Командиру шхуны было велено вновь подняться в Николаевский пост, взять на борт Муравьева с офицерами его штаба и идти с ними в Аян. Из Аяна генерал-губернатор направлял в Петербург курьера с подробным донесением об обстановке на Дальнем Востоке и о своих действиях, а В.А. Римский-Корсаков получил новое поручение — доставить почту в Петропавловск на Камчатке.
Поручение оказалось не только весьма ответственным, но и опасным, поскольку столкновение с англофранцузскими силами у восточных границ России становилось неизбежным. И нападения прежде всего следовало ожидать на Петропавловск на Камчатке, тогдашнюю главную российскую военно-морскую базу на Тихом океане.
У входа в Авачинскую бухту шхуна "Восток" встретилась с русским ботом, шедшим из Нижне-Камчатска. Командир бота боцман Новограбленный сообщил, что в глубине бухты он рассмотрел четыре неизвестных трехмачтовых судна. Очевидно, это был неприятель. А на одном из мысов у входа в бухту показался пикет английских солдат в красных мундирах, открывших ружейную стрельбу. Это неожиданное известие заставило Римского-Корсакова принять решение взять курс на Большерецк на западном побережье Камчатки, чтобы передать почту тамошнему исправнику. О своем решении он ставил в известность камчатского военного губернатора в письме, которое должен был доставить берегом в Петропавловск Новограбленный.
На пути к Петропавловску находились два наших транспорта — "Иртыш" и "Байкал" — с провиантом для защитников Камчатки. Транспорты не имели вооружения и были беззащитны перед неприятелем. Командир шхуны надеялся встретить их в море, чтобы предупредить об опасности.
Плавание было исключительно трудным. Пришлось испытать шторм, заделывать течь в днище судна. Удалось встретиться с транспортом "Байкал". Командир транспорта подпоручик Шарыпов получил предупреждение об опасности и также взял курс на Большерецк. Римский-Корсаков передал ему камчатскую почту, так как вынужден был задержаться у берега Парамушира для заделки течи. Между винтовым валом и наружной обивочной муфтой образовался зазор, пропускавший воду. Течь с каждым часом усиливалась. Трех помп, которыми располагала шхуна, оказалось недостаточно, чтобы выкачивать из трюма прибывающую воду. Приходилось всей команде браться за ведра. Положение шхуны становилось угрожающим. Командир убедился, что в таком положении до Большерецка не дойти.
Первые попытки заделать течь не увенчались успехом. Килевать шхуну было невозможно: на островах северной части Курил не растет лес, который сгодился бы на подпоры. Проводив транспорт, Воин Андреевич посовещался с офицерами и принял смелое решение законопатить зазор изнутри. Сперва план этот казался неосуществимым. Можно ли пролезть в узкое пространство под нижним перекрытием к валу? Но "нужда всему научит", как замечает в своих записках Воин Андреевич. Он приказал прорубить в своей каюте небольшой люк в квадратный фут величиной. Через него к отверстию вала пробрался тщедушный мальчик-кантонист, помощник машиниста. С его помощью обмотали вал густо промасленной полотняной лентой и потом прижали ленту абордажными пиками к зазору. Течь почти прекратилась. Находчивость командира помогла выйти из бедственного положения.
Плавание к берегам Камчатки также описано в заметках Воина Андреевича, публиковавшихся в "Морском сборнике", и в письмах к родным. В них мы находим интересные сведения о Курильских островах, их природе, обитателях, поселениях Российско-Американской компании. При всей суровости природных условий острова Курильской гряды вовсе не казались диким, необжитым краем. Местные жители — алеуты и курильские айны — занимались рыболовством и промыслом морского зверя: нерпы, сивуча, морского бобра. Иногда удавалось поживиться и выброшенной на берег китовой тушей. Между аборигенами и компанейскими служащими сложились добрососедские деловые связи. Поселения Российско-Американской компании были не только форпостами российского влияния на Курилах, но и очагами более передовой культуры, оказывавшей благотворное воздействие на традиционный уклад жизни аборигенного населения. Айны и алеуты приобретали в торговых факториях более совершенные орудия лова, хозяйственные инструменты, домашнюю утварь, перенимали у компанейских служащих навыки огородничества и скотоводства, черты быта. Некоторые из местных жителей легко усваивали русскую грамоту и работали в компании.
Воин Андреевич оставил описание компанейского поселения на острове Шумшу, состоявшего из двух жилых изб, товарного пакгауза и нескольких землянок. Одну из изб занимал управляющий поселением Ферсман, другую — служитель-финн из вольных матросов. В землянках жили писарь из креолов, четыре алеута и четыре курильца. Избы, церковь и пакгауз были привезены из Ситки на Аляске и достроены на месте. При достройке использовались стволы елей и тополей, которые в немалом количестве выбрасывались морем на голый берег острова. Священника в поселении в ту пору не было. Поэтому Ферсман сам по воскресеньям читал в просторной, обильно снабженной утварью церкви молитвы. В пакгаузе хранились значительные запасы одежды, обуви, топоров, игл, ниток, чая, сахара, другого разнообразного провианта, доставляемых компанейскими судами. Съестными припасами селение было обеспечено года на три. В условиях военного времени это имело немаловажное значение. Поблизости, в лощине у реки можно было увидеть огороды, засеянные картофелем, редькой и репой. Держали жители и скот — коров и коз.
В жилых землянках оказалось тепло и уютно. Низенькая наружная дверь вела в чистенькую кладовую с разложенной и развешанной на полках и жердях домашней утварью, в числе которой неизменно оказывались самовары и чашки. Из кладовой через другую дверь проходили в просторную горницу, выстланную и обшитую прекрасными травянистыми циновками курильской работы. Через небольшие окна, затянутые пузырем, проходило вполне достаточно света. Тут же виднелись опрятные постели, столики, сундуки со скарбом. Местное население и компанейские служащие хорошо приспособились к климату и почти не знали заболевания цингой. Воин Андреевич отметил в своих записках, что алеуты и курильцы (айны) хорошо одеты и на вид здоровы. Компания скупала у них преимущественно шкуры морского бобра. Сам управляющий доживал в ту пору на Шумшу уже тринадцатый год, был вполне доволен судьбой и считал местный климат здоровым.
Вообще селение на Шумшу производило впечатление вполне благоустроенного и давно обжитого, хотя компания завела здесь факторию не более пятнадцати лет тому назад. Аборигены Курильских островов все говорили по-русски. Особенно хорошим знанием русского языка отличались жители Шумшу и Парамушира. Главными распространителями русского языка, как свидетельствует Воин Андреевич, выступали промышленники-алеуты с Кадьяка и Уналашки, крупнейших компанейских центров Русской Америки. Алеутов компания привлекала на Курилы в определенный сезон для бобрового промысла.
В одном из писем родным В.А. Римский-Корсаков приводит интереснейший рассказ об этих промышленниках, предприимчивых и отважных мореходах, отправлявшихся в далекие плавания на легких байдарках из сивучьей кожи, натянутой на легкий каркас: "Компанейский приказчик рассказал мне, что ему однажды случилось выехать в море на промысел в довольно свежий ветер на восьми байдарках. Одна из байдарок, довольно старенькая, лопнула и начала тонуть. Это нисколько не смутило остальных. (Алеуты) мигом две байдарки связали вместе, вытащили и посадили к себе двух тонувших верхом, байдарку их вытащили и положили поперек к ним на колени. Те принялись тотчас же ее латать и чинить, а затем тотчас же пустились дальше, нисколько не отставая от прочих. Это одно доказывает, до какой степени эта публика чувствует себя (как) дома на море".
Воин Андреевич беспокоился о судьбе "Иртыша", другого транспорта, направлявшегося к берегам Камчатки, но не встретившегося на пути шхуны. Не столкнулся ли он с неприятелем? Лишь впоследствии стало известно, что "Иртыш" достиг Петропавловска уже после изгнания англичан и французов.
