знала, что так правильно, и все равно, было... больно, — она обняла его за талию. — Ты пришел ко мне с чаем и моими любимыми пшеничными лепешками, обнял и сказал, что все будет хорошо. Я была так рада, что ты со мной.

— Я, может, и казался спокойным и утешающим, но на самом деле я тайно планировал способы доставить уб

ку серьезные неприятности, не попав за решетку. Никто не смеет причинять моей Гермионе боль.

— Мой герой, — хихикнула она.

— А после Помадного Мальчика остался... Джеральд, — поугрюмел он, произнося имя ее текущего пассии. — И еще я. Да, в какую почетную компанию я попал.

Гермиона выпрямилась, выпучив глаза:

— Святые угодники... Джеральд! Как я ему скажу?

— Если не хочешь сама, я с радостью сообщу ему, что ты теперь занята...

— Ну конечно. Нет, завтра я пошлю ему сову — просто напишу, что все кончено, — ее лицо смягчилось, и она пальцами дотронулась до его щеки. — Если честно, мне не кажется, что он сильно удивится. Будет свободен для более современной подружки.

— Значит, с тобой все. Твоя очередь.

Она пожала плечами:

— О, ты прост.

— Прост как воскресное утро, — отшутился он с ужасным американским акцентом, как у Элвиса, если бы тот был из Манчестера.

Она засмеялась:

— Нет, в смысле, у тебя было только двое. Ты долго ждал — до двадцати одного... не то чтобы это было плохо. Сначала Джинни, потом страшная готическая ведьма Ронин. Мне было совсем не жаль, когда она ушла из твоей жизни, кстати сказать. Мне всегда казалось, что она пыталась меня сглазить, пока я стояла к ней спиной.

Он кивнул, сжав губы:

— Моя любовная жизнь была в высшей степени небогата событиями. Слишком был занят, наверное, — он на мгновенье задержал на ней взгляд и вздохнул. — Только... ты пропустила одну.

Она нахмурилась:

— Нет, не пропустила.

— До Джинни у меня был кое-кто, о ком ты не знаешь.

— Ах, — закусила губу она. — По правде сказать, у меня тоже был кое-кто, о ком ты не знаешь, — какое-то время они просто смотрели друг на друга. — Ты первый... и если скажешь, что это была Чоу, мне придется тебя убить.

Он прыснул:

— О нет, я не спал с Чоу. Думаю, она хотела...

— До сих пор хочет.

— ...но я не был готов. Нет, это была не она, — он уставился на свои руки, покоившиеся на коленях с крепко сжатыми пальцами. — Мы познакомились во время моего обучения в Р.Д.. Она была одной из моих учителей.