Вдалеке зазвонил церковный колокол, медленно и печально.

— Герр Шеллинг не убрал свою руку и придвинулся ближе. Я не знала, что делать. Это было неправильно, но герр Шеллинг не был посторонним, он мой родственник, двоюродный брат моей матери. Может быть, это в порядке вещей, что он кладет руку мне на плечо. Поэтому я ничего не предприняла… и я боялась… боялась, что ошиблась. Я боялась, что это просто недоразумение.

Либерман внимательно смотрел на лежащую перед ним пациентку. Она выглядела относительно спокойной. После длинной паузы она внезапно продолжила свой рассказ.

— Хотя погода стояла пасмурная, лес был очень красив. Меня привлекали растения, но герр Шеллинг велел мне не сходить с тропинки. «В этом лесу все еще водятся медведи», — сказал он. Но я ему не поверила: герр Шеллинг улыбался и не выказывал никаких признаков обеспокоенности за свою собственную безопасность. Мы поднимались по узкой и крутой дорожке, пока наконец не добрались до обзорной площадки. Там мы остановились, чтобы полюбоваться видом. Герр Шеллинг показал мне несколько деревень на более пологих склонах и виноградник. Стоя прямо у меня за спиной, он прочертил указательным пальцем дугу в воздухе и пояснил: «Это Альпы». Я сделала шаг вперед — и он за мной. Я чувствовала, что его тело прижимается ко мне, а потом… потом…

Грудь мисс Лидгейт высоко вздымалась, дыхание участилось. Однако она медленно и спокойно продолжила свой рассказ.

— Я почувствовала прикосновение его губ к моей шее сзади. Я вздрогнула от отвращения и повернулась. Он смотрел на меня странным, горящим взглядом, схватил меня за руки и притянул к себе. Я подумала, что он сошел с ума. Герр Шеллинг дважды прошептал мое имя и уткнулся лицом мне в плечо. И снова я почувствовала его влажные губы на своей шее. Я вырвалась из его объятий, сделала несколько шагов назад и оказалась совсем близко к краю пропасти. Это произошло так неожиданно, что на какое-то мгновение я с ужасом подумала, что герр Шеллинг хотел столкнуть меня. Но огонь в его глазах неожиданно погас. Он поправил галстук, провел рукой по волосам и изобразил сочувствие на своем лице. «В чем дело?» — спросил он. Я была рассержена и смущена одновременно. «Герр Шеллинг, вы не должны так больше делать», — ответила я. «Делать что?» — поинтересовался он. Он выглядел таким искренне удивленным, что я засомневалась, было ли что-то на самом деле. Может быть, я неправильно истолковала его поведение? Он протянул мне руку. «Пойдем, Амелия, — сказал он, — давай спускаться обратно к карете». Я не приняла его руки. Герр Шеллинг поднял брови и сказал: «Хорошо, если ты считаешь, что сможешь спуститься вниз без моей помощи…» Он опустил руку, повернулся и пошел вниз по тропе. Я на мгновение замерла и не знала, что делать, но так как выбора у меня не было, я последовала за ним. Большую часть обратной дороги мы молчали. Иногда он предупреждал меня, чтобы я шла осторожнее, там, где, по его мнению, спуск был опасен: дорога была неровная, вся в ямах. Мы встречали людей, поднимавшихся нам навстречу. Они здоровались, и герр Шеллинг сердечно желал им хорошей прогулки. Это было так… обычно. Я тоже шепотом здоровалась и шла дальше следом за герром Шеллингом. Я чувствовала себя как… как провинившийся ребенок. Чем дальше мы спускались, тем меньше я была уверена, что герр Шеллинг вел себя непристойно, и тем больше мне казалось, что я… я не знаю.

— Все больше казалось, что вы что? — спросил Либерман.

— Слишком остро отреагировала. Вела себя как… — Она сделала паузу, прежде чем добавить: —…истеричка.

Тело Амелии Лидгейт оставалось совершенно спокойным, хотя ее дыхание все еще было немного взволнованным.

— В карете на обратном пути к улице Реннвег мы кое-как поддерживали беседу. Но чувствовалась сильная напряженность. Нас встретила фрау Шеллинг, которая заявила, что от прогулки у меня раскраснелись щеки. Я что-то ей вежливо ответила, но прибавила, что на самом деле чувствую себя нехорошо. «Это воздух, — сказала фрау Шеллинг, — наверное, он был слишком сырой. Ты, должно быть, простудилась». Я поспешила в свою комнату наверху и села у туалетного столика. Увидев свое отражение в зеркале, я поняла, что вся дрожу. Через несколько минут в дверь постучали. Это была фрау Шеллинг. Она спросила, не хочу ли я чаю. Я ответила, что не хочу, что мне нужно немного отдохнуть и что мне уже лучше. «Очень хорошо», — сказала она и оставила меня в покое.

— В течение следующих нескольких недель, занимаясь своими повседневными делами, я часто становилась объектом навязчивого внимания герра Шеллинга, ловила на себе этот его взгляд. Однажды вечером я сидела с ним и его женой в гостиной и читала. Фрау Шеллинг вышла, и я почувствовала, что атмосфера стала тягостной: комната будто наполнилась насыщенным душным запахом, похожим на вонь перезрелых фруктов. — Мисс Лидгейт закашлялась, плечи ее затряслись. — Я подняла голову и увидела, что герр Шеллинг улыбается мне. Это была очень неприятная улыбка. Я почувствовала… мне трудно это описать. — Внезапно она более решительно произнесла: — Я почувствовала себя беззащитной.

— Герр Шеллинг произнес несколько банальных фраз, а потом подошел и сел рядом со мной на диван, сел очень близко. Его нога прижималась к моей. Я попыталась отодвинуться, но уперлась в подлокотник. Он взял меня за руку, я попыталась ее вырвать, но он сжал сильнее. «Амелия, — сказал он, — знаешь, ты мне очень нравишься». Я опять не знала, что делать, и, ошеломленная услышанным, просто смотрела на него. Его лицо начало приближаться ко мне, и я, выдернув руку, бросилась к двери. «Амелия, — крикнул он мне вслед, — с тобой все в порядке?» Я распахнула дверь и плотно закрыла ее за собой. Посмотрев вверх, я увидела на лестнице фрау Шеллинг. Мне показалось, что она стояла там с тех пор, как вышла из комнаты. Она молча смотрела на меня. Я не могу описать ее взгляд, но казалось, что она — возможно ли это? — торжествовала. В конце концов фрау Шеллинг произнесла: «Я иду спать. Спокойной ночи, дорогая», — и с этими словами повернулась и скрылась в темноте.

— Я была не то чтобы напугана, а скорее расстроена, причем настолько, что задумывалась о возвращении в Англию. Но тут я представила себе последствия такого поступка. Что я скажу своим родителям? Моя мать так хорошо отзывалась о Шеллингах. Они переписывались с герром Шеллингом с самого детства, и она считала его добрым и благородным человеком… Конечно, я знала, что он вел себя неподобающим образом, но все еще думала, что могла… ошибиться. Я боялась, что если озвучу это, расскажу фрау Шеллинг или кому-либо другому, то окажусь в глупом положении. Было просто немыслимо, чтобы такой человек, как герр Шеллинг мог… желать… хотел… соблазнить девушку вроде меня. — Ее рассказ стал прерываться и закончился глубоким печальным вздохом.

— Мисс Лидгейт, — очень мягко сказал Либерман. — Вы можете припомнить следующий случай, когда герр Шеллинг вел себя неподобающим образом?

Веки молодой женщины снова затрепетали. Легко, почти незаметно, пошевелив головой, она продолжила:

— Я отправилась спать рано, в постели немного почитала и закончила вышивать свой рисунок. Я придумала его сама на основе иллюстрации, которую видела в «Herbarium Amboinense» Румфа. [7]— Либерман подумал, что это, очевидно, была работа какого-нибудь почтенного ученого-ботаника.

— Я попыталась заснуть, — продолжала мисс Лидгейт, — но безуспешно. Начался ураган; дождь лил не переставая, страшно гремел гром. Итак, я лежала и думала. Наверное, уже начиналось утро, когда я услышала, как на улице остановился извозчик. Это герр Шеллинг вернулся с позднего заседания в парламенте. По крайней мере, за обедом он говорил, что собирается туда. — При этих словах Амелия Лидгейт сморщила лоб, как будто даже сомнение в честности ее работодателя доставляло ей неприятные ощущения.

Я слышала, как он, спотыкаясь, идет по коридору. Затем герр Шеллинг выругался и стал медленно и тяжело подниматься по лестнице. Я думала, что он остановится на лестничном пролете внизу, но он продолжал подниматься. Мне стало нехорошо, меня охватило ужасное предчувствие. Я слышала, как шаги приближались к моей комнате. Когда герр Шеллинг подошел ближе, я поняла, что он идет осторожно, стараясь не шуметь, но одна из старых половиц все-таки скрипнула. Раздался стук в дверь. Я не ответила. Затем скрипнула, повернувшись, дверная ручка. Прежде чем лечь спать, я, конечно, заперла дверь, а ключ спрятала в прикроватную тумбочку. Герр Шеллинг упорно дергал дверную ручку и довольно громко. Он звал меня по имени: «Амелия! Амелия!» Пульс отдавался в моей голове. Я сжимала руками простыни и отчаянно надеялась, что проснется фрау Шеллинг. «Амелия, Амелия. Впусти меня. Мне нужно тебе кое-что сказать». Мне хотелось закричать: «Уходите, уходите! Пожалуйста, оставьте меня в покое», но я не могла, слова застряли у меня в горле. Вместо этого я просто лежала в темноте, охваченная ужасом. Через некоторое время — возможно, прошло всего несколько минут, но мне они показались вечностью, — герр Шеллинг оставил свои попытки проникнуть в мою комнату, и я услышала, как он уходит. Однако он не пошел вниз, как я ожидала, а стал подниматься на третий этаж.