— Мамуль, у меня будет ребенок, — признался Макс, затаив дыхание и ожидая реакции.

— Ну дай Бог! Мы с Витей будем только рады, — улыбнулась Мария Анатольевна.

Макс вздохнул и передумал откровенничать. Наверно, мама поняла, что ребенок будет у Наташи. Наверно, мама сильно огорчится, если узнает о том, что ее сын — изменник, да еще и безмозглый. Когда отец-моряк вернется с корабля на сушу, надо будет с ним посоветоваться. Хотя, сам он, залетев, женился на своей любовнице и, может, будет советовать то же самое, но, по крайней мере, отец любит Наташу.

Еще чуть-чуть, и эту мебель можно будет считать антиквариатом. И эту атмосферу — тоже. На дворе третье тысячелетие, а здесь до сих пор восьмидесятые двадцатого века. Отец делал эти ящики своими руками. Краска — синяя — уже давно потрескалась и облупилась, и из-под нее видны три других слоя. Поэтому дверцы мебели с лицевой стороны аккуратно оклеены пленкой под мрамор. Эмалированная (прости, господи) белая (тоже под сомнением) раковина — глубокая, кривая — висит сама по себе, даже не прикрытая тумбочкой. Под ней видны трубы — относительно опрятные, так как несколько лет назад сантехники из ЖЭКа заменяли старое оборудование. Холодильник «Снегурочка»… Это вам не «Орск»!.. В доме была дикая радость и гордость, когда этот холодильник купили на замену старому! Вся семья ходила вокруг да около и беспрестанно любовалась. А сам, переехав в Дагомыс, купил себе «Bosh»…

— Я так мало для вас делаю! — сказал Максим сам себе.

— Максим, ну ты что?! — забеспокоилась мама и принялась переубеждать: — За квартиру платишь, стиральную машинку нам купил, телевизор…

— Да, а вы взамен еще больше тратите на Катьку.

— Так это же наша внучка! Сыно-ок!

— Мам, да я не о деньгах говорю.

— Сын, ты замечательный сын, даже если я не всегда с тобой согласна! Просто сегодня у тебя какая-то меланхолия. Потерпи, — мама нежно погладила Максима по голове, как маленького, и убаюкивающе добавила: — Все проходит, и это пройдет.

Да, а Светкина беременность рассосется! Макс укусил себя за губу и кивнул:

— Да, мам, ты права. У меня все хорошо. Все хорошо на работе, все хорошо у моих друзей, все хорошо у моих родителей и у дочери… Скоро заканчивается учебный год, скоро приедет моя девушка… И борщ, как в детстве… Очень вкусный!

Наташа уже перестала присылать sms с указанием, какую страницу читать теперь. Наверно, забыла, что когда-то состряпала ему удивительную тетрадку. Он начал читать ее без разрешения. Причем, не удержался и прочел все сразу до конца. Больно было осознавать, что это все она писала зимой, в одно время, совершенно не догадываясь, как будут складываться их отношения после каникул. И здесь каждое ее слово словно законсервировано, спрятано от безжалостного времени, убеждает его в чем-то наперекор жестокой действительности.

«Я поддержу тебя во всем. Если что случается, не бойся. Я буду на твоей стороне. Наверняка, ты замечал в жизни такую особенность: те, кто тебя любят, будут с тобой, несмотря ни на что. А я тебя люблю. Не бойся.»

Пятый месяц беременности. Только Макс принял окончательное решение налаживать со Светкой отношения, как ее отправили в больницу на сохранение. Долго там держали. Узнав об этом от Инессы, стал навещать ее каждый день — так нелепо, по-дружески. В чем проблема, смог узнать только от лечащего врача. Светкин сифилис нанес сильные повреждения плоду, и Светкин организм не желал вынашивать ущербное существо. На маленьком сроке беременности это было еще не доказано, но Свете рекомендовали делать аборт. А она отказалась, понадеявшись на маленький шанс.

Едва выписавшись из больницы, Света попала туда снова уже через день — с кровотечением, сильнейшей болью и очень тяжелым выкидышем.

Плакала все время, ни с кем не желала разговаривать. Отворачивалась к неуютной больничной стене, когда кто-то приходил ее навещать. Еще больше скулила в подушку, когда Макс, сев рядом с ней на пропахшую лекарствами больничную койку, гладил девушку по плечу — так же молча. Наверно, чувствовала, что он ненавидит ее за все: и за то, что забеременела, и за то, что потеряла ребенка…

И Макс не мог себя понять. Вроде, должен испытывать облегчение, но что-то кроме горя ничего не было. Заметившей его состояние маме все же признался, что ребенок был не Наташин, но теперь это не важно… Был растроган тем, что отец, знавший его тайну, до сих пор не проболтался жене. Виктор сказал только по-мужски скудно:

— Не переживай, это к лучшему.

Зато мама утешала его по-настоящему! Наперекор его ожиданиям не сказала ни слова обидного и унижающего, от нее не было ни нотаций, ни упреков, ни нудных причитаний.

Через две недели, когда курс лечения уже подходил к концу, Света набралась решимости и поймала Макса за руку.

— Прости, — попросила она многозначительно.

Смотрела мужчине в лицо мокрыми черными глазами, вспухшими и ненакрашенными, бесцветными, но (наконец-то) искренними. Макс ничего не сказал, но уверенно покачал головой — отрицательно.

Знать свой город наизусть и удивляться каждый раз, когда возвращаешься, — это не единственная черта путешественника. Живя вдалеке, можно сколько угодно вспоминать Сочи, но, приехав, все равно найдешь здесь уйму нового. Хотя так оно и есть. Время не стоит на месте, и слава богу!

Наташа оставила сумку в камере хранения на вокзале, который ценится своей архитектурной красотой даже среди обитателей таких многовокзальных мегаполисов, как Москва и Питер. У Максима сейчас экзамен, он не может ее встречать. А сама отправилась к нему в школу пешком, включив плеер и закрыв глаза.

Несмотря на почти середину лета в Сочи было невероятно свежо. Солнце припекало спину, но вскоре Наташа спряталась под тенью пышных каштанов на набережной реки. Река называется Сочи, но еще со времен прабабушек и прадедушек так повелось, что все называют ее Сочинкой. Да уж, по самой речке видно, что дождей здесь давненько не было, и ледники в горах тоже растаяли уже давно. Если учесть, какой ширины русло предусмотрено бетонными берегами, то ручеек вполне оправдывает свое ласковое названьице. Взяла и молниеносно осуществила одну бредовую затею: спросила у пожилого мужчины:

— Извините, Вы местный? Дождь в Сочи давно был?

— Да вот сегодня утром был маленький, — улыбнулся дедушка.

— Наверно, поэтому так свежо! — догадалась Наташа, обведя носом ближайший воздух.

У железнодорожного моста свернула на Цветной бульвар. Под музыку шагается очень легко! Хотя Цветной — спальный район, здесь, как в центре возле вокзала, царит пестрое многообразие прогуливающихся отдыхающих. Наташа с завистью смотрела на загорелых людей с пляжными сумками: те, кто молод и красив телом, вообще шли в купальниках, слегка прикрыв бедра легкими парео, или — парни — просто в шортах. Вот бы побыстрее Макс освободился — и сразу на пляж!

На входе школы была неприятно удивлена: вместо Сани с Андреем работает другой мужчина, взрослый и совершенно неинтересный. Совесть не позволила расспрашивать о Сане Андрея, и Наташа надолго здесь не задержалась, только улыбнулась Андрюхе:

— Пойду позаглядываю в замочную скважину!

Возле кабинета физики стояло около пятнадцати школьников довольно взрослого формата, большинство из них — девушки. Ну конечно, как всегда! Девушкам же больше всего нужна физика, нежели другие, более женские, предметы. Глядя на их нарочито высокомерные лица, не удержалась и принялась подчеркнуто доброжелательно разговаривать. Одиннадцатиклассницы знали, разумеется, что это жена Максима Викторовича, и отвечали исправно, хоть и неохотно.

Наташа выяснила, что экзамен почти закончился, остались только двое; сейчас они ответят, выйдут, и экзаменационная комиссия закроется в кабинете для выставления оценок. Школьники нервничали, а Наташа ласково их успокаивала… Чувствовала себя значительно старше их — больше, чем на фактический год.