— Ты смогла бы простить измену? — спросил Макс, не поворачиваясь к девушке, глядя прямо перед собой — на кипарисы.

Или все-таки бдительный сторож ее туда пропустит? Он что, хочет изменить и как бы спрашивает разрешения?

— Нет, не смогла бы, — ответила Наталья. И принялась рассуждать спокойным голосом: — Простить измену — это вообще как? Такого же в природе не существует. Я смогла бы сделать вид, что у нас с тобой все, как раньше, смогла бы никогда не напоминать тебе об измене, не упрекать тебя… И это было бы то, что мы привыкли называть «прощением». Но это не значит, что я перестала бы переживать из-за этого. Я все равно вспоминала бы, и мне было бы больно каждый раз… Хотя, это я на словах так говорю. Как поведу себя на самом деле — не знаю. Почему ты спросил?

— Вот и я не могу… — ответил Макс словно сам себе. Раз она так рассуждает, то должна понимать, что он чувствует с тех самых пор, как она рассказала ему о Сане. Задумчиво смотрел вниз — на тротуар, на улицу, где уже никого не было, кроме таксистов, караулящих клиентов возле ночного клуба…

— Макс, я знаю, что ты не святой, — отвлекла его Наташа. — Но я очень хочу оставаться слепой. Ты сказал недавно, что хранил мне верность все это время, и я тебе верю. И я очень хочу доверять тебе и дальше, поэтому, пожалуйста, не надо ТАК себя вести у меня на глазах. Не разочаровывай меня. Хорошо?

— Хорошо, — ответил он безразлично.

— Все пройдет, не переживай, — сказала она и по-детски неловко потрепала его по плечу. — Все уладится, я тебе обещаю.

— Ты что, серьезно, никогда ни о чем не жалеешь? — спросил мужчина уже гораздо дружелюбнее, даже с легкой улыбкой, от которой он всегда кажется чертовски сексуальным.

Повернулся к любимой и слегка наклонил голову к ней поближе, и Наташа сразу ощутила, как важна примитивная дистанция — настолько близким ему человеком себя почувствовала.

Жалела кое о чем. Был один момент… Летом, незадолго до смерти Карена, они с Максом ходили в кафе. А потом он довез ее до дома. Слегка намекнул, или не будем скромничать — прямо сказал, что ХОЧЕТ. А она почему-то отказалась. Причем, это так глупо было: она шла до подъезда и каждую секунду жалела об этом… Но чем дальше от машины уходила, тем некрасивее было возвращаться. И девушка все шла, шла, и с каждым шагом все больше сомневалась в том, что поступила правильно. Она же гордая, она не может вдруг сдаться, после того, как отказала! Потом стала себя успокаивать, что он уже уехал, что больше нет возможности что-то изменить. В общем, как ни старалась, жалела об этом еще с полгода, до тех пор, пока они с Максимом не исправили эту ошибку.

Максим смотрел на нее, не сводя глаз, улыбался и через минуту молчания признался робко:

— А я ведь пошел за тобой тогда. Не сразу, правда, минут через пять. Тоже сидел в машине и маялся, не знал, что важнее: гордость или… Стоял у тебя под дверью, звонил в звонок… Сначала думал, что ты не желаешь открывать, потом вспомнил, ты в кафе говорила, что практически живешь у Карена. Пришлось признать, что не судьба…

— То есть, ты хочешь сказать, что если бы я хотя бы зашла домой… — Наташа уставилась ему в лицо с таким выражением, будто пошла под откос вся ее жизнь. И вдруг завопила, привлекая внимание нескольких окружающих курильщиков: — Я реально могла зайти домой! Например, переодеться! — глубоко вдохнула прохладного ночного воздуха и стала успокаиваться. Отчаяние сменилось любопытством: — А что бы было? Ты бы меня соблазнил?

— Не уверен, — покачал Макс головой. — Я не знаю, как бы я себя вел. Не знаю, зачем пошел за тобой. Не ради секса. Понимаешь? Я вообще ни о чем не думал, даже не знал, что я скажу, когда ты откроешь дверь! Наверно, сказал бы какую-нибудь глупость типа «Привет, я тут мимо проходил…».

Наташа ошарашено разглядывала кисти своих рук, лежащих по обе стороны плеча Максима, и тут же перед глазами плыли картинки: сильно развитая фантазия давала о себе знать. Прекрасно помнила, как он тогда выглядел, до предельной степени привлекательно: загорелый, ярко выгоревший блондин, весь в белом, в тонких брюках и расстегнутой насквозь рубашке, такой холодный внешне и такой горячий на ощупь, — о, господи, что еще нужно девушке для счастья?! И вроде не были на тот момент парой, и целовались с такой самоотдачей, что Наташе казалось — он крадет у нее ее саму. И ничего не боялась — на людях, в прозрачной машине, а его рука на ее коленке, на границе коротенькой мини-юбочки. Только позволь нарушить эту границу — и испытаешь то, чего никогда не испытывала. Отказалась не по тем причинам, по которым отказывалась позже. Отказалась, потому что дура.

Или потому, что он чей-то жених. Интересно, он чувствовал свою вину за эту мимолетную слабость? С каким видом он потом встречался со своей невестой?

Отвлеклась внезапно одной мыслью. А может ли так быть, что Макс так развратно ведет себя сегодня, потому что хочет, чтобы его наказали? То есть, другими словами, он что-то натворил и чувствует свою вину. Признаться в этом не может, но совесть мучает и требует справедливого наказания… Ведь не похоже, что его действительно интересовали все обнятые им сегодня девушки. Скорее, наоборот, ему на них вообще наплевать. Они поглядывают на него сейчас, обсуждают. Наверно, порция сплетен и на Наташину честь наложила тень…

— Макс, — прошептала Наташа, покосившись на двух наблюдательниц, — ты не мог бы обнять меня, чтобы хоть как-нибудь обозначить для вон тех… что я твоя девушка? — и принялась оправдываться: — А то так со стороны выглядит, словно я вешаюсь на тебя, а ты меня игнорируешь…

Мужчина не стал дожидаться окончания фразы, охотно привлек ее к себе и, ласково поправив залетевшие от ветра на ее личико пряди, нежно поцеловал в губы. Наташа тут же подняла голову и инстинктивно потянулась вверх за его поцелуем — на седьмое небо.

Перемолчать, переждать и перетерпеть. Вот три самых важных урока, которые она усвоила из жизни со своим учителем. Вообще, частица «пере-» очень хороша, и Наташа гордится тем, что умеет применять эти три понятия на практике.

Урок «перемолчать» она усвоила по-настоящему, только когда поняла, что зря призналась Максу в измене. А потом заметила, что есть еще тысячи маленьких ситуаций, где тоже не мешало бы не вставлять свои значимые и весомые словечки, из-за которых бывали даже ссоры. Хотя Максим пытался научить ее молчать еще в отношениях с мамой. В общем, чужой опыт нас не устраивает, зато когда вляпаешься самостоятельно, сразу понимаешь, что другие были правы.

«Переждать» — это значит не расстраиваться, когда у Макса плохое настроение.

А «перетерпеть» — это верить, что боль не бывает вечной. И убедиться в этом.

— Так хочется, чтобы каникулы поскорей закончились, — пробормотал Максим.

— Макс!!! Школьники не простят тебе таких предательских мыслей! — взвизгнула Наташа.

— Я по ним соскучился, — улыбнулся парень.

Он стоял к Наташе спиной — готовил мясную солянку, нарезал разные виды продуктов. А Наташа торчала попой, повиснув на подоконнике и разглядывая большие пушистые снежинки. Катюха повторяла за Наташей все ее действия, и сказала, что это не «снежинки», а «снежины» или даже «снежинища». Наташа с умилением вспоминала, как Катя и кошку, и белку, и даже вилку и подушку называла ласково — без обидного суффикса «-к».

— Макс, а когда ты научился готовить?

— Когда стал жить отдельно.

А Наташа научилась готовить, когда стала жить с Максом. Правда, живя в общаге без него, кажется, что так и не научилась. Эти вечные макароны да супчики моментального приготовления наносят грандиозный вред желудку, и Наташа с радостью бегает поживиться на этаж ниже, к подруге по группе, которая готовить тоже не умеет, но вкуснятину всегда имеет. Но еда, приготовленная Максом, все равно вне всякой конкуренции!

— У тебя очень хорошо получается!

— Талантливый человек талантлив во всем! — улыбнулся Макс кокетливо. И подумав, добавил: — Это тебе намек.