Напряжение не ослабло даже тогда, когда Кеннеди замолчал и принялся возиться с небольшой мишенью, устанавливая ее на конце столе. Мы словно сидели на пороховой бочке, которая могла в любой момент взорваться. Я был крайне напряжен и потому не сразу заметил, что мишень сделана из материала, напоминающего воск.
Держа в правой руке пистолет тридцать второго калибра и целясь в мишень, Кеннеди взял со стола большой кусок грубого сукна, поднес его к дулу и выстрелил. Пуля прорвала ткань, просвистела в воздухе и вонзилась в мишень. Он извлек ее ножом.
— Думаю, сам инспектор не знает, что обычная свинцовая пуля, проходя через тканую материю, сохраняет отпечаток плетения этой ткани, иногда четкий, иногда слабый.
Тут Кеннеди взял кусочек тонкого батиста и выстрелил через него.
— Как я уже сказал, на каждой свинцовой пуле, прошедшей через такую ткань, остается отпечаток нитей, даже если она входит глубоко в тело. Узор стирается частично или полностью, когда пуля сплющивается от удара о кость или какой-либо твердый предмет. Даже если, как в данном случае, часть пули сплющивается, на оставшейся половине может быть виден след от ткани. Если основа сплетена из крупных волокон, например как у вельвета или, в моем случае, у грубого сукна, рисунок четко просматривается на пуле, но даже тонкий батист, в котором на дюйм приходится сто нитей, оставит свой след. Даже пройдя через несколько слоев одежды — пальто, рубашку и белье, — пуля сохранит отпечаток каждого из них, но к нашему делу это не относится. У меня в руках кусочек чесучи, вырезанный из женского автомобильного пальто. Я стреляю через него — вот так. Теперь я сравниваю эту пулю с другими и с той, что была извлечена из шеи мистера Паркера. И что я вижу? Следы на роковой пуле абсолютно совпадают со следами на пуле, прошедшей сквозь чесучовое пальто.
Сделав это поразительное открытие, Кеннеди уже через секунду перешел к следующему:
— Я бы хотел провести еще один эксперимент. В нашем деле фигурирует некая записка. Мистер Паркер читал или перечитывал ее в тот момент, когда его застрелили. Мне не удалось раздобыть эту записку — по крайней мере, в таком виде, который позволил бы выяснить ее содержание. Но в одной из корзин для мусора я нашел комочек мокрой бумаги. Ее изрезали, намочили, возможно — пожевали; может быть, ее держали под водой: в комнате была раковина. Чернила потекли, и текст не прочитывался. Все было так необычно, что я тотчас подумал: наверное, это и есть та записка. При иных обстоятельствах такой комок бумаги нельзя было бы использовать в качестве улики. Но в наше время для науки нет ничего бесполезного.
Исследовав ее под микроскопом, я обнаружил, что это редкая льняная бумага для облигаций. Я сделал множество микроснимков волокон этой бумаги. Они все одинаковые. У меня также имеется около сотни микроснимков волокон бумаги других типов, в том числе бумаги для облигаций. Я давно занимаюсь данным вопросом. Как видите, эти волокна не похожи на те, что есть у нас, следовательно, наша бумага — редкого качества. Через агента полиции я получил образцы почтовой бумаги, принадлежащей всем, кто как-то связан с этим делом. Вот снимки волокон. Среди всех образцов только один совпадает с тем, что я нашел в корзине для мусора. Если кто-то сомневается в надежности этого метода, я могу сослаться на один случай. В Германии арестовали человека по обвинению в краже государственной облигации. Сначала его не стали обыскивать. Не было никаких доказательств, кроме множества бумажных шариков, найденных в тюремном дворе под окном его камеры. Тогда состав шариков сравнили с волокнами облигаций. На этом основании человек был осужден за кражу. Полагаю, нет необходимости объяснять, что в данном случае мы точно знаем, кто…
В этот момент напряжение достигло предела. Мисс Ланеж, сидевшая рядом со мной, не выдержала. Она подалась вперед и, словно помимо своей воли, хрипло прошептала:
— Они меня заставили, я не хотела. Но все зашло слишком далеко. Я не могла смотреть, как его уводят у меня на глазах. Я не хотела, чтобы он достался ей. Проще всего было рассказать мистеру Паркеру и положить конец этой истории. Я не знала, как иначе разрушить связь между другой женщиной и человеком, которого я люблю больше своего мужа. Видит бог, профессор Кеннеди, только из-за этого…
— Успокойтесь, мадам, — мягко прервал ее Кеннеди. — Успокойтесь. Что сделано, то сделано. Правду не скроешь. Однако, — продолжил он, когда утих этот бурный порыв раскаяния и мы все внешне успокоились, — до сих пор мы ничего не сказали о самом таинственном моменте дела — о выстреле. Убийца мог спрятать оружие в кармане или в складках пальто, — тут он поднял автомобильное пальто, показывая дырку от пули. — Этот некто (не буду говорить, он или она) мог выстрелить незаметно. Спрятав оружие, легко было скрыть очень важную улику. Стрелявший мог использовать вот такой патрон, с зарядом из бездымного пороха, а пальто удачно бы скрыло вспышку. Дыма бы не было. Но ни пальто, ни даже плотное одеяло не заглушило бы звука выстрела.
Какое тут может быть объяснение? А вот какое. Я все удивлялся, что никто этого раньше не применял. Да я просто ждал, когда это наконец произойдет. Существует изобретение, которое позволяет безнаказанно пристрелить человека среди бела дня в любом достаточно шумном месте, где никто не услышит легкий щелчок, негромкое «паф!» и свист пули в воздухе. Я имею в виду приспособление одного изобретателя из Хартфорда. Сейчас я насажу эту маленькую деталь на дуло револьвера тридцать второго калибра, который я до сих пор использовал. Вот так. Мистер Джеймсон, будьте любезны, сядьте за ту машинку и попечатайте. Что угодно, главное, чтобы стучали клавиши. А вы, инспектор, включите, пожалуйста, ту модель телеграфного аппарата в углу. Теперь мы готовы. Вот я накрываю пистолет тканью. Спорим, что никто в этой комнате не сможет сказать, когда именно я выстрелил. Я мог застрелить любого из вас, и человек непосвященный никогда бы не стал меня подозревать. В некоторой степени я воссоздал те условия, при которых был произведен тот выстрел.
Как только я понял, в чем тут дело, я отправил человека в Хартфорд к изобретателю. От него мы получили полный список торговцев в Нью-Йорке, которым были проданы эти приспособления. Мой человек проверил всех покупателей. Он еще не нашел револьвер, но если все идет как задумано, то в данный момент он уже получил разрешение на обыск и обшаривает те места, где предполагаемый убийца мог спрятать орудие преступления. Как выяснилось, один человек, непосредственно связанный с этим делом, недавно купил глушитель [112]для револьвера тридцать второго калибра и, как я полагаю, имел при себе оружие и глушитель, когда был убит Керр Паркер.
Кеннеди закончил на торжествующей ноте, его голос звенел, глаза блестели. Но, казалось, ни у кого даже пульс не участился. Кто-то в этой комнате поразительно владел собой. На мгновение я испугался, что Кеннеди все же потерпел поражение.
— Я ждал подобной реакции, — вновь загойорил он. — Я к этому готов.
Он позвонил, и дверь в соседнюю комнату отворилась. Вошел один из студентов Кеннеди.
— Вы получили данные, Уайтинг? — спросил он.
— Да, господин профессор.
— Да будет вам известно, — сказал Кеннеди, — что к подлокотникам ваших кресел подведены провода таким образом, что любую внезапную и сильную эмоцию фиксирует соответствующий прибор в соседней комнате. Пусть эта эмоция не видна глазу, даже моему глазу, хоть я и стою прямо перед вами, — она выражается надавливанием на ручки кресла. Мы часто проводим этот опыт, чтобы проиллюстрировать студентам некоторые положения психологии. Нет смысла снимать руки с подлокотников, дамы и господа. Опыт завершен. Что показали приборы, Уайтинг?
Студент зачитал, что получилось. При появлении пальто, когда демонстрировался след от пули, миссис Паркер выказала сильное волнение, как и мистер Брюс, тогда как остальные отреагировали достаточно спокойно. Диаграмма, отражавшая состояние мисс Ланеж во время анализа записки, говорила не в ее пользу; мистер Брюс также был крайне напряжен, а миссис Паркер и Дауни — лишь незначительно. Все это отражали кривые, нарисованные самопишущим прибором на линованной бумаге. Студент просто отмечал, какие события в лекционном зале соответствовали изгибам кривых.
