Мы направлялись в сторону противоположную той, в которой исчезли остальные волки. У нас был свой путь и своя стая…

Снег кружился над нами, и постепенно в мире исчезли все цвета: остались только холодная белая мгла и тепло того, кто решил бежать рядом со мной.

Я проснулась, но глаза еще долго не открывала, боясь, что странное чувство, испытанное мной во сне, исчезнет, растворится в безжалостном дневном свете.  Горьковатое счастье с привкусом беды и одиночества, от которого хотелось плакать – пронзительно, заунывно, по-волчьи…

Не поднимаясь с мягкой земли, я тихонько напевала полузабытую песню, которая неожиданно всплыла в моем сознании. Она будто бы была частью сна – еле уловимая, печальная и красивая:

Песня подошла к концу, а я так и не смогла вспомнить, когда могла ее слышать. Слова и мелодия были откуда-то знакомы мне, хотя я и не знала, откуда. Но волшебство, пришедшее из сна ли, или одной из моих прошлых жизней, оборвалось с последними словами.

 Я медленно возвращалась  к ощущению реальности. Вглядываясь сквозь полумрак, царящий под сводом леса, пыталась понять, сколько времени прошло. Кажется, уже вечерело – мне давно было пора возвращаться к Шейду.

Поднимаясь, я заметила, что была чем-то укрыта – с моих плеч сползла черная кожаная куртка, куртка Андрея. Та же самая, что была надета на нем в нашу первую встречу. Материал немного истерся, но в целом она выглядела почти так же, как и два с лишним года назад… Я накинула куртку, не став продевать руки в рукава. Оборотень исчез по-английски, но я знала, что он еще появится, вероятно, скоро.

Нужно было идти – и я встала, хотя ноги  держали не слишком твердо. Все происходящее казалось совершенно ирреальным, странным, как будто я так до конца и не проснулась. Не было сил размышлять: ни о разговоре с оборотнем, ни о странном сне (и о том, почему я вообще уснула посреди леса, наплевав на всякую осторожность)… Единственным, чего я хотела сейчас, было доползти до постоялого двора и упасть на кровать. Не для того, чтобы заснуть – а просто лежать, не думая ни о чем важном. И пусть рядом со мной будет дампир со "стальными" глазами...

Я брела в постепенно сгущающемся сумраке. Самым разумным было перевоплотиться, в волчьем обличье я добралась бы до селения минут через десять. Но мой разум и так словно плавал в тумане, а если еще и  перейти в звериную ипостась… В общем, я старалась поддерживать ровный и быстрый шаг, хотя это было не слишком легко, когда мозг отказывался как следует управлять телом. В голове блуждали мысли ни о чем: о небе, которое напоминало цветом свежий асфальт, о мелодии ветра, пролетающего сквозь флейты трав… о том, что воздухе пахнет зимой, которая все еще топчется на пороге, щекоча сестру-осень своим ледяным умертвляющим дыханием… Все как всегда, ритм неменяющийся бесконечное число лет. Прекрасное, пышущее жаром лето умирает, медленно, мучительно – чтобы на его место пришла холодная красота снеговых лугов и лесов с деревьями из инея и льда. Вечный цикл: смерть одного служит рождением другого… Я жила не так долго – в этом теле – но уже начинала понимать: умирать не страшно, оставаться куда больнее. В мире нет и не должно быть ничего вечного, и исходя из этого – является ли бессмертие даром или проклятием, нарушающим все законы природы?

Когда-то я была Миа-Кхель -  принцессой светлого народа, погибшей две тысячи лет назад…  Мне и всем остальным людям Первой Зари предназначался вечный покой, мы должны были быть избавлены от необходимости скитаться по мирам, переходя из одного тела в другое. Так, что же подняло нас и праха, заставило переродиться, стать теми, кем мы не являлись?.. Боль, месть, отчаяние – наша кровь, впитанная землей этого мира. И меня мучил вопрос: что хорошего может выйти из нашего возрождения?

Я все еще не окончательно пришла в себя, но разум уже работал. Вспомнились черные пустые глаза Нихиль – точно такие же, какие  я порой видела в своем отражении. Что же мне делать? Со своей жизнью, памятью и со своим народом?

 И была еще одна мысль, которая беспокоила меня. Я больше не могла испытывать ненависти к Андрею. Я не понимала его и его поступков до конца, но тем не менее… это было трудно объяснить… кажется, я почувствовала, что мы с ним похожи больше, чем мне бы того хотелось. Черная волчица и Белый волк, мы оказались связаны прошлым и смертью. Я вспомнила предсказание Риты о том, что я танцую на краю пропасти с самой Мрачной Госпожой… Только сейчас я начала понимать его истинный смысл. Как Народ Первой Зари был связан с силами жизни и света, так и Народ Черного Феникса обрел союзников в виде мрака и смерти. Могущественных союзников, помощь которых, однако может слишком дорого стоить. Что если все, кто окажется рядом со мной, будет обречены? Я уже потеряла Алексея – доброго юношу с грустной улыбкой и теплыми глазами, моего солнечного волка – а что, если та же участь ждет Шейда? Думать об этом было страшно… не думать – еще страшнее. Нет, я готова поклясться – а клятва принцессы Миа-Кхель и оборотницы по совместительству чего-то да стоит – что сделаю все, чтобы мой дампир остался жив. Проклятие, произнесенное глупой обиженной девчонкой, считающей, что ее предали – это проклятие не должно больше коснуться никого из моих близких, да и всех остальных людей тоже.

 …Когда я добралась до деревни, уже окончательно стемнело и мне, никогда не боявшейся темноты, стало не по себе. Желтые окна выглядели не символами домашнего уюта – семья собралась вечерком у огня – они казались горящими злобными глазами нежити. За эти годы я на такие насмотрелась.

Похоже, у меня лихорадка. Конечно, это казалось сомнительным, но иного объяснения я не видела. Окружающий мир становился в моем восприятии все более чуждым, к тому же, меня порядком морозило.

Несмотря на все это, я каким-то образом дошла до постоялого двора и даже нашла в себе силы подняться по лестнице до комнаты.

Шейд был там. Когда я появилась в дверном проеме, его лицо выражало облегчение, а стоило дампиру разглядел меня получше – испуг.

- Что с тобой случилось? – сразу подбежал он ко мне и подхватил тело, которое уже отказывались держать ноги.

- Давай завтра… - попросила я, - Сейчас просто брось меня на кровать.

Шейд послушался и не стал мучить меня расспросами. Уже с закрытыми глазами я почувствовала, как опустилась на мягкую постель.

Можно было сказать, что я моментально уснула, как только моя голова коснулась подушки – однако это было бы не совсем верно. Скорее, я находилась в каком-то пограничном состоянии между снов и явью, возможно, даже между смертью и жизнью. Чем это являлось на самом деле я, разумеется, не знала. Но век не поднимала, зато отлично слышала все происходящее вокруг. Мерное дыхание Шейда, которое, тем не менее, было немного быстрее, чем положено спящему. Треск дров в камине на первом этаже. Скрип половиц под ногами других постояльцев.

А ночью пошел снег – первый в этом году, слишком ранний – и я слышала, как кристаллы снежинок скребутся друг о друга, царапают по сухой земле, мягко стучат в окно. Когда я все-таки провалилась в блаженное бессознательное состояние, сквозь шторы уже пробивалось розоватое сияние рассвета.