Тина усмехнулась. Стало ли ей легче? Он так и не понял.

— Знаешь, самое смешное, что это я могла бы понять. Да, если бы ты убил крестного Стефани, я смогла бы понять. Я долго, много лет верила в тебя, накопила большой запас веры и поверила бы, что ты убил его, имея на то веские причины. Я бы поверила, что убийство было оправдано. Понимаешь? Это вера. Но тут совсем другое дело. Твой отец… Отец, Мило! Господи. — Тина как будто оторвалась от листка. — Почему ты ничего не сказал? И сколько, черт возьми, собирался еще ждать? Когда планировал обрадовать Стефани известием, что у нее есть дедушка?

— Мне очень жаль. Просто… Понимаешь, я лгал с самого детства. Лгал Компании. А потом эта ложь уже ничем не отличалась от правды.

В глазах Тины блестели слезы, но она не плакала. Не могла позволить себе расклеиться, показать слабость — тем более в комнате для свиданий тюрьмы штата Нью-Джерси.

— Это не оправдание, понимаешь? Не оправдание.

Он попытался сменить тему.

— Как Стеф? Что она знает?

— Думает, что тебя послали в командировку. Длительную.

— И?..

— И что? Хочешь, чтобы я сказала, что она скучает по папочке? Да, скучает. Но знаешь что? Нам помогает ее настоящий отец, Патрик. Забирает у сиделки и даже готовит. Хороший, оказывается, парень.

— Я рад, — проговорил Мило, хотя и не обрадовался. Если Стефани хорошо с Патриком, что ж, замечательно, да только надолго ли Патрика хватит? Раньше он постоянством не отличался. Мило помолчал, а потом, сам того не желая, задал самый неудачный из всех мыслимых вопросов. — Ты с ним?..

— Если и да, теперь это уже не твое дело!

Это было уже слишком. Мило начал подниматься, рана в животе рыкнула, как сторожевой пес, и он осел.

— Эй? — забеспокоилась Тина, заметив, как исказилось от боли его лицо. — Ты в порядке?

— В порядке.

Мило положил трубку и попросил охранника помочь добраться до лазарета.

10 сентября, в понедельник, спецагент Симмонс пришла в последний раз. Сообщила, что все доказательства наконец собраны. Почему это потребовало столько времени, не сказала. Кровь в доме Грейнджера принадлежала найденному в лесу Трипплхорну. Ей даже удалось, попросив французов об одолжении, связать Трипплхорна со следами, обнаруженными на пузырьке со снотворным в парижской квартире Энджелы Йейтс.

— Я вас не понимаю, Мило. Вы ведь ни в чем не виноваты. Ни в смерти Грейнджера, ни в смерти Йейтс. Насчет Тигра у меня, правда, уверенности нет.

— Его я тоже не убивал, — вставил Мило.

— Пусть так. Вы никого не убивали. А еще я знаю, что вы не заключали никакой сделки с Фицхью. Вашей семье никто не угрожал.

Мило промолчал.

Она наклонилась к окошечку.

— Встает вопрос: почему вы не открылись мне? К чему весь этот спектакль? Зачем вашему отцу понадобилось манипулировать мной? Это так унизительно. Я — разумный человек. Я бы выслушала.

Мило уже думал об этом. В те два дня, что его держали на девятнадцатом этаже, он несколько раз порывался рассказать ей все. Но…

— Вы бы не поверили мне.

— А может, и поверила бы. Во всяком случае, я бы проверила ваши показания.

— И ничего бы не нашли. — Мило вдруг вспомнил слова Тигра — с тех пор прошло два месяца, а кажется, лет сто. — Ни один мало-мальски приличный агент никогда не поверит тому, что ему рассказывают. Вы поверили бы мне только в одном случае: если бы раскопали все сами, считая, что я увожу вас от правды.

Несколько секунд она смотрела на него в упор, но что думала и чувствовала, он не знал. В последнее время Мило разучился понимать людей.

— Ладно, — сказала Симмонс. — Только при чем здесь сенатор? Ваш отец присылал к Тине двух своих людей, выдававших себя за помощников сенатора Натана Ирвина и сотрудников Компании. Зачем он указывал мне на сенатора?

— Спросите у него.

— А вы не знаете?

Мило покачал головой.

— Могу лишь предположить, что сенатор как-то связан со всем происходившим, но отец ничего мне не сказал.

— А что он вам сказал?

— Сказал, что я должен ему верить.

Джанет задумчиво кивнула, как будто понятие доверия представлялось ей слишком сложным для восприятия.

— Что ж, так или иначе, в итоге все сработало. Завтра, как только бумаги будут оформлены, вас выпустят.

— Выпустят?

— Да. Все обвинения с вас сняты. — Она отстранилась, держа трубку возле уха. — Я оставлю у охраны конверт с деньгами. Там немного, но на автобус хватит. Вам есть где остановиться?

— Да, квартирка в Джерси.

— Верно. Квартира на имя Долана. — Симмонс отвела взгляд. — С Тиной я давненько не разговаривала. Собираетесь ее навестить?

— Не сейчас.

— Наверное, правильно. — Она помолчала. — Как думаете, оно того стоило?

— Что оно?

— Ну, вся эта секретность, то, что вы никому не рассказывали о своих родителях. Вы ведь потеряли из-за этого работу и… может быть, Тину.

На сей раз Мило не колебался с ответом — в тюрьме он ни о чем другом почти и не думал.

— Нет, Джанет. Оно того не стоило.

Расстались вежливо. Мило, вернувшись в камеру, принялся собирать вещи. Их было немного: зубная щетка, пара книжек и тетрадь, небольшая, в переплете. Тетрадь, в которой миф обретал зримый образ, становился реальностью. На первой странице он написал: ЧЕРНАЯ КНИГА. Тот, кто заглянул бы в нее, обнаружил бы странные пятизначные числа — ссылки на страницы, строки и место букв в строке из имеющегося в тюремной библиотеке путеводителя «Одинокая планета». Бойкий тон расшифрованного варианта удивил бы любого, кто знал Мило Уивера:

Среди возвращенных на выходе вещей оказался и айпод. Один из охранников пользовался им время от времени, так что аккумулятор был полностью заряжен. В автобусе Мило попытался поднять настроение своей старой французской подборкой и прошелся по всему списку, вслушиваясь в голоса милых девушек, благодаря которым шестидесятые представлялись такими веселыми и беззаботными. В конце шла «Poupée de cire, poupée de son». Дослушать ее до конца он не смог. Он не заплакал — слезы давно высохли, — но все эти бодрые, оптимистические мелодии никак не соотносились больше с его теперешней жизнью. Мило еще раз пролистал плейлист в поисках чего-то такого, что не слушал давно, и наткнулся на «Велвет андеграунд».

Их настроение больше соответствовало его собственному.

Вместо того чтобы отправиться в купленную на имя Долана квартиру, Мило вышел на Порт-Офорити, пересел на метро и доехал до Коламбус-серкл. Послонявшись по Центральному парку, заполненному отдыхающими, среди которых попадалось немало туристов, он нашел свободную скамейку, достал сигарету и закурил. Потом взглянул на часы, бросил сигарету в урну и, лишь убедившись, что окурок попал по назначению, направился к выходу. Паранойя, наверное, но ему совсем не хотелось привлекать внимание полиции.

Слежку Мило заметил еще в автобусе — худосочный парень лет двадцати с небольшим, с усиками и сотовым, с которого он послал несколько эсэмэсок. Парень вышел вместе с ним из автобуса и спустился в метро, по пути коротко переговорив с кем-то по телефону — очевидно, докладывал хозяевам. Мило не видел его прежде, но ничего странного в этом не было — за последний месяц в отделе Туризма, должно быть, появилось немало свежих лиц. В любом случае, присутствие «хвоста» беспокойства не вызвало — Компания всего лишь хотела проводить его до постельки и убедиться, что никаких проблем с Мило Уивером больше не будет.