На следующий же день русская флотилия покинула Айгун и отправилась в Усть-Зейский пост, который 27 мая был переименован в город Благовещенск. В лаконичном приказе Муравьев писал: "Товарищи! Поздравляю вас! Не тщетно трудились мы: Амур сделался достоянием России!" Во время плавания были основаны также новые поселения — Хабаровка (будущий Хабаровск) и Со-фийск.

Николай Николаевич отчетливо представлял себе важные последствия своего успеха. 11 июля 1858 года он писал великому князю Константину: "Смею думать, что после Айгунского договора мы не только имеем право, но и обязаны отстранять все иностранные притязания на земли общих или неразграниченных владений наших с Китаем и Японией". Эти слова стали основой всей его дальнейшей политики. Не допустить вмешательства посторонних держав в вопросы, которые подлежали юрисдикции только лишь России, Китая и Японии, — вот в чем заключалась ее суть.

Свое письмо великому князю Муравьев писал в тот момент, когда до него еще не дошли сведения о заключении Путятиным 1 июня 1858 года Тяньцзинского договора. В его девятой статье говорилось: "Неопределенные части границы между Китаем и Россией будут без отлагательства исследованы на местах доверенными лицами от обоих правительств, и заключенное ими условие о граничной черте составит дополнительную статью к настоящему трактату".

Еще ранее этого Муравьев отправил капитана М.И. Венюкова в экспедицию, поручив ему обследование путей, ведущих от Уссури к морю. Для более тщательного изучения местности и определения границы была образована другая экспедиция во главе с подполковником К.Ф. Будогосским. А сам генерал-губернатор вознамерился будущим летом побывать в южных гаванях. Несколько позже он сообщал великому князю Константину: "Главнейшие предметы этого плавания моего будут: предъявить в Хакодате мое уполномочие на переговоры (речь идет о переговорах с Японией. — А.А.);в Суйфунском заливе встретить обер-квартирмейстера Будогосского, который пролагает сухопутную границу между вершинами реки Уссури и морем; свезти карты новых наших границ в Печелийский залив, где передать их в Пекин для утверждения, чрез нашего уполномоченного. Из Печелийского залива я должен возвратиться для переговоров в Японию и от продолжительности оных будет зависеть, успею ли я возвратиться вверх по Амуру водою".

Но все это было потом, весной 1859 года, — мы забежали немного вперед. Конец же счастливого для Николая Николаевича года ознаменован сплошнымии празднествами. В Чите и в Иркутске его встретили восторженно: обеды, молебны, приемы сменяли друг друга. 26 августа последовал царский рескрипт о возведении Муравьева в "графское Российской империи достоинство" с присоединением к его фамилии названия "Амурский". Одновременно он был произведен в чин генерала от инфантерии. По этому поводу Муравьев 2 октября 1858 года издал приказ, в котором есть и такие слова: "Благодарю вас, любезные товарищи — пожалованных мне государем императором наград я удостоился вашими трудами, и название Амурского оставит в душе моей навсегда воспоминание о славном времени, которое я с вами служил!"

Всего было награждено 198 человек, принимавших непосредственное участие в Амурской экспедиции, в сплавах по Амуру, в основании селений по ее берегам. Получили награды Невельской, Казакевич и Корсаков — очередные ордена [11]и пожизненную пенсию. Такую же пенсию и орден получил директор Российско-Американской компании В.Г. Политковский, внук одного из ее основателей — Г.И. Шелихова. И вышло, что великая заслуга перед Отечеством первого исследователя Амура — Невельского — как бы сравнялась с куда более скромным вкладом многих рядовых участников освоения Приамурья. Сообщая о награде Невельскому, находившемуся в это время в гостях у родных, в Смоленской губернии, Муравьев отметил: "Отечество никогда Вас не забудет, как первого деятеля, создавшего основание, на котором воздвигнуто настоящее здание".

Несмотря на вынужденное признание роли Невельского в амурских делах, Муравьев до конца жизни так и не смог преодолеть чувства раздражительности и даже некой зависти к отважному мореплавателю.

Последовавшие после заключения Айгунского договора годы вплоть до 1861-го, когда Муравьев окончательно распростился с Дальним Востоком, были наполнены заботами по заселению Приамурья и освоению Приморского края. В 1859 году генерал-губернатор провожал до Кяхты видного дипломата Н.П. Игнатьева, отправлявшегося в Китай завершать переговоры, а сам на пароходо-корвете "Америка" осмотрел южные гавани и наметил места для основания постов Новгородского и Владивостока. Во время этого плавания была открыта бухта, которую Муравьев назвал Находкой.

В ходе экспедиции Будогосского появились новые посты — по сухопутной границе, по реке Сунгача и по озеру Ханка. В 1860 году было образовано Амурское казачье войско. Его создание имело большое значение — ведь казаки не только несли службу, но и прочно обживали край. Всего же через два года после заключения Айгунского трактата было основано около ста населенных пунктов, в которых поселились свыше 15 тысяч человек. Существовали уже города — Николаевск и Благовещенск, прежние посты на Амуре превратились в поселки: Мариинск, Софийск, Хабаровка, а на побережье залива Петра Великого возникли Владивосток — будущий центр Приморья и Новгородский пост.

Таков результат деятельности Муравьева. Он сам прекрасно понимал ее значение и не без злой иронии писал 29 августа 1860 года Е.П. Ковалевскому: "Жив ли г. Нессельроде и Сенявин, а также и Любимов (канцлер и его коллеги по министерству иностранных дел до Горчакова. — А.А.),если живы, то надо бы им послать Айгунский договор с моим портретом, как единственную месть за доброе их к этому делу расположение".

15 февраля 1860 года Муравьев опять в Петербурге, где представил свои соображения о новом разделении Сибири. Он предлагал — и в дальнейшем его предложение было принято — отделить от Восточной Сибири Приморскую область, военному губернатору которой дать особые права в осуществлении внешней политики России на Дальнем Востоке. Из Петербурга 19 марта он уехал за границу, думая пробыть там полгода, но возвратился раньше: 15 июня генерал-губернатор уже снова в Иркутске. Как раз в это время ушел в отпуск его будущий преемник Корсаков.

Вскоре в столицу Восточной Сибири пришло известие о том, что 2 ноября 1860 года в Пекине заключен договор, по которому неразграниченная ранее территория отходила к России. Тем самым было окончательно признано и закреплено право нашей страны на Амур и Уссурийский край. Заключение Пекинского договора явилось огромным шагом вперед к установлению точной и постоянной границы между Россией и Китаем. Положен был конец вековому спору о Приамурье и неразграниченных землях. Деятельность Муравьева-Амурского во многом предопределила этот блистательный успех мирной русской дипломатии. Окончательный размен пограничными картами и описаниями между Россией и Китаем стал возможен в результате деятельности экспедиции К.Ф. Будогосского в 1859–1860 годах. Комиссаром от правительства России при размене был назначен П.В. Казакевич. Местом переговоров стал пост Турий Рог. Завершились они 16 июня 1861 года.

Но эти события проходили уже без Муравьева. Он приготовил себе замену — Корсакова в качестве правителя всего края, Буссе и Казакевича — губернаторами областей. В январе 1861 года вернулся из отпуска Корсаков, и Муравьев сразу же стал сдавать ему дела. Хлебосольные иркутские жители в течение нескольких дней устраивали всевозможные званые обеды, на которых произносились речи, читались стихи, прославляющие деятельность необыкновенного губернатора. Обеды давали чиновники, купцы, члены Совета главного управления Восточной Сибири, губернаторы областей. Затем дал прощальный обед сам виновник торжества.

В Петербурге Муравьев-Амурский подал официальное прошение об отставке. Она была принята. Он получил продолжительный (без указания срока) отпуск для излечения за границей. Но и покинув службу, Муравьев живо интересовался делами Сибири и Дальнего Востока. Он вел обширную переписку с Корсаковым, Кукелем, Венцелем и многими другими прежними сослуживцами, писал ходатайства, просьбы "сильным мира сего", его постоянными адресатами были военный министр Д.А. Милютин, министр просвещения А.В. Головнин, канцлер А.М. Горчаков. Нередко писал он ученым — русским и зарубежным.